Стоять до последнего
Шрифт:
Подполковника мучила одышка. Шагать в гору навьюченным да еще со связанными руками не очень-то легко. Он хватал открытым ртом воздух, отчего внутри все пересохло. Автоматные ремни резали и натирали шею, а веревка, которой были связаны увесистые баул и кожаный портфель с бумагами, врезалась в плечо. Но стоило Лейману чуть замедлить шаги, как он получил в спину толчок:
– Давай, давай! Топай!..
В голосе русского открыто звучала ненависть, и подполковнику становилось не по себе. Красным ничего не стоит прикончить Иоганна Леймана! Для них он, конечно же, не представляет ценности… Даже странно, что до сих пор не пустили пулю в спину. «А может, ничего в том странного и нет, – размышлял Лейман, глотая густую слюну и обливаясь потом, – просто им нужна грубая рабочая сила, обыкновенный вьючный двуногий осел».
Узкая лесная тропинка вела все выше и выше. С каждой минутой приближался рассвет. На посветлевшем сером небе блекли звезды. Лейман шел и шел, равномерно передвигая одеревеневшие от усталости ноги, и молил Бога, чтобы тот ниспослал ему силы вынести муки, не упасть… Лишаться жизни в таком неопределенном положении он не хотел. Где-то в тайниках души тлела надежда спастись. Конечно же, в штабе хватились подполковника. И заносчивый капитан Фишер наверняка уже наткнулся на пылающий штабной «опель». Должен же он сообразить, что произошло?..
В те минуты, когда Миклашевский и его друзья поднимались на вершину лесистого холма, подгоняя пленного коротконогого подполковника, в те самые минуты к гатчинскому лесопарку подъехала легковая автомашина. Красноармейцы, стоявшие на посту, проверили документы и, открыв ворота, взяли под козырек. Рядом с шофером сидел моложавый, крупного телосложения полковник из штаба фронта, начальник Инженерного управления. Час назад он присутствовал на заседании военного совета, где обсуждалось положение под Лугой.
Ровно гудел мотор, шины мягко шуршали по усыпанной песком аллее старинного лесопарка, а в голове полковника звучали слова начальника штаба фронта: «…подразделения стрелкового полка и противотанковый дивизион под натиском танков и мотопехоты отошли за реку Плюссу. В бою подбито два десятка танков». Но рубеж на Плюссе лишь начало, предполье оборонительного рубежа, который пролег по правому берегу реки Луги. Маркиан Михайлович Попов, командующий фронтом, показывая на карте и отмечая красным карандашом, приказал:
– Завтра контратаковать в предполье на Плюссе. Задача – отбросить противника за реку.
После окончания совещания Маркиан Михайлович задержал начальника Инженерного управления. Потирая большое родимое пятно на крупном подбородке, командующий приказал:
– По данным разведки, в Стругах Красных во дворах и зданиях, минированных нашими крупными фугасами, расположились германские части. Немедленно взорвите три фугаса!
Фугасы ставили в присутствии полковника, тщательно маскируя каждый тяжелый снаряд и особенно его радиоприбор. Эти радиомины поступили на вооружение лишь совсем недавно, чуть ли не к началу войны.
Машина мчалась по аллее, ровной, как стрела, а по бокам тянулись в небо вековые липы, раскидистые клены, вязы, дубы. То там, то здесь мелькают в зелени ажурные павильоны, белокаменные террасы, лестницы, изящные мостики… Слева показалась ровная гладь Белого озера, на котором пышными зелеными шапками лежали причудливые островки. Еще совсем недавно здесь всегда было людно и весело, звенели голоса и звучала музыка. Неужели и сюда дотопают немецкие сапоги?
В дальнем глухом углу лесопарка штабную «эмку» снова дважды останавливали красноармейские посты. В самой глубине дремучего парка, укрытая от посторонних глаз, стоит обычная на вид военная автомашина. Эту машину строго охраняют. На ней установлена специальная мощная радиостанция. Командир роты, ответственный за работу радиостанции, а следовательно, и за взрыв радиофугасов, последние дни бессменно находился у сложной и четкой радиоаппаратуры.
– Где командир? – спросил полковник худощавого дневального.
– Только лег отдохнуть, товарищ полковник.
– Подымай!
Боец побежал в палатку. Скоро оттуда вышел высокий, спортивного склада мужчина лет двадцати пяти, загорелый до смуглости, с внимательными темными глазами. Торопливо застегнув пуговицы у ворота, он, еще окончательно не освободившись ото сна, шагнул навстречу и доложил:
– Старший лейтенант Яковлев…
Полковник движением руки остановил его и коротко отдал приказ:
– Взорвать три фугаса в Стругах Красных!
Сонное оцепенение мгновенно исчезает с лица Яковлева. Он несколько секунд смотрит на старшего командира, резко поворачивается и направляется к машине. Отрывисто звучат команды. Маленький коллектив приходит в движение. Монотонно зарокотал мотор. Напряженно загудели провода питания, замигали крохотные лампочки… Щуплый, узкогрудый радист с двумя треугольниками на петлицах гимнастерки занимает свое место. Яковлев склоняется над схемой и проверяет номера шифрованных радиосигналов. Потом поднимает голову и будничным тоном отдает приказ радисту.
Щелкают переключатели, мигают лампочки. Даже не верится, что в эти мгновения мощные волны-импульсы вырываются и летят в эфир… А за сто километров отсюда, в занятых немцами Стругах Красных, специальные сигналы уже приняли радиоприборы, установленные на тяжелых фугасах.
– Все, товарищ полковник! – докладывает Яковлев.
– Все? – переспрашивает полковник, словно он первый раз присутствует при посылке радиосигналов на взрыв. Впрочем, состояние полковника понять можно – он действительно впервые отдавал приказ о взрыве настоящих, а не учебных фугасов.
– Так точно, все! Разрешите обратиться?
– Слушаю?
– Попросите летчиков, товарищ полковник, пусть слетают и посмотрят на результаты.
Миклашевский решил сделать привал на вершине холма. Неподалеку, на пологой поляне, высилась копна свежего сена. Густые кусты и деревья, росшие вокруг, надежно скрывали стоянку маленького отряда. Двигаться днем по захваченной врагом местности было рискованно.
– Отдых до вечера? – спросил Александрин.