Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский Александр Трифонович

1937

Как Данила помирал 

Жил на свете дед Данила Сто годов да пять. Видит, сто шестой ударил, Время помирать. Вволю хлеба, вволю сала, Сыт, обут, одет. Если б совесть позволяла, Жил бы двести лет. Но невесело Даниле, Жизнь сошла на край: Не дают работать деду, Говорят: — Гуляй. А гулять беспеременно —Разве это жизнь? Говорили б откровенно: Помирать ложись. Потихоньку дед Данила Натаскал досок. Достает пилу, рубанок, Гвозди, молоток. Тешет, пилит — любо-мило, Доски те, что звон! Все, что делал дед Данила, Делал крепко он. Сколотил он гроб надежный, Щитный, что ладья. Отправляется Данила В дальние края. И в своем гробу сосновом Навзничь дед лежит. В пиджаке, рубахе новой, Саваном прикрыт. Что в селе народу было Все пришли сполна. — Вот и помер дед Данила. — Вот тебе и на... Рассуждают: — Потрудился На своем веку. И весьма приятно слышать Это старику. — Ох и ветох был, однако, Кто-то говорит. "Ох, и брешешь ты, собака", — Думает старик. — Сыновей зато оставил — Хлопцам равных нет. "Вот что правда, то и правда", — Чуть не молвил дед. Постоял народ пристойно И решает так: — Выпить надо. Был покойник Выпить не дурак. И такое заключенье Дед услышать рад: Не в упрек, не в осужденье Люди говорят. Говорят: — Прощай, Данила, Не посетуй, брат, Дело ждет, по бревнам наши Топоры торчат. Говорят: — У нас ребята Плотники — орлы. Ты их сам учил когда-то Вырубать углы. Как зачешут топорами Вперебой и в лад, Басовито, громовито Бревна загудят. Эх, Данила, эх, Данила, Был ты молодым! С молодым бы впору было Потягаться им. Не обижен был ты силой, Мы признать должны... — Ах вы, — крикнул дед Данила, — Сукины сыны! Не желаю выш постылый Слышать разговор. На леса! — кричит Данила. — Где он, мой топор?!

1937

Про Данилу 

Дело

в праздник было, Подгулял Данила. Праздник — день свободный, В общем, любо-мило, Чинно, благородно Шел домой Данила, Хоть в нетрезвом виде Совершал он путь, Никого обидеть Не хотел отнюдь, А наоборот — Грусть его берет,Что никто при встрече Ему не перечит. Выпил — спросу нет. На здоровье, дед! Интересней было б, Кабы кто сказал: Вот, мол, пьян Данила, Вот, мол, загулял. Он такому делу Будет очень рад. Он сейчас же целый Сделает доклад. — Верно, верно, — скажет И вздохнет лукаво, А и выпить даже Не имею права. Не имею права, Рассуждая здраво. Потому-поскольку За сорок годов Вырастил я только Пятерых сынов. И всего имею В книжечке своей Одну тыщу двести Восемь трудодней. — Выпил, ну и что же? Отдыхай на славу. — Нет, постой, а может — Не имею права?.. Но никто — ни слова. Дед работал век. Выпил, что ж такого? Старый человек. "То-то и постыло", — Думает Данила. Чтоб вам пусто было, — Говорит Данила. Дед Данила плотник, Удалой работник, Запевает песню: "В островах охотник... В островах охотник Целый день гуляет, Он свою охоту Горько проклинает... Дед поет, но нету Песни петь запрету. И тогда с досады Вдруг решает дед: Дай-ка лучше сяду, В ногах правды нет! Прикажу-ка сыну: Подавай машину, Гони грузовик Не пойдет старик. Не пойдет, и только, Отвались язык. Потому-поскольку Мировой старик. — Что ж ты сел, Данила, Стало худо, что ль? Не стесняйся, милый, Проведем, позволь. Сам пойдет Данила, Сам имеет ноги. Никакая сила Не свернет с дороги. У двора Данила. Стоп. Конец пути. Но не тут-то было На крыльцо взойти. И тогда из хаты Сыновья бегут. Пьяного отца-то Под руки ведут. Спать кладут, похоже, А ему не спится. И никак не может Дед угомониться. Грудь свою сжимает, Как гармонь, руками, И перебирает По стене ногами. А жена смеется, За бока берется: — Ах ты, леший старый, Ах ты, сивый дед, Подорвал ты даром Свой авторитет... Дело в праздник было, Подгулял Данила.

