Страна Лимония
Шрифт:
Внезапно идиллическая картинка пропала. Герман боковым зрением заметил движение. «Что за чёрт!» — раздосадовано подумал он, направляя оптическую трубу в сторону возникшей помехи. В изумрудной зелени экрана ночного прибора отчётливо маячил афганец в длинной белой рубахе и мешковатых штанах. «Как он только не мёрзнет?» — прокомментировал его появление слегка продрогший часовой. В руках у афганца был какой-то большой бесформенный предмет. Нарушитель шёл со стороны Самархеля в направлении одинокого дерева на краю поля. Вот он остановился и начал оглядываться. Нет, пошёл снова. Герман передёрнул затвор автомата и ловким движением закрепил
«Связник из Пакистана! Идёт от Мулло Омара!» — догадался часовой. Вдруг совсем рядом с деревом замаячила голова связника, да так и осталась неподвижной, слегка возвышаясь над высокой травой.
«Что ж он через поле-то не идёт? — задал сам себе вопрос часовой. — Может, он мину закладывает? — продолжал прикидывать варианты наблюдатель. — Точно, мину, сволочь, ставит... а это что за дымок над ним поднялся? Надо сообщить руководству».
— Восток, Восток! Я Первый. Приём!
Рация шипела, но не отзывалась. Герман повторил вызов.
— Первый, что тебе? — проклюнулся заспанный голос.
— Восток, Восток! Тут афганец мину закладывает. Приём!
— Где закладывает? Приём!
— Под деревом, у поля. Приём!
— Под каким деревом? Что за чёрт!.. — Шипение, и через несколько секунд: — Первый, жди, не стреляй. Я к тебе! Конец связи.
Герман внутренне собрался, присел на одно колено, намотал ремень автомата на руку и впился глазом в ночной прицел. Голова нарушителя вновь пришла в движение. Наконец он встал, одной рукой легко придерживая какую-то ветошь, и двинулся в обратную сторону. Герман слегка нажал на курок, не выпуская из перекрестья подозрительного человека. «Ну что этот «Восток» медлит. Уйдёт же, уйдёт сейчас!»
Словно отвечая на мысленный посыл часового, со стороны затихших палаток послышались торопливые шаги. Вот затрещали сухие ветки под ногами бегущего человека. Наконец из кустов вынырнул наспех одетый «Восток» с автоматом наперевес.
— Где афганец?
— Да вот же, к дороге подходит.
— А где мину заложил?
— Вон, под тем деревом.
— Тебя как звать?
— Герман. А что?
— А то, Герман, что нафар твой «до ветру» ходил.
— Как же так, — возмутился часовой, — он же свёрток туда нёс, а обратно — только обёртку какую-то.
— Эх, салага! — в сердцах выдохнул «Восток». — Твой афганец сходил по-большому. И все дела.
— Да я сам видел: он сел, потом дымок пошёл...
— Какой дымок! Это он тёплой водой из бурдюка подмывался. И не дымок, а — парок! Пойми, салага...
— Герман я!
— Хорошо, пусть будет Герман. Так вот, Герман, ни один уважающий себя афганец в туалет ходить не будет. Не приучен. Мы их уже год как дрессируем. На работе ещё прикидываются, а как домой, так сразу в поле или под дувал. Ты знаешь, они струю стоя пустить не могут!
— Да ну!
— Вот тебе и «да ну»! Слушай, Герман, сиди себе тихо. Ничего не случится. Можешь соснуть, если приспичит, только не тревожь больше меня!
— А тебя как звать?
— Виктором... майор Белоусов, — отрекомендовался «Восток».
— Очень приятно...
— Мне тоже... Ну так как, договорились? Ты мне дашь поспать?
Герман охотно согласился и пообещал больше его не беспокоить. Остаток дежурства прошёл спокойно. Молодой
— Ты сменщик? — полюбопытствовал Герман, когда его накрыла первая волна перегара.
— А ты кто такой? — закрываясь «лукошком» от света, вызывающе взвизгнул леший.
— Часовой!
— Нет, я — часовой! — не унимался бородач.
— Хорошо, хорошо! Давай, меняемся по-быстрому!
— М-м-м! — с этим звуком сменщик окончательно нарисовался, волоча за собой по земле автомат за отпущенный на всю длину ремень.
— Выгуливаешь? — не без иронии спросил его Герман.
— Кого?
— Калашникова.
— А-а-а... Нет! Я на пост иду!
— Скатертью дорога...
— Подвинься! — потребовал леший и, не дожидаясь согласия, боком завалился на старый матрас, уже нагретый Германом.
В родной палатке по-прежнему горел свет, но её обитатели уже спали. Их тела живописно распластались по всем углам. Поперёк кровати Германа лежал так и не успевший раздеться Володя Конюшов. «Пусть себе спит», — подумал Герман, выключая свет и ложась на чьё-то пустующее место.
Хмурое утро
Утром похолодало. В десятом часу в палатку вошёл полковник Стрельцов. Смурные офицеры, сгрудившись вокруг керосиновой печки, пили чай.
— Почему никого нет на совещании? — строго спросил полковник.
Офицеры молчали. После второго «почему» Малышкин и Селиванов, путая друг друга, пытались замазать коллективное разгильдяйство напряжённой обстановкой, сложившейся ночью.
— Вот спросите Германа, — сваливая продолжение объяснения на единственную трезвую голову, вешал «лапшу» на полковничьи уши усталый Селиванов. — Он сегодня ночью заметил странные перемещения «духов».
— Ладно, пусть доложит на совещании. В десять-тридцать — всем в штабную палатку! — закончил утренний обход командир «Тибета».
Обстановка в штабной палатке напоминала собрание общества анонимных алкоголиков. Несмотря на обилие карт, наглядных пособий и лозунгов, развешанных по её стенам, общий разговор никак не мог выйти на решение предстоящих оперативно-боевых задач. Капитан Гаджиев, стоя с указкой у карты провинции Нангархар, докладывал последние изменения в ситуации вокруг Джелалабада. Он, глядя в бумажку, перечислял главарей новых банд, передвижения и места дислокаций старых. Сыпал всеми этими «Ахмадами», «Гуломами», «Моххамадами» и прочими мусульманскими именами собственными.