Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский Александр Трифонович

1938

ПОЛИНА

Над великой русскою равниной, Над простором нив, лесов и вод Летчица, по имени Полина, Совершила славный перелет. Были с ней ее подруги смелые, Женщины под стать — одна в одну. И от моря Черного до Белого Путь лежал их через всю страну. Глубоко внизу прошла под ними Хлебная украинская степь, Города, сады и темно-синий, В берегах зеленых, вольный Днепр. И остался по пути, наверно, Где-то в стороне один колхоз. За оградкой низкой — птичья ферма И постройки белые вразброс. Там стоит немолчный Крик куриный, Там — всего лишь восемь лет назад Птичница, по имени Полина, Созывала на дворе цыплят. Там она вела им счет свой строгий, Чтоб ни одного не потерять. И клевала ей босые ноги Хлопотливая цыплячья рать. И в какой-то летний день обычный, Заглушая писк и гомон птичий, Пролетел над фермой самолет. Птичница стояла у ворот. И смотрела, сколько видеть можно, Против солнца заслонясь рукой. И могучей, сладкой и тревожной Грудь ее наполнилась тоской...

1938

СЛУЧАИ НА ДОРОГЕ

Поля обветрились едва Ступить с дороги топко. Как хвоя тонкая, трава Показывалась робко. И колесо еще следа Прорезать не успело. И запоздалая вода По всем овражкам пела. В такой-то день мы шли гулять, Кино прослышав где-то. И были оба мы под стать, Как лорды, разодеты. И с виду будто от собак, Для красоты на деле, Мы с другом прутики в руках Изящные имели. Хотя обочные уже Тропинки были сухи, Шагали мы настороже, Оберегая брюки. А воздух весь звенел вокруг, И грело солнце так-то! И вот идем и слышим вдруг: Стучит,

буксуя, трактор. Понять не трудно, что и как: Имеет ухо опыт. Какой-то, думаем, дурак В грязи машину топит. Слова готовы наперед: — Позор! В нетрезвом виде... С горы спускаемся — и вот Мы видим... Что ж мы видим? Девчонка лет семнадцати Хлопочет за рулем: Обволокло по ступицы Колеса киселем. Девчонка лет семнадцати Берет на полный ход. Но, видно, не податься ей Ни взад и ни вперед. Подходят к ней смущенные Два лорда молодых. — Позвольте, мы вас вытащим, — Сказал один из них. Понятно, соглашается, Хотя глядит зверьком, И даже улыбается, Несчастная, мельком. Но это дело личное, А медлить не с руки. И лорды, не задумавшись, Снимают пиджаки. Мости побольше хворосту, Кустарник под боком. И трактор вылез вскорости, Однако суть не в том... Девчонка, смех стараясь скрыть, Сидит, глядит понуро. — Позвольте вас благодарить... И руку протянула. Но мы стоим, мы как без рук: В грязи по локти руки. А тут еще мы видим вдруг, Какие наши брюки. Стоим. Нельзя подать руки. Умыться тоже нечем. Она, смеясь, нам пиджаки Накинула на плечи. Он на меня, я на него Идем, косясь, бок о бок. — Ты что? — А что? — Да ничего... И рассмеялись оба. Была погода хороша, Приветлива девчонка. Шел в гору "Интер" не спеша. И мы пошли сторонкой. Потерян был наш прежний лоск, И нас томила робость. Знакомство все же началось. Но тут — сюжет особый...

1938

Семья кузнеца.

Машина под флагом стоит у крыльца, Цветы по бортам полевые. Сегодня большая семья кузнеца Места покидает родные. Не ведавший прежде далеких дорог, Старик, человек домовитый, Кузнец уезжает на Дальний Восток К своим сыновьям знаменитым. Не в гости. Еще от работы не прочь Умелые старые руки. С ним едет старуха и младшая дочь, Невестки и первенцы-внуки. Веселая, дружная эта семья Жила, подрастала при кузнице темной, Ухваткой и силой в отца сыновья, А в мать красотой, моложавой и скромной. Любил их отец. За вечерним столом Сидели, как равные, вместе, Вели деловитые речи втроем, Втроем затевали и песни. Давно ли то было? А дети росли. И вот они вправду мужчины. У самого края советской земли Ведут боевые машины. Своими сынами зовет их страна, Знакомы народу их лица. И носят они на груди ордена За подвиг в бою у границы. Родительской гордости полон старик, За шуткой скрывает волненье: Мол, жить мне теперь интерес не велик От славы своей в отдаленье. Мол, еду гулять. Ни забот, Ни хлопот, Живи, отдыхай за сынами. А смерть подойдет — И опять же почет: Положат под красное знамя. И будто бы он по природе простак О чем еще думать такому? А правду сказать — не совсем оно так, И даже как раз — по-другому. Охота ему не отстать от детей, Водить с ними прежнюю дружбу, Чтоб было ребятам еще веселей Нести свою трудную службу. Пускай они все-таки, — думает он, С позиции слышат недальней Знакомый им с детства, уверенный звон Отцовской простой наковальни. И, глядя в глухую тревожную мглу, Готовясь к атаке горячей, Пускай они знают, что батька в тылу Свою выполняет задачу. И пусть, как товарища, чуют плечом, Чему бы в бою ни случиться, И мивгое пусть они знают, о чем Вперед говорить не годится... Машина под флагом стоит у крыльца, Цветы по бортам полевые. Сегодня большая семья кузнеца Места покидает родные. У той, у какой-то далекой версты, Далеко от этого дома, Наверно, другие цветут и цветы, И птицы поют по-иному. Снял шапку старик, обернулся, взглянул На дом, на колодец, на крышу с трубою. Что ж, трогай! — И молодо, гордо тряхнул Курчавой седой головою. И жизнь как бы снова начнется вдали. Но, дедовский край покидая, Не брал он на память щепотку земли: Своя она вся и родная.

