Стоять до последнего
Шрифт:
– Нас испугались, – сказал Петька.
– Чуткая птица.
– Дядь Вась, можно вас спросить? – Петька заглянул в лицо летчику.
– Валяй.
– За что вам орден Красной Звезды дали?
– Долго, Петруха, рассказывать.
– Много немецких самолетов сбили? – допытывался парнишка.
– Немецкие тоже приходилось сбивать, а орден у меня за Монголию.
Дратунь мог бы поведать о славных боях летом позапрошлого года против японцев на восточной границе Монгольской Народной Республики, в районе реки Халхин-Гол, но за болотом в утренней тиши послышался яростный собачий лай.
– Собаки брешут, – удивился Петька, – вроде бы на охоте…
– Какая сейчас охота!.. – чертыхнулся Дратунь, прислушиваясь к выстрелам.
– Стреляют, да? – Петька вопросительно взглянул на летчика. – Вот еще… Слышите?
– Да, слышу.
Перестрелка становилась все ожесточеннее. Дратунь вслушивался. Одни автоматные очереди. Автоматы, конечно, немецкие, по звуку определить можно. Редкие пистолетные хлопки… Все больше стрекочут автоматы. Видно, они и у тех, и у других. Дратунь хмурился, стараясь по темпу и характеру перестрелки определить силы. Если автоматы и у наших, значит, там нерегулярные части, пробиваются к своим окруженцы. А может быть, наша спецгруппа? Ведь только что ухнули взрывы. Подорвали объект и уходят…
Дратунь вынул пистолет. Одна обойма полная и еще шесть патронов. Не ахти как вооружен. Но он не стал долго раздумывать. Его место там, где сражаются наши.
– Веди, – попросил он Петьку. – Самой ближней… Понимаешь? Самой ближней!
– Можно прямиком… Через болото, – ответил Петька, загораясь решительностью летчика: ему страсть как хотелось увидеть настоящий бой!
– А пройдем?..
– Мы тут клюкву собирали, – выпалил Петька, не уточняя подробностей: в этих болотистых местах он всего один раз бродил, да и то на спор. – Вон кривая березка, у нее сухая ветка торчит, рядом ива, дальше будет сломанная осина… Тут приметная дорога. Пошли!..
– Пошли, – согласился Дратунь.
Немцы появились неожиданно. Рассыпавшись цепью, они полукольцом охватывали высотку. Первым их заметил Тагисбаев. Чуткое ухо степняка уловило чуть слышное собачье повизгивание. Откуда здесь собаки? Чьи они?
Бердыбек, быстро дожевав кусок колбасы, вскочил на ноги.
– Ты куда? – остановил его Миклашевский.
– Там собаки… Пойду посмотрю.
– Показалось, – сказал Матвей.
Тагисбаев, прихватив автомат, неслышно скользнул в кусты. Вначале Бердыбек не поверил своим глазам: два немца находились в двухстах метрах от него, бежали пригибаясь, держа натянутые поводки, на которых рвались вперед крупные овчарки… У Тагисбаева во рту стало сухо. Вскинув автомат, он тщательно, как на стрельбище, прицелился и выстрелил. Первый немец уткнулся лицом в траву. Его пес хрипло залаял, пытаясь сорваться с ремня. Пса тут же поддержали нетерпеливым лаем еще три овчарки. Подножие вершины сразу ожило. Немцы, молча бежавшие за проводниками с собаками, открыли пальбу из автоматов.
– Нас окружают! – закричал Тагисбаев. – Тревога!..
Миклашевский и Александрин схватили автоматы. Подполковник Лейман тоже встрепенулся. Наконец-то идут свои!.. Он выпрямился и, стараясь быть хозяином положения, повелительно крикнул:
– Рус швайне! Развязайт рука официрен! Шнель! Стреляйт нет! Я есть большой официрен! Обещайт тебе, тебе и тебе хороший плен! Обещайт жизню!..
