Страх Мудреца. Дилогия
Шрифт:
Медленно двигаясь, я полез в глубокую подветренную тень ближайшего дерева и вытащил мой шаед.
Я осторожно развесил его на низко свисающих ветвях так, чтобы он висел, как темный занавес между нами.
Потом я согнувшись сел на другой скамейке,и открыл застежки на футляре моей лютни.
Когда каждая из них щелкнув открылась, лютня издала знакомый гармоничный звук, как будто хотела освободиться.
Я вытащил ее наружу и мягко начал играть.
Я сунул кусок ткани внутрь корпуса лютни, чтобы смягчить
И я заплел часть красных ниток между струнами.
Частично, чтобы они не звенели слишком сильно и отчасти из-за отчаянной надежды, что это может принести мне удачу.
Я начал с исполнения "В деревне кузница". Я не пел, обеспокоенный, что Вашет обидится, если я пойду так далеко.
Но даже и без слов, это песня звучит, как плач.
Это музыка, которая говорит о пустых комнатах, холоде кровати и потере любви.
Не останавливаясь, я перешел к "Ожиданию фиалки", затем к "Дому на Западе от Ветра". Последнюю песню любила моя мать и когда я играл, я вспомнил о ней и начал плакать.
Затем я играл песню, которая пряталась в центре меня. Ту бессловесную музыку, которая двигалась через секретные места в моем сердце.
Я играл ее осторожно, наигрывая ее медленно и низко в темной ночной тишине.
Я хотел бы сказать, что это веселая песня, что она сладкая и яркая, но это не так.
И, в конце концов, я остановился.
Кончики моих пальцев горели и болели.
Прошел месяц, с тех пор, когда я играл в течение длительного времени, и они потеряли свои мозоли.
Подняв глаза, я увидел, что Вашет оттащила мой шаед в сторону и наблюдала за мной.
Луна висела позади нее, и я не мог видеть выражение ее лица.
– Вот почему у меня нет ножей вместо рук, Вашет, - сказал я спокойно.
– Это то, что я есть.
Глава 122
Уход.
На следующее утро я проснулся рано, быстро поел и вернулся в свою комнату, прежде чем большинство из школы не пошевелилось в своих постелях.
Я закинул за плечи мою лютню и дорожный мешок.
Я завернул шаед вокруг себя, проверяя, что все, что нужно было правильно уложено в карманы: красная струна, восковый моммет, хрупкое железо и пузырек с водой.
Затем я надел капюшон моего шаеда и оставил школу, пробираясь к дому Вашет.
Вашет открыла дверь между моим вторым и третьим ударом.
Она была без рубашки и встала с обнаженной грудью в дверях.
Она многозначительно посмотрела на меня, принимая во внимание мой плащ, дорожную сумку и лютню.
– Это утро для посетителей, - сказала она.
– Входи.
Ветер еще холоден так рано.
Я вошел внутрь и споткнулся на пороге так, что мне пришлось опереться другой рукой на плечо Вашет, чтобы удержать себя.
Моя рука неуклюже
Вашет покачала головой, когда она закрыла за мной дверь.
Равнодушная к своей почти полной наготе, она завела обе свои руки за голову и начала заплетать половину своих распущенных волос в короткую, жесткую косу.
– Солнце едва появилось на небе сегодня утром, когда Пенти постучала в мою дверь, - сказала она в разговоре.
– Она знает, что я была зла на тебя.
И хотя она не знала, что ты сделал, она говорила от твоего имени.
Удерживая косу одной рукой, Вашет потянулась за полоской красной ленты и завязала ее.
– Затем, не успела моя дверь закрыться, мне нанесла визит Карсерет.
Она поздравила меня с тем, что я наконец дала тебе то лечение, которого ты заслуживаешь.
Она потянулась назад к косе с другой стороны волос, которую ее пальцы проворно скручивали.
– Обе они раздражали меня.
Как будто не было другого места, чтобы поговорить о моем ученике.
Вашет завязала вторую косу.
– Тогда я подумала про себя, чье мнение я уважаю больше?
– Она посмотрела на меня, что сделало это для меня вопросом, на который нужно ответить.
– Вы больше уважаете свое собственное мнение, - сказал я.
Вашет широко улыбнулась.
– Ты совершенно прав.
Но Пенти не совсем дура.
И Карсерет может быть злой, как человек, у которого такой характер.
Она взяла длинный кусок темного шелка и обвила его вокруг ее туловища, по плечам и по ее обнаженной груди, поддерживая и держа их близко к своей груди.
Потом засунула конец ткани на себя, и он как-то остался плотно закрепленным.
Я видел, как она делала это несколько раз, но, как все это работает, по-прежнему было для меня загадкой.
– И что вы решили?
– спросил я.
Она пожала плечами своей кроваво-красной рубахой, одетой поверх ее головы.
– Ты все еще остаешься головоломкой, - сказала она.
– Мягкий и проблемный, умный и глупый.
– Ее голова вышла из рубашки и она серьезно взглянула на меня.
– Но тот, кто разрушает головоломку, потому что не может решить ее, оставляет Летани.
Я не такой человек.
– Я вижу, - сказал я.
– Я был не рад покинуть Хаэрт.
Вашет подняла бровь на это.
– Я осмелюсь сказать. что ты не будешь.
– Она указала на футляр лютни, висящий на моем плече.
– Оставь это здесь или люди будут говорить.
Оставь свою сумку тоже.
Ты сможешь вернуть их назад в свою комнату позднее.
Она изучающе поглядела на меня.
– Но возьми плащ.
Я покажу тебе, как бороться, когда его носишь.
Такие вещи могут быть полезны, но только если ты сможешь избежать в них запутаться.