1938

Про теленка

Прибежал пастух с докладом К Поле Козаковой: Не пришла домой со стадом Бурая корова. Протрубил до полдня в рог И нигде найти не мог. Надо ж этому случиться Горю и тревоге В самый раз, как ей телиться На последнем сроке. Забредет, куда не след, Пропадет — коровы нет. Да еще совпало это, Ради злой напасти, Что самой хозяйки нету, Скотницы Настасьи. А характер у самой Не сказать, чтоб золотой. Никому не будет мало, Как сама вернется, Вот и знала, скажет, знала Что-нибудь стрясется... И пойдет, пойдет по всей Улице хвалиться, Что и не на кого ей Даже положиться. Что беды не видели, Спали все подряд, Что в хлеву вредители У нее сидят. Им с коровами не любо, Подыхай коровы. А с шофером скалить зубы День и ночь готовы. Что теперь сказать в ответ? Правда все. Коровы нет. Не пришла корова с поля, Пропадет корова. Что ж ты будешь делать, Поля, Поля Козакова?.. Вышла за околицу, В лес пошла одна. Ходит Поля по лесу. Полдень. Тишина. Ходит Поля ельником, Топчет мох сухой. Пахнет муравейником, Хвойною трухой. В глушь непроходимую, Жмурясь, пробралась, Липкой паутиною Вся обволоклась... Лес и вдоль и поперек Поля исходила. Как девчонка, сбилась с ног, Села, приуныла. С чем прийти на скотный двор, Что сказать Настасье? Да и тут еще шофер Виноват отчасти. Что недаром ходит он Это всем известно. Ну и пусть себе влюблен, Ей неинтересно. Хоть сто лет не будь его, И на то согласна. Но попреки каково Слушать занапрасно. Спотыкаясь, бродит снова Девушка усталая. Ах ты, бурая корова, Ах ты, дура старая... Ходит девушка — и вдруг Где-то за кустами Будто хрустнул тонкий сук, Звук тревожный замер... Притаилась в тишине, Приподнявши брови. Слышит: близко, в стороне Грустный вздох коровий... Вздох — и снова тишина, Сонная, лесная... Покачнулся куст — она! Бурая, родная. Повернула чуть рога, Тихо промычала. На опавшие бока Будто показала. Отступила, и у ног, На траве зеленой, Мажет слюнями листок Рыженький теленок. Длинноногий добрый бык, И назвать его — Лесник! Подхватила, как ребенка, Понесла — и следом мать; Слышит — выпала гребенка. Ладно, некогда искать. Дотащилась до дороги Лесом, лядом напрямик. Ох, тяжел ты, длинноногий, Теплый, потный, рыжий бык. Потемнели в поле тени, Солнце спряталось в лесу. Млеют девичьи колени, Мочи нет: — Не донесу... И, шатаясь, через силу, Сзади бурая идет. Мол, и я его носила, А теперь уж твой черед. Тихо Поля Козакова С ношей движется домой. Жалко рыжего, коровы, Жалко ей себя самой... Будто нет ни ног, ни рук Повалиться впору. Только видит Поля вдруг Своего шофера. Он идет с горы к реке С полотенцем на руке. Он идет, ее не видя, У него свои дела. Закричала: — Виктор, Витя! Села, дальше не могла. Подбегает он в испуге, Плачет девушка навзрыд: — Ты гуляешь, руки в брюки, Я страдаю, — говорит. Опечален и растерян, Он бормочет: — Виноват... Но ему теперь не верят, Даже слушать не хотят. — Ты прощенья не проси. Вот теленок. Сам неси. Не сказал шофер ни слова, Взял теленка и понес. Следом — Поля Козакова, Покрасневшая от слез. С ношей бережно шагая, На нее глядит шофер. — Что ж ты нервная такая? Затевает разговор. Голос ласков и участлив, Но еще молчит она. И своей довольна властью, Точно строгая жена. Пусть молчит, а все же видит Славный парень, верный друг. Не оставит, не обидит И не выпустит из рук. Молчаливое согласье. Что минуло — то не в счет. И навстречу им Настасья Выбегает из ворот. Завела свое сначала: — Так и знала, так и знала... Присмотрелась и — молчок. Дело к свадьбе — угадала, Улыбнулась и сказала: — Так и знала, что бычок...

