Стоящий в тени Бога
Шрифт:
– Подожди! Я не понял, кто это такие: рыболов, зуй, солам, харгол и хатаб? – Оказалось, что у Гая великолепная память даже на пьяную голову.
– Я не знаю. – Иуда аж покраснел от стыда; нечасто приходилось ему произносить такие слова.
– Мнемон, поройся в библиотеках, поговори с охотниками и выясни! Вилка, чтобы эти птицы, по три разных вида в день, подавались мне и моим гостям!
Мнемон кивнул, просверлив Иуду обвиняющим острым взглядом, подобным бураву. Вилка, казалось, был снова на грани потери чувств.
– Какие еще новые лакомства сулит нам священная книга евреев?
– «...Из всех зверей четвероногих
– Квинтилий, добавь к своему списку анаку и кого там еще? Словом, всех, кроме хамелеона. Его я встречал в Иудее на озере Семехонитис. На вид совсем не аппетитный. Так, дай поразмыслить над сим необычным списком рецептов...
Иуду в очередной раз передернуло от негодования: сколько можно так обзывать Книгу Книг!
– ...Ходящие на лапах... Приготовить медведя – целиком... Рысь тоже способна поразить моих друзей. Жаркое из нее я однажды ел – превосходное, не зря германцы считают рысятину вкуснейшим мясом...
– А волка не пробовал, легат? – осведомился Иуда с невинным видом.
– За такие кулинарные предложения и языка можно лишиться! – вознегодовал патриций. – Это зверь священный для квиритов, символ Вечного города. Ладно, меню на две недели составлено, и очень экзотическое. Скажите все спасибо Иуде. Кстати, целитель, возляг на ложе и съешь что-нибудь. А я пока удалюсь в отхожее место...
С отбытием Гая атмосфера тихого ркаса в триклинии [83] сменилась стихией всеобщей неприязни к Иуде, наконец-то впившемуся зубами в холодную телячью ногу.
– Спасибо, удружил! – с ядом в голосе сказал Мнемон. – Ты сделал из меня знатока животных. Я теперь должен буду определять, кто такие зуй и анака с летаа.
– Не забудь про поиски копытных зайцев, – захихикал Лонгин. Он единственный из всех сохранил радостное настроение и доброжелательность.
– Все же ты, сынок, самый везучий человек в мире. – Бас Сертория, несмотря на невинность выражений, звучал злобно. – Заставить всех нас на протяжении двух недель жрать самое разнообразное дерьмо, а самому его даже не попробовать – это надо уметь! Почему тебе запретна ящерица, а мне – нет? Где справедливость? Где логика?
83
Триклиний – трапезная в римском доме.
Иуда отхлебнул вина и поперхнулся от внезапного приступа смеха. Начала сбываться его клятва – вредить римлянам любыми способами. Однако при виде несчастных лиц рабов его веселость испарилась: беднягам придется не только искать, покупать и готовить нечистых животных, но и доедать остатки после пиров – только ими они и питаются... Поистине: «И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль» (Пр. 14:13). Правда, когда гости Гая узнают, чем их потчуют, у них пропадет аппетит, и рабам останется много объедков...
– Я забыл упомянуть самое главное запрещение: «Не зари козленка в молоке матери его» (Исх. 23:19), – выпалил Иуда в лицо вернувшемуся Гаю.
– Молодая козлятина, сваренная в козьем молоке? Никогда не вкушал. Должно быть вкусно! Вилка, запомни!
Лица присутствовавших немного посветлели. Легат схватился за кубок, тем самым дав разрешение продолжить трапезу.
На корабле Иуда вынужденно довольствовался морским рационом, в дороге – походным, что было, собственно, одним и тем же набором продуктов: хлеб, сыр, куски вяленого мяса, соленая рыба, сушеные финики, вино, вода с уксусом. Ели путешественники, сидя на палубе или на земле. В полноценной застольной римской трапезе зелот участвовал впервые и боялся ударить в грязь лицом: вдруг квириты принимают пищу иначе, нежели иудеи, и посмеются над его неуклюжестью?
Подданные Давида и Соломона утоляли голод, восседая на коврах. После вавилонского пленения евреи переняли у своих завоевателей обычай возлежать во время трапезы за столом на ложах. Греки придерживались схожих традиций со своими соседями с Востока.
Иуда несколько успокоился, удостоверившись, что хоть в этом важнейшем для человека деле – принятии пищи – римляне вели себя по-людски!
На столах перед Гаем и его сотрапезниками не красовалось никакой утвари, кроме общих блюд с яствами, принесенных из кухни, – ни ложек, ни ножей, ни тарелок. Вместо последних использовались тонкие раскатанные лепешки. На них клали еду – в данном случае маленькие кусочки заранее нарезанного мяса – и приправы. Хлеб разламывался и подносился ко рту правой рукой; предварительно его обмакивали в соус, молоко и уксус. Суп подавался в чашках, его не хлебали, а выпивали, как напитки в кубках. Ложки уже появились, однако еще не вошли в моду. Едоки возлежали на левом боку, поэтому все действия совершали только десницей.
Утолив первый голод, Гай взалкал дальнейших развлечений.
– Эй, Перо! – окликнул легат своего раба. – Тебе было велено купить последние «Акты»! Читай!
– Вот они, милостивый господин... – Секретарь развернул свиток и начал читать заголовок: – «Акта сенатус»...
–Дурак! На что ты выбросил сестерции?! – забрызгал слюной мгновенно взбесившийся военачальник. – В Тартар никчемные отчеты о заседаниях идиотского сената! Мне нужны «Акта попули»! Получишь тридцать плетей!
– Прости, доблестный легат! – привстал с ложа и поклонился Квинтилий. – Перо не виноват, это я перепутал. Я заказал ему купить для моего патрона «Акта сенатус», но забрал у него не тот свиток. Сейчас я принесу тебе «Ведомости».
– О чем крик? – спросил Лонгина удивленный Иуда, притворяясь, будто не понимает по-латыни.
– «Акта попули», или «Ведомости», – это регулярно публикуемый свиток, содержащий правительственные постановления, выписки из сенатских протоколов, известия о новостройках, событиях в императорской семье, важнейшие новости в городе. Оригинальный текст каждого выпуска составляется правительственными чиновниками, с него делаются многочисленные копии по частным заказам, а подлинник отсылается в архив. «Акта сенатус» – подробные отчеты о заседаниях сената. Перо начал читать легату не тот свиток...
– И чего же ищет твой командир в ведомостях?
– Как чего? Новости о предстоящих развлечениях. Да сейчас сам услышишь...
– Ладно, Перо, не дрожи! Тебя не будут бичевать.
Возьми «Акты» у Мнемона, посмотри: нет ли чего интересного? – Волчий рык Гая превратился в кошачье мурлыканье.
– Новое постановление: запрещена продажа печеной и вареной пищи в харчевнях, – произнес Перо.
Вернувшийся Квинтилий перевел эту фразу Иуде. Тот заметил, что секретарь Гая бросил на эфиопа взгляд, полный благодарного обожания. Как потом узнал Гавлонит, Мнемон соврал, чтобы спасти Перо от предстоящей расправы за небольшую, в общем-то, провинность, и отдал Гаю «Акта попули», купленные им для Вара.