Страна Лимония
Шрифт:
– Ой, да ладно, не надо. Я и без памятника…
– Это честь для тебя, брат, это твой долг – памятник. Не отказывайся! Это для народа, как символ его свободы, аллегория Анархии!
– А что будет-то? Что за акция?
– О-о! – Санди звонко постучал себя по лбу костяшками пальцев. – Гениальная разработка! Верблюд и рак танцуют краковяк! Сейчас расскажу. За мной!
Санди вскочил на ноги, махнул Серёге и они, пригибаясь, побежали через улицу. Санди даже вилял на бегу, как будто в него уже стреляли. За углом снова выпрямились и пошли не спеша, солидно, словно возвращающиеся с завода домой работяги.
– Новый мир! – задыхаясь, говорил Санди. – Новые отношения, всё новое! Никакой пиндосовской
Серёга не понимал.
– Треугольник, братан, треугольник! По-научному – домен! Все организуются в треугольники, в домены, старших нет – анархия же! Все равны, абсолютно! Никто никому не начальник! Свобода творчества небывалая! Треугольники независимы. Если надо связаться с друзьями, с другим треугольником, то выделяется по одному товарищу из каждого треугольника, и они образуют новый треугольник, второго слоя, сверху! Но они не начальники первому слою, нет! В этом-то и идея! Они просто осуществляют связь, как почтальоны. Надо – третий слой, четвертый! По всей стране! Это называется "социократия", брат, я покажу тебе словарь! Но это же чистая анархия, когда нет старшего! Это наш идеал! Понимаешь?!
Серёга, всё равно, ничего не понял, но, чтобы не огорчать Санди, покивал многозначительно и присвистнул.
– Так ты так и не сказал, что за акция-то завтра?
Санди счастливо засмеялся и обнял Серёгу за плечи.
– Завтра, брат? Завтра придёт конец старому миру, это да! Завтра, брат, мы убьём эту сволочь Шойгу!
Глава 11.
Эта потрясающая, совершенно неожиданная новость на минуту оглушила Серёгу. Он сбился с шага, затормозил, и даже протянул руки вперед ладонями, будто отталкивая от себя саму эту гениальную идею Санди – убить кого-то, пусть даже и диктатора.
– Постой, но это же… – начал Серёга, но Санди не дал ему досказать.
– Думаешь, невозможно?! – весело выкрикнул он. – В нашем-то бардаке?! Да это легче, чем два пальца об асфальт! Вот именно, об асфальт!
Санди захихикал.
– Сегодня иду после акции, вижу – работяги трамвайные пути в асфальт закатывают. Вы чего, спрашиваю, охренели вконец, божьи люди?! Они давай ругаться. Оказывается, к нам едет ревизор! Сам Кужегутович, Шойга. И чтобы его не растрясло, старенького, надо все улицы, по которым он проедет, сделать как зеркало, гладкими. Рельсы, не рельсы, колдобины – в асфальт, срочно! Завтра в семь утра он проедет. И по местам работ понятно, по каким именно улицам! Вот идиоты! Всё перекроют, конечно, наставят мобил вдоль дороги, но я придумал кое-что нестандартное! Мы его взорвём! Вот! Ах ты, черт!..
В этот момент произошло несколько событий одновременно. Во-первых, Санди достал из кармана знакомую уже Серёге гранату. Во-вторых, из-за ближайшего угла вывернула белая патрульная машина и взвыла сиреной. Санди растерянно обернулся на Серёгу, и тут же его лицо перекосилось в отчаянном крике:
– Цыга-ан! Беги-и! Я задержу-у!..
Санди провернулся на месте на полусогнутых ногах, полы его куртки взлетели за спиной, как черные крылья, Санди дернул рукой с гранатой к лицу, закусил кольцо зубами, рванул, но ничего у него не получилось, кольцо только протарахтело по зубам и устояло, а затормозить Санди уже не мог, рука с гранатой пошла в замахе вперед, сейчас она полетит в мобил, в следователя Манюнина, выскакивающего как раз из машины…
И тут Серёга шагнул вперед и ударил Санди по руке с гранатой.