1937

Еще про Данилу 

Солнце дымное встает, Будет день горячий. Дед Данила свой обход По усадьбе начал. Пыль дымит, дрожит земля, Люди в поле едут. Внук-шофер из-за руля Кланяется деду. День по улице идет, Окна раскрывает, Квохчут куры у ворот, Кролики шныряют. Все проснулось, все пошло И заговорило. А на сердце тяжело. Темен дед Данила. Как всегда, при нем кисет, Спички — все чин чином, И невесел белый свет По иным причинам... Он идет. Наискосок Тень шагает в ногу, Протянувшись поперек Через всю дорогу. Вьются весело дымки: Всюду топят печки, Мажет дегтем сапоги Сторож на крылечке. — Здравствуй, сторож! Как дела? — Говорит Данила, — Хорошо ли ночь прошла? Все ли тихо было? По ухватке сторож лих, Кроет честь по чести: — Не случилось никаких За ночь происшествий. Никакой такой беды Ни большой, ни малой. Только с неба три звезды На землю упало. Да под свет невдалеке Пес от скуки лаял, Да плеснулась на реке Щука — вот такая... Дед качает головой, Грустен, строг и важен: — Ничего ты, страж ночной, И не знаешь даже. А прошел бы нынче, брат, Близ моей ты хаты, Услыхал бы, как стучат Ведра и ухваты. Мог бы ухо приложить К двери осторожно И сказал бы сам, что жить С чертом невозможно. Ни покоя нет, ни сна — Все грызет и точит... — Это, стало быть, жена?.. — Называй как хочешь... И, едва махнув рукой, Дед проходит мимо, Оставляя за собой Паутинку дыма... Чуя добрую жару, Свиньи ищут места. Солнце, словно по шнуру, Поднялось отвесно. Воздух, будто недвижим, Золотой, медовый. Пахнет сеном молодым И смолой вишневой. И среди дерев укрыт, Выстроившись чинно, Дружно воет и гудит Городок пчелиный. Луг некошеный душист, Как глухое лядо [19] Вот где благо, вот где жизнь Помирать не надо. Между ульев дед прошел, Будто проверяя, С бороды звенящих пчел Бережно сдувая. Ходят дед и пчеловод, Рассуждая тихо: — Скоро липа зацветет... — Тоже и гречиха... И приятна и легка Дельная беседа, о свое исподтишка Беспокоит деда. — Вот живу я, — говорит, — Столько лет на свете. Спору нету — сыт, прикрыт И табак в кисете. Кликну — встанет целый взвод Сыновей и внуков. Ото всех кругом — почет, А от бабы—мука. Чем бы ни было — корит, Все ей не по нраву. Будто завистью горит На мою на славу. Ноль ты, дескать, без меня, Мол, гордишься даром... Места нет, как от огня, Как от божьей кары. Пчеловод считает пчел, Слушает, зевает: — Э, Данила, нипочем, — В жизни все бывает... — Так-то так... — Встает старик, — Вроде легче стало. Долог день, колхоз велик, Путь еще не малый. Над рекою, над водой, Чуть пониже сада Сруб выводит золотой Плотничья бригада. Сам Данила плотник был, Сам всю жизнь работал, Сколько строил и рубил Просто нету счета. И доныне по своей Деревянной части, Может, в области во всей Он первейший мастер. Каждый выруб, каждый паз, И венец, и угол — Проверяет дед на глаз Хорошо ль приструган. Вся бригада старика Разом окружила. Тормошат его