Страх и отвращение в Лас-Вегасе. Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты
Шрифт:
Красная Акула торчала на Фримонте, там, где я ее оставил. Я заехал в гараж и зарегистрировал ее: машина доктора Гонзо, никаких проблем, и если кто-нибудь из вас будет бездельничать, мы еще до утра разнесем всю вашу шарашку. Без всяких сантиментов – только оплатим номер.
Когда я вернулся, мой адвокат лежал в ванне, погруженный в зеленую воду – маслянистый продукт какой-то японской соли для ванн, которой он обзавелся в магазине подарков отеля, не считая нового AM/FM-радио, включенного им в розетку для электробритвы. На полную громкость. Звучала какая-то бессмыслица в исполнении хряков из
«Сначала Леннон, теперь это, – думал я. – Следующим будет Гленн Кэмпбелл, визжащий “Куда подевались все цветы?”».
А куда, собственно? Никаких цветов в этом городе. Только насекомоядные растения. Я приглушил звук и заметил рядом с радио большой кусок разжеванной белой бумажки. Изменения громкости мой адвокат, похоже, не заметил. Он потерялся во мгле зеленых испарений, и лишь голова наполовину торчала над водой.
– Ты это съел? – спросил я, держа в руке белый катышек.
Он проигнорировал мой вопрос. Но я все понял. До него будет доходить как до жирафа в ближайшие шесть часов. Он сожрал целую марку.
– Ах ты, злобная сука, – сказал я. – Надейся только, что в сумке остался торазин, потому что, если его там нет, у тебя завтра будут серьезные напряги.
– Музыка! – заревел он. – Вруби ее снова! Поставь ту пленку!
– Какую пленку?
– Новую. Вон там.
Я взял радио и обнаружил, что это еще и магнитофон – одна из тех штуковин со встроенным кассетником. И пленку, «Сюрреалистическую подушку », надо было всего лишь перемотать. Он уже прослушал первую сторону – на такой громкости, что только мертвый бы не проснулся во всех комнатах в радиусе ста ярдов, невзирая на стены и все такое.
– «Белый Кролик», – изрек он. – Я хочу чтобы звук нарастал.
– Ты обречен, – поставил я свой диагноз. – В ближайшие два часа я тебя покину, а потом сюда поднимутся люди и выбьют из тебя все несусветное дерьмо большими дубинками, обтянутыми кожей. Прямо здесь, в ванне.
– Я сам вырою себе могилу. Зеленая вода и «Белый Кролик»… поставь его; не заставляй меня пускать в ход вот это.
И из воды взметнулась его рука, судорожно сжимавшая охотничий нож.
– Господи, – пробормотал я, и в тот самый момент неожиданно понял, что помогать ему бесполезно: он был выше этого и валялся в ванне с обкислоченной головой и острейшим ножом, который я когда-либо видел в своей жизни, полностью потеряв способность внимать разумным доводам и требуя «Белого Кролика». «Приехали», – подумал я. Слишком уж далеко я зашел с этим водоплавающим уродом. На этот раз он отправился в суицидальное путешествие. И хотел этого. Он был готов…
– О’кей, – сказал я, перевернул пленку и нажал «пуск». – Только, может, сделаешь мне последнее одолжение? Можешь дать мне всего два часа? Все, о чем я прошу: дать мне поспать всего два часа до завтра. Я подозреваю, что будет очень трудный день.
– Ну конечно. Я же твой адвокат. И дам тебе то время, о котором ты просишь, по моим расценкам: 45 долларов в час. Но ведь ты захочешь отложить что-нибудь на черный день, так почему бы тебе просто не оставить
– Как насчет чека? – спросил я. – На предъявителя в Национальном банке Сотуф. Тебе не потребуется там удостоверение личности, чтобы получить по нему деньги. Они меня знают.
– Как угодно, лишь бы игра стоила свеч, – сказал он, начав дергаться под музыку. Ванная напоминала внутренности огромного испорченного репродуктора. Гнусные вибрации, подавляющий звук. Пол был весь залит водой. Я отодвинул радио как можно дальше от ванны, насколько позволял шнур, затем вышел и плотно закрыл за собой дверь.
Не прошло и минуты, как он стал кричать мне:
– Помоги! Ты, скотина! Мне нужна помощь!
Я влетел внутрь, полагая, что он случайно отрезал себе ухо.
Но нет… он изо всех сил тянулся из ванны к мраморной полке, где стоял приемник.
– Я хочу это блядское радио, – мычал он.
Я едва успел перехватить у него технику.
– Идиот! – заорал я, отталкивая его руку. – Залезай обратно в ванну! И лапы прочь от этого чертова радио!
Громкость была настолько запредельной, что разобрать, кто и что играет, если только ты не знаешь « Сюрреалистическую подушку » почти наизусть, не представлялось возможным… я, в свое время, знал каждую ноту этого альбома и уловил, что «Белый Кролик» уже закончился: кульминация накатила как волна и отхлынула обратно в море.
Но мой адвокат, как оказалось, никогда не загружал себя изучением музыкального материала. Он хотел большего.
– Прокрути пленку назад! – кричал он. – Я хочу ее снова! – Его глаза переполняло безумие, взгляд блуждал… Он походил на человека, дошедшего до последней стадии какого-то ужасного психического оргазма… – Запускай ее! – визжал он как недорезанная свинья. – И когда дойдет до этой фантастической ноты, где Кролик откусывает себе на хрен голову, я хочу, чтобы ты бросил это радио ко мне в ванну, твою мать.
Я посмотрел на него, продолжая крепко держать в руках приемник.
– Не по адресу, – выдавил я, наконец, из себя. – Буду счастлив прямо сейчас бросить со всего размаха в ванну с тобой какую-нибудь 440-вольтную электродубинку для скота, но только не это радио. Да тебя прямо в стенку впечатает: десять секунд – и ты труп. – Я засмеялся. «Вот дерьмо, они же заставят меня потом это объяснить — потащат на какой-нибудь гнилой судебный осмотр тела коронером и присяжными, допросят «с пристрастием»… да… все подробности. Мне это не нужно».
– Хуйня! – завопил он. – Просто скажи им, что я хотел улететь!
Я немного поразмыслил и сказал:
– Ладно. Ты прав. Наверно, это единственно возможное решение. – Я поднял кассетник/радио, все еще включенное в сеть, и занес его над ванной: – Просто мне надо быть полностью уверенным в том, что я все себе уяснил. Ты хочешь, чтобы я бросил эту штуку в ванну, когда наступит кульминация в «Белом Кролике», так?
Он плюхнулся обратно в воду и расплылся в благодарной улыбке.