Зеленая баночка с кольцом выскочила из кулака Санди и, жужжа как шмель, улетела вбок, в кусты. Санди, завершая бросок, в ужасе уставился на свою пустую ладонь, глаза его расширились и стали жалобными, он пару раз неуверенно шагнул и начал медленно-медленно падать вперед, на колени. Мобилы бежали ему навстречу, как сквозь воду, длинными плавными прыжками. Санди в падении повернулся боком, и Серёга поймал его взгляд, как показалось ему, любящий и всепрощающий. Губы Санди медленно шевелились, будто он что-то говорил, но Серёга не слышал ни звука. Тут передний из мобил врезался в Санди, подмял его в падении, закружилось оранжевое и черное, взлетели ноги Санди в бутсах, поднялся и опустился кулак одного из мобил, Санди завернули куртку на голову и стали охаживать его дубинками. Серёга попятился, споткнулся о край тротуара, и повалился спиной вперед на газон. На глаза упала тень – подошел Манюнин.
– Обрадовался, Паслёнов?! – сказал он, растягивая губы в зубастой улыбке. – Думал, сам сбежал, да?! А я так и рассчитал – выведет нас Маслёнов на своего главного, выведет на Горячева. И так и получилось! Так что, гуляй, Паслёнчик, спасибо, товарищ, помог Органам! Тебя брать не велено, педовку твою – само собой, а фюрера вашего я уж прихвачу лет на десять ликвид-работ. Передать ему от тебя привет, а, Паслюня?
И Манюнин с силой наступил Серёге на ладонь – вроде как попрощался за руку. Как только пальцы не сломал. Хорошо, земля была мягкая.
Потом ушел. Мобилы волоком потащили Санди к машине, как мешок с картошкой. Голова у Санди болталась – похоже, он был без сознания. Дверцы хлопнули выстрелами, фыркнул мотор, взвыла на миг сирена и стихла, мобилы и следователь уехали.
Остался Серёга один.
Конечно, не совсем один. Была еще парочка прохожих на другой стороне улицы, они как раз уходили скорым шагом, почти бежали. И была еще граната.
Серёга нашарил ее среди веток, выцарапал, сунул в карман. Зачем – сам не знал. На память о Санди, наверное. И о чудесном новом мире, который мог начаться завтра, да уже не начнется.
Держась за ствол молодого деревца, Серёга поднялся и постоял так некоторое время, пока ноги снова не согласились его слушаться. А что в том было толку? Куда идти этими ногами, Серёга даже и представления не имел…
Со всех сторон его окружал бесконечный город, бесплодный как пустыня, как скалы. Другой жизни нет, можно годами идти через город Лимонов, через страну Лимонию, и будет вокруг всё то же самое – асфальтовые дороги, ведущие из ниоткуда в никуда, испуганные полумёртвые люди, плоские дома до неба, блестящие слепыми окнами, пустыри, заборы, заводы, трамвайные рельсы, по которым изредка прогромыхивают раздолбанные трамваи со спящими внутри работягами, и повсюду, повсюду – мобилы в своих патрульных мобильниках, оранжевые от неутолимой злости и белые от застарелого бешенства. Взвоет сирена – вокруг только ссутулятся и постараются побыстрее проскочить на полусогнутых, чтобы, не дай бог, не заметить – кого это там знакомого волокут на ликвидацию.
Серёга достал из кармана гранату, повертел ее в ладони, подёргал слегка за колечко. Граната спала, не проснулась. Граната была семечком, из которого, вспыхнув, мог вырасти цветок очистительного хаоса, цветок Анархии, кровавая роза нового мира. Серёга поднес гранату к губам, подышал на нее теплом. На миг ему показалось, что внутри зеленого яйца тяжело толкнулось сердце пробудившегося к росту железного цыплёнка.
Серёга спрятал гранату за пазуху, оглянулся по сторонам. Куда идти? Все стороны были одинаковы, все были мёртвыми, лишь с одного направления, от боковой улицы, слегка тянуло запахом Амареты, еле слышно звало надеждой, жизнью, Крысой. Баюкая одной рукой под рубашкой гранату, Серёга побрёл на этот зов.