Игорь поднял толстый портфель. Куда его деть? Был бы заплечный мешок, можно бы сунуть туда. А нести в руках нельзя, мешает, – все время надо наготове держать автомат, чтобы отстреливаться. Но и бросать важные документы – а Миклашевский не сомневался, что ему попались важные штабные бумаги, – не хотел. И тут он придумал, вспомнил школьные годы. Быстро расстегнул ремень и, продев сквозь ручку, привязал портфель себе к животу, затем схватил Леймана за грудки, тряхнул и рывком поднял на ноги.
– Вставай!
– Уходить надо! – кричал Александрин, отстреливаясь от наседавших гитлеровцев. – Игорь! Кончай с гадом!..
– Успеем!
Миклашевский повесил на шею два автомата, подумал, потом наклонился, взял дергающегося немца за ремень, приподнял и взвалил, как мешок, на плечи.
– Отходим!..
Лейтенант сбежал вниз первым, спотыкаясь и скользя по влажной траве. Скинув груз на землю, Миклашевский улегся рядом и стал короткими очередями прикрывать своих друзей. Александрин с автоматом в руке большими прыжками бежал по косогору. Тагисбаев, споткнувшись о корень, кубарем скатился под гору, но тут же вскочил. Повязка на голове сбилась, он тяжело и прерывисто дышал.
– Лейтенант!.. Патроны кончаются!.. Худо дело!..
– Бей короткими!.. Короткими!..
Миклашевский понял, что долго им не продержаться. Он вскочил и, перекинув через плечо впавшего в обморочное состояние подполковника, побежал, слегка пригибаясь под тяжестью. Александрин и Тагисбаев бежали рядом. Сзади раздавались хриплый лай овчарок, крики немцев и всплески автоматных очередей. Преследователи не отставали.
Лес предательски редел. Сосны и ели-великаны отступали назад, все чаще попадались осины, березки, вставали на пути заросли можжевельника, орешника… И вдруг меж стволов блеснул разлив воды, заросший зелеными кустами, островками камыша и осоки.
– Болото! – выдохнул Александрин. – Пропали!
Сворачивать, менять направление уже не имело смысла – собачий лай, гортанные крики и пальба приближались с трех сторон. Гитлеровцы, видимо, все заранее обдумали. Они прижимали русских к болоту, надеясь взять живьем: сдаться в плен, конечно же, благоразумнее, чем погибать в трясине!
Александрин, запыхавшись, остановился.
– Что скажешь, командир?
Тагисбаев, поправив сползавшую на глаза повязку с застывшими темными пятнами крови, выкрикнул:
– Драться!..
– В болото! – приказал Миклашевский. – Поняли меня? Туда оттащим немца… Подальше оттащим! Пусть привлекает! А сами в сторону! Прикрывайте меня!
Миклашевский, поправив тяжелую ношу на плечах, полез напролом через кусты в сторону камышовых зарослей. Под ногами захлюпала вода, в нос шибануло спертым прелым воздухом. Гитлеровец мешком висел на плечах Игоря и не подавал признаков жизни. Когда Миклашевский не удержал равновесия и, приседая, окунул Леймана головой в болотную воду, тот сразу пришел в себя, яростно задрыгал ногами и, выплевывая грязь, заорал диким голосом. Игорь обхватил дергающиеся ноги фашиста, стиснул их, словно клещами. Лейман извивался ужом, продолжал орать.
Наконец Миклашевский достиг зарослей камыша. Под ногами вязкая тина. Но он шел дальше и дальше, продираясь сквозь зеленые кустарники, проваливаясь по пояс в жижу. Чем дальше, тем становилось глубже. Игорь несколько раз падал, окуная с ног до головы и Леймана, который не переставал отчаянно кричать.
Вдали от берега, где камыш стоял почти сплошной стеной, Миклашевский сбросил с плеча подполковника, волоком протащил в заросли и, выбрав подходящее место, поставил Леймана на ноги. Болотная вода доходила немцу почти до подбородка, и тот вынужден был задрать лицо вверх, чтобы не хватать ртом вонючую жижу.