слегка: Похвали, Данила. А Данила: — Что хвалить? Надобно проверить: Полон сруб воды налить, Затворивши двери. Как нигде не потечет, Разговор короткий: Всем вам слава и почет И по чарке водки. Шутке этой — тыща лет, Всем она известна. Но и сам доволен дед, И бригаде лестно. Ус погладив, бригадир Молвит горделиво: — Как закончим — будет пир С музыкой и пивом. Только ты не подведи, Чтоб уж верно было: Со старухой приходи, С Марковной, Данила. — Благодарствую, друзья... И бормочет глухо: " Без старухи, что ль, нельзя? Для чего старуха? "— Как бы ни было — жена, Сыновей рожала, Внуков нянчила она, Правнуков качала. Как ни что — не близкий путь, — Жизнь прошли вы рядом. Ну смотри же, не забудь, Просит вся бригада... Двери настежь по пути Кузница открыла. Мимо кузницы пройти Может ли Данила? Хрипло воет горн в углу, Клещи в пекло лезут, А повсюду на полу Сколько тут железа! Лемеха, обломки шин, Обручи, рессоры. Шестеренки от машин, Тракторные шпоры. Рельс погнутый с полотна, Кузов от пролётки, Из церковного окна Ржавые решетки... И щекочет деду нос Запах самовитый Краски, мази от колес, Дыма и копыта. И готов он без конца, В строгом восхищенье, Все глядеть на кузнеца, На его уменье. Вот он что-то греет, бьет, Плющит и корежит. "Ножик", — скажет наперед. И выходит ножик. Сам кузнец форсист и горд, Что ж, нельзя иначе. И прикуривает, черт, От клещей горячих. Подавляя вздох в груди, Дед встает с порога. А кузнец: — Ты погоди, Посиди немного. На минуту на одну Задержись, Данила, Кочергу сейчас загну, Марковна просила... Дед оказии такой Рад невероятно. К дому с теплой кочергой Шествует обратно. Дело в том, что не был дед Злобен по природе, Да и близится обед, Да и скучно вроде. Да и все-таки — жена, Сыновей рожала, Внуков нянчила она, Правнуков качала. Да и правду — как ни прячь — Спрятать не во власти: Сам, отчасти, был горяч. Виноват, отчасти. Нерешительны шаги, Сердце трусу служит. Но прийти без кочерги Было б даже хуже. Потому, как ни суди, Все-таки услуга. Дрогнет что-нибудь в груди У тебя, супруга! Только вдруг издалека, И совсем некстати, Окликает старика Власов, председатель. Сели рядом на бревне: — Вот что, дед Данила, Заявление ко мне Нынче поступило... Снял со лба фуражку дед, Вытер пот с изнанки. — От кого же? Ай секрет? — От одной гражданки. Ты старик передовой, Для чего же ради Со старухою женой Миром не поладить? Скажем попросту — подчас, Ей, жене, обидно: Всюду ты да ты у нас, А ее не видно. Сам-то ты идешь вперед Молодому впору, А старуха не растет Оттого и ссоры. — Нет, позволь, уже позволь, Дед перебивает, Не бывает в жизни, что ль? В жизни все бывает. Про себя ж сказать могу: Разве я сердитый? Вот несу ей кочергу — Значит, все забыто. И жена от слов своих Отреклась, я знаю. Только нация у них Женская такая. Днями дружно все у нас, Неполадки часом... — Ну смотри ж, в последний раз, Заключает Власов.

