Страна Лимония
Шрифт:
Идти далеко не пришлось. Деревья расступились, открыв по-городскому уродливое строение, отделанное для защиты от непогоды мелкой цветной плиточкой. Часть ее, всё-таки, не устояла перед дождями и уже осыпалась, но и по остаткам можно было понять – когда-то плиточки складывались в огромные красочные картины – на них мрачные дети-близнецы в алых галстуках на тонких шеях смотрели из-под руки, дудели в трубы и били в барабаны. Под невообразимого размера круглым лицом человека с буквами СССР на лбу – какой-нибудь предшественник МЧС, наверное – пряталась в стену железная дверка. Пробравшись к ней через лопухи и крапиву, Серёга постучал условным стуком – три раза, после паузы – пять, два, и снова три. Потом пнул ржавую дверь ногой. Ушиб пальцы сквозь кеды.
Заскрежетал
– А где… – начала Крыса, оглядывая улицу. И вдруг, по лицу Серёги, обо всём догадалась, ахнула беззвучно и прижала кулачок к щеке, словно у нее заболели зубы.
– Схватили Санди, – глухо сказал Серёга. Протиснулся мимо окаменевшей Крысы в дверь, дёрнул за собой створку, бухнул засовом. – Залетел он.
Огляделся. Маленькую подвальную клетушку, с грязными бетонными стенами и железными трубами под потолком, освещала дрожащим огоньком свеча. У стены валялся полосатый пружинный матрац, рядом стоял деревянный ящик, накрытый газетой. Стол – догадался Серёга. На столе из зеленой бутылки торчали ромашки. Серёга вынул гранату из-за пазухи и положил рядом. Граната странным образом гармонировала с зеленым стеклом бутылки, казалась даже красивой.
Крыса так и стояла у двери. Только руки теперь убрала от лица.
– Он меня хотел спасти. Закричал: беги! А я… – Серёга махнул рукой. – А его стали бить…
Про Манюнина Серёга говорить не стал. Побоялся.
Крыса молчала.
– Вот, гранату мне отдал, – соврал Серёга. – А для чего она, не сказал. Не успел.
– Злой человек, – шепотом сказала Крыса.
– А? – не понял Серёга. Не захотел понять.
– Злой человек должен умереть…
Это была песня. Это была всего лишь песня.
– Злой человек,Человек,Злой человекДолжен умереть.Должен,Должен,Должен умереть!ТогдаМы будем счастливы,Тогда,Только тогда!Злой человекИдет через поля,Злой человекВходит в наш город.Злой человек,Он – среди нас,Злой человекСтучит в твою дверь!Крыса шагнула вперед и резко ткнула Серёге в грудь пальцем. Серёга отшатнулся, испуганно посмотрел на входную дверь – крепок ли засов? Пока что никто не стучал, а вдруг?!
– Это злой,Злой,Злой человек!Он должен умереть!Должен умереть!Должен!Должен,Должен однажды умереть!Однажды и навсегда!Но это ведь она про предателя Шойгу, да?! Не про Серёгу ведь, нет?!
– Когда злой человек умрёт,Сможем мы уснуть.Когда он умрёт,Мы ляжем в постель.Когда он умрёт,Мы в первый раз уснёмИ нам не приснитсяЗлой человек,Нам не приснитсяОн…Крыса встала на матрац коленями, прижала руки к груди.
– Злой человек,Этот злой человек,Человек –Должен умереть.Только если он умрёт,Мы сможем быть счастливы…Только когда он умрётМы поймём кто мы есть!Только убив его!Убив его!Мы поймём – кто мы такие вообще!Крыса махнула рукой, сшибла со стола свечку и рухнула в мгновенно навалившейся темноте ничком на матрац. Серёга стоял у стены, боясь пошевелиться.
– Завтра, – безжизненным голосом произнесла Крыса. – Мы сами сделаем это. Ты и я. Завтра. Мы убьем его.
Серёга сглотнул. Вышло как-то слишком громко.
– Или сами умрём, – закончила Крыса шепотом.
Глава 12.
Ночью неожиданно похолодало, и потянул зябкий ветер. Серёга за ночь несколько раз, стараясь не шуметь дверью, выходил смотреть, не начало ли уже всходить солнце. Звёзды над головой, наконец, сдвинулись все на одну сторону неба, горизонт на востоке, долго набухавший лиловым и розовым, наконец, прорвался алой кровью, нарыв лопнул, показалась горячая язва солнечного диска, протекла по улице вдоль. Засвистели первые глупые птицы.
Серёга осторожно разбудил спящую на матраце калачиком Крысу. Крыса открыла глаза сразу, и сразу же принялась вставать и причесываться ладошкой, но глаза у нее еще долго были красными, а взгляд отсутствующим. Серёга слил ей в горсточку немного воды из бутылки с ромашками, и Крыса умылась. Серёга умываться не стал, он и не спал вовсе.
Вчера они долго разговаривали, в темноте и шепотом, и Крыса понемногу рассказала Серёге всю историю своей недолгой жизни. Про отца, господина Серёгина, полковника из Политуправления, про убитую им в припадке пьяной злобы маму, про все ужасы их обычного, нормального, совместного существования. Несколько раз Крыса плакала, попискивая, как мышка, и утирая слёзы подолом желтой майки. Воздух в каморке пропитался ее слезами и нагрелся от ее рассказов. Серёга сидел весь мокрый от пота, губы себе он искусал в кровь. Один раз он недолго держал Крысину ладошку-рыбку в своих руках, и ее холод пробрал Серёгу до костей.
Под влиянием Крысиных рассказов его чувство к этой девчонке странным образом изменилось: телесная тяга почти исчезла, словно она стала Серёге сестрой или, и вправду, дочерью, но зато появилась и окрепла какая-то внутренная, душевная неразделимость с ней. Если бы Крыса пошла вдруг в огонь, или в другую какую-нибудь явную погибель, Серёга бестрепетно пошел бы следом, это теперь подразумевалось как бы уже само собой. Бросить Крысу он больше не мог, и сегодня, и вовеки. Это было бы нечестно, а значит – и невозможно.
А при чём тут – "если бы"?! Крыса и шла, именно что, на погибель. Серёга глотнул воды из бутылки, подобрал укатившуюся со стола гранату – и побежал догонять.
Шли не таясь, надоело бояться. Дорога была знакомая – мимо общежития, с дежурившим у его дверей белым патрульным мобильником, через Вогрэсовский мост, мимо спасательной станции, сегодня, почему-то, без флага на мачте, мимо останков какого-то древнего памятника, торчащего к небесам бетонными раскрошившимися зубцами, дальше – вверх, запутанными, утопшими в песке улочками, мимо спящих за железными ставнями домов и домишек. Собаки своим гавканьем передавали Серёгу с Крысой вдоль по улице словно эстафету. Солнце разогревалось за спиной, как кухонная плита. Железный цыплёнок всё требовательнее стучал клювом в скорлупу гранаты, просился наружу. Серёга придерживал зеленое яйцо под рубашкой занемевшей уже ладонью – и боялся, и хотел выронить, потерять, забыть где-нибудь в канаве.