19

Лядо ср. вор. кур. — пустошь, заросль, покинутая и заросшая лесом земля.

И встает. — Пока прощай. День удался знатный. Клевера-то, брат, как чай, Сухи, ароматны. Только б тучки, — говорит, — Не собрались за ночь. Как погода — постоит, Данила Иваныч? И, задумавшись слегка, Молвит дед солидно: " Постоять должна пока, Постоит, как видно..." Подступает к дому дед Не особо смело. У крыльца велосипед. Гости. Лучше дело. У старухи прибран дом, Пол сосновый вымыт. И Сережка за столом, Внук ее любимый. От порога дед спешит Сразу все заметить: Вот яичница шипит С треском на загнете. У старухи добрый вид, Будто все забыла: "Где ж так долго, — говорит, — Пропадал, Данила? — Обошел я весь колхоз, В кузнице промешкал, Да зато тебе принес, Видишь, кочережку. — Так и знала — принесешь... Голос полон ласки. Кочергу вручает, все ж, Дед не без опаски. Но, усевшись за столом, Видит — все в порядке. — Ну, так выпьем, агроном, По одной лампадке? — Всем ты, дед, весьма хорош И всегда мне дорог. Вот одно, что водку пьешь... — Пью, но к разговору. А не пить, — смеется дед, — До чего ты ловкий! Ведь в законе даже нет Этой установки. — Пей-ка! — сдался агроном. Выпили помалу. Закусили огурцом, Закусили салом. Веселее от вина Повелися речи. Только смотрит дед — жена Все стоит у печи. Будто в хате зябко ей. Руки сощепила. Так всю жизнь она гостей За столом кормила. Только б кушали они, Только б сыты вышли. А сама всегда в тени. В стороне, как лишний. Смотрит, думает свое, Как жила когда—то... Дед со внуком для нее Равные ребята. И тепло, тепло в груди, И чему-то рада... — Ну-ка, Марковна, ходи, Да садись-ка рядом. Вздрогнув, кланяется им: — Пейте, пейте, что вы... Уж куда с питьем моим, — Кланяется снова. — Подходи, не стой в углу, Не хозяйка вроде. — Пейте, пейте... — И к столу Медленно подходит. Утирает скромно рот. — Пейте, пейте. Что вы... Рюмку бережно берет: — Будьте все здоровы. Мирно старые сидят Строгой, славной парой. Внук с улыбкой аппарат Тащит из футляра. Дед и бабка за столом Замерли совместно. И сидят они рядком, Как жених с невестой. А над ними на стене, Рядом с образами, Ворошилов на коне В самодельной раме. Как получше норовит Снять их внук форсистый. И, серьезный сделав вид, Щелкнул кнопкой быстро. — Эх, живешь, не знаешь, дед, О своей ты славе! Про тебя один поэт Целый стих составил. Дед Данила весел, сыт, Курит бестревожно. "Все возможно, — говорит, — Это все возможно..."

1931

Дед Данила в бане

За рекой над крышей бани Пар густой валит клубами, И вокруг на полверсты Берега, обрывы, склоны. Пахнут каменкой каленой, Пахнут веником зеленым Все деревья и кусты. Баня вытоплена жарко. Поддавай, воды не жалко: Речка близко, лей смелей, Парься, лесу не жалей. Дед Данила влез на полку, Дед Данила лег надолго, Дед Данила лег — так лег, Дубом ноги в потолок. Дед Данила старый плотник, Он попариться охотник. В год не реже, как два раза, Он, бывало, в печку лазал. На снегу, среди двора, Обливался из ведра. И, однако, дед Данила Отличался редкой силой. Он об этом скажет сам. Потаскал кряжей в охоту. Тыщи бревен обтесал. А и что вы только было. Если б смолоду Данила Мылся в бане, как теперь! Он бы ростом был повыше, Он бы притолоку вышиб, Как вошел бы в эту дверь. Плотник хвалится здоровьем, Веселит, смешит народ. То примером, то присловьем Славу бане воздает. — Если хочешь, чтобы тело На жаре легко потело, Чтобы сила не сдавала, Чтоб работа ладом шла, Чтобы хворь не приставала, Чтоб не жалила пчела, Чтоб жена добра была, Чтобы речь была толкова, Чтобы шутка — весела, Парься веником дубовым, Мойся в бане добела. Мойтесь, люди. Парьтесь вволю, Завтра праздник — выезд в поле. Хоть земля сама черна, Любит чистого она. За рекой, над крышей бани, Пар густой валит клубами. Пар над теплою землей. Пахнет мокрою золой, Молодой смолой — живицей, Молоком парным, Весной.

1938

Ивушка

Умер Ивушка-печник, Крепкий был еще старик... Вечно трубочкой дымил он, Говорун и весельчак. Пить и есть не так любил он, Как любил курить табак. И махоркою добротной Угощал меня охотно. — На-ко, — просит, — удружи, Закури, не откажи. Закури-ка моего, Мой не хуже твоего. И при каждом угощенье Мог любому подарить Столько ласки и почтенья, Что нельзя не закурить. Умер Ива, балагур, Знаменитый табакур. Правда ль, нет — слова такие Перед смертью говорил: Мол, прощайте, дорогие, Дескать, хватит, покурил... Будто тем одним и славен, Будто, прожив столько лет, По себе печник оставил Только трубку да кисет. Нет, недаром прожил Ива, И не все курил табак, Только скромно, не хвастливо Жил печник и помер так. Золотые были руки, Мастер честью дорожил. Сколько есть печей в округе Это Ивушка сложил. И с ухваткою привычной, Затопив на пробу печь, Он к хозяевам обычно Обращал такую речь: — Ну, топите, хлеб пеките, Дружно, весело живите. А за печку мой ответ: Без ремонта двадцать лет. На полях трудитесь честно, За столом садитесь тесно. А за печку мой ответ: Без ремонта двадцать лет. Жизнью полной, доброй славой Славьтесь вы на всю державу. А за печку мой ответ: Без ремонта двадцать лет. И на каждой печке новой, Р"ш" выложив чело, Выводил старик бедовый Год, и месяц, и число. И никто не ждал, не думалВзял старик да вдруг и умер, Умер Ива, балагур, Знаменитый табакур. Умер скромно, торопливо. Так и кажется теперь, Что, как был, остался Ива, Только вышел он за дверь. Люди Иву поминают, Люди часто повторяют: Закури-ка моего, Мой не хуже твоего. А морозными утрами Над веселыми дворами Дым за дымом тянет ввысь. Снег блестит все злей и ярче, Печки топятся пожарче, И идет, как надо, жизнь.

1938

На свадьбе

Три года парень к ней ходил, Три года был влюблен, Из-за нее гармонь купил, Стал гармонистом он. Он гармонистом славным был, И то всего чудней, Что он три года к ней ходил, Женился ж я на ней. Как долг велит, с округи всей К торжественному дню Созвал я всех своих друзей И всю свою родню. Все пьют за нас, за молодых, Гулянью нет конца. . Две легковых, три грузовых Машины у крыльца. Но вот прервался шум и звон, Мелькнула тень в окне, Открылась дверь — и входит он. С гармонью на ремне. Гармонь поставил у окна, За стол с гостями сел, И налил я ему вина И разом налил всем. И, подняв чарку, он сказал, Совсем смутив иных: — Я поднимаю свой бокал За наших молодых.. И снова все пошло смелей, Но я за ним смотрю. Он говорит: — Еще налей. — Не стоит, — говорю, Спешить не надо. Будешь пьян И весь испортишь бал. А лучше взял бы свой баян Да что-нибудь сыграл. Он заиграл. И ноги вдруг Заныли у гостей. И все, чтоб шире сделать круг, Посдвинулись тесней. Забыто все, что есть в дому, Что было на столе, И обернулись все к нему, Невеста в том числе. Кидает пальцы сверху вниз С небрежностью лихой. Смотрите, дескать, гармонист Я все же не плохой... Пустует круг. Стоит народ. Поют, зовут меха. Стоит народ. Чего-то ждет, Глядит на жениха. Стоят, глядят мои друзья, Невеста, теща, мать. И вижу я, что мне нельзя Не выйти, не сплясать. В чем дело, — думаю. Иду, Не гордый человек. Поправил пояс на ходу И дробью взял разбег. И завязался добрый спор, Сразились наравне: Он гармонист, а я танцор, И свадьба в стороне. — Давай бодрей, бодрей, — кричу, Строчу ногами в такт. А сам как будто я шучу, Как будто только так. А сам, хотя навеселе, Веду свой строгий счет, Звенит посуда на столе, Народ в ладони бьет. Кругом народ. Кругом родня Стоят, не сводят глаз. Кто за него, кто за меня, А в общем — все за нас. И все один — и те, и те — Выносят приговор, Что гармонист на высоте, На уровне танцор. И, утирая честный пот, Я на кругу стою, И он мне руку подает, А я ему свою. И нет претензий никаких У нас ни у кого. Невеста потчует двоих, А любит одного.

1938

СВЕРСТНИКИ

Давай-ка, друг, пройдем кружком По тем дорожкам славным, Где мы с тобою босиком Отбегали недавно. Еще в прогалинах кустов, Где мы в ночном бывали, Огнища наши от костров Позаросли едва ли. Еще на речке мы найдем То место возле моста, Где мы ловили решетом Плотвичек светлохвостых. Пойдем-ка, друг, пойдем туда, К плотине обветшалой. Где, как по лесенке, вода По колесу бежала. Пойдем, посмотрим старый сад, Где сторож был Данила. Неделя без году назад Все это вправду было. И мы у дедовской земли С тобой расти спешили. Мы точно поле перешли И стали вдруг большие. Наш день рабочий начался, И мы с тобой мужчины. Нам сеять хлеб, рубить леса И в ход пускать машины. И резать плугом целину, И в океанах плавать, И охранять свою страну На всех ее заставах. Народ мы взрослый, занятой. Как знать, когда случится Вот так стоять, вдвоем с тобой, Над этою криницей? И пусть в последний paз сюда Зашли мы мимоходом, Мы не забудем никогда, Что мы отсюда родом. И в грозных будущих боях Мы вспомним, что за нами И эти милые края, И этот куст, и камень... Давай же, друг, пройдем кружком По всем дорожкам славным, Где мы с тобою босиком Отбегали недавно.

1938

* * *

Мы на свете мало жили, Показалось нам тогда, Что на свете мы чужие, Расстаемся навсегда. Ты вернулась за вещами, Ты спешила уходить И решила на прощанье Только печку затопить. Занялась огнем береста, И защелкали дрова. И сказала ты мне просто Дорогие мне слова. Знаем мы теперь с тобою, Как любовь свою беречь. Чуть увидим что такое Так сейчас же топим печь.

1938

Мать и дочь

Мчится в поле машина, Пыль клубится за ней... — Не к тебе ль, Катерина?.. — Видно, к дочке моей... Мимо льна молодого Проезжают как раз. — Кто здесь будет Фролова? — Две Фроловых у нас. Катерина Фролова Это вот она — я, А Наталья Фролова Будет дочка моя. Вон в платочке бордовом, Можно кликнуть сейчас. — Нет, товарищ Фролова, Мы-то лично до вас... Усмехнулась и руки Отряхнула она. — Ну, бросайте, подруги, Что ж я, выйду одна?.. И по льну осторожно, Точно вброд босиком, На лужок придорожный Все выходят гуськом. А в тени от машины Встали строем одним Седоусый мужчина И две женщины с ним. — Вот, товарищ Фролова, За высокий ваш лен От колхоза "Основа" Вам привет и поклон. Весь колхоз вам желает Жить в здоровье сто лет. Весь колхоз выдвигает Вас в Верховный Совет. За уход ваш любовный, За талант и за труд Все кругом поголовно Голоса отдадут... Отступив, побледнела, Губы вытерла мать. На своих поглядела, На приезжих опять. Поклонилась: — Ну, что же... Всем спасибо мое... Только дочь... помоложе, Может, лучше ее?.. И тогда виновато Гость руками развел: — Если б ехали в сваты, Так о чем разговор!.. И, как ветром волнуем, Колыхнулся народ: Мать поздравить родную Дочь родная идет. Мать смуглее и строже. Дочь светлей и стройней. Но глазами похожи И осанкою всей. Столько сдержанной силы И у той, и у той. И одною красивы Строгой кровной красой. Взгляд и облик тот самый, И простые черты... Мама, что же ты, мама, Уж не плачешь ли ты?..