1938

За тысячу верст...

За тысячу верст От родимого дома Вдруг ветер повеет Знакомо-знакомо... За тысячу верст От родного порога Проселочной, белой Запахнет дорогой; Ольховой, лозовой Листвой запыленной, Запаханным паром, Отавой зеленой; Картофельным цветом, Желтеющим льном И теплым зерном На току земляном; И сеном и старою Крышей сарая... За тысячу верст От отцовского края... За тысячу верст В стороне приднепровской Нежаркое солнце Поры августовской. Плывут паутины Над сонным жнивьем, Краснеют рябины Под каждым окном. Хрипят по утрам Петушки молодые. Дожди налегке Выпадают грибные. Поют трактористы, На зябь выезжая, Готовятся свадьбы Ко Дню урожая. Страда отошла, И земля поостыла. И веники вяжет Мой старый Данила. Он прутик до прутика Ровно кладет: Полдня провозиться, А париться — год! Привет мой сыновний Далекому краю. Поклон мой, Данила, Тебе посылаю. И всем старикам Богатырской породы Поклон-пожеланье На долгие годы. Живите, красуйтесь И будьте здоровы От веников новых До веников новых. Поклон чудакам, Балагурам непраздным, Любителям песен Старинных и разных. Любителям выпить С охоты — не с горя, Рассказчикам всяческих Славных историй... Поклон землякам Мастерам, мастерицам, Чья слава большая Дошла до столицы. Поклон одногодкам, С кем бегал когда-то: Девчонкам, ребятам Замужним, женатым. Поклон мой лесам, И долинам, и водам, Местам незабвенным, Откуда я родом, Где жизнь начиналась, Береза цвела, Где самая первая Юность прошла... Родная страна! Признаю, понимаю: Есть много других, Кроме этого края. И он для меня На равнине твоей Не хуже, не лучше, А только милей. И шумы лесные, И говоры птичьи, И бедной природы Простое обличье; И стежки, где в поле. Босой я ходил С пастушеским ветром Один на один; И песни, и сказки, Что слышал от деда, И все, что я видел, Что рано изведал,— Я в памяти все Берегу, не теряя, За тысячу верст От родимого края. За тысячу верст От любимого края Я все мои думы Ему поверяю. Я шлю ему свой Благодарный привет, Загорьевский парень, Советский поэт.

1938

Сельское утро

Звон c кузницы несется! Звон по улице идет. Отдается у колодца, У заборов, у ворот. Дружный, утренний, здоровый Звон по улице идет. Звонко стукнула подкова, Под подковой хрустнул лед; Подо льдом ручей забулькал, Зазвенело все кругом; Тонко дзинькнула сосулька, Разбиваясь под окном; Молоко звонит в посуду, Бьет рогами в стену скот, Звон несется отовсюду Наковальня тон дает.

1938

* * *

Звезды, звезды, как мне быть, Звезды, что мне делать, Чтобы так ее любить, Как она велела? Вот прошло уже три дня, Как она сказала: Полюбите так меня, Чтоб вам трудно стало. Чтобы не было для вас Все на свете просто, Чтоб хотелось вам подчас Прыгнуть в воду с моста. Чтоб ни дыма, ни огня Вам не страшно было. Полюбите так меня, Чтоб я вас любила.

1938

Дети

Стол красуется накрытый. День не просто выходной: В доме летчик знаменитый, Гость желанный — сын родной. Загорелый, синеглазый. Вырос, — шутят старики, Как вошел в избу, так сразу Стали ниже потолки... А у дома, у машины Сходка целая ребят. Все, как взрослые мужчины, Руки за спину, стоят. И, наверно, мыслит каждый: Погодите, дайте срок, Точно так и я однажды В гости гряну на порог.

1938

На старом дворище

Во ржи чудно и необычно С полу-обрушенной трубой, Как будто памятник кирпичный, Стоит она сама собой. Вокруг солома в беспорядке, Костра сухая с потолка, Плетень, поваленный на грядки, И рытый след грузовика. Пустынно. Рожь бушует глухо, Шумит — и никого кругом. И только с граблями старуха На бывшем дворище своем. Бегут дымки ленивой пыли. С утра старуха на ногах, Все ищет,~ может, что забыли На старом месте второпях. И хоть вокруг ни сошки нету, От печки той одной — нет-нет, Повеет деревом согретым, Прокопченным за много лет. Повеет вдруг жильем обжитым: Сенями — сени, клетью — клеть. И что-то вправду здесь забыто, И жаль, хоть нечего жалеть. А солнце близится к обеду, Глядит старуха, ждет людей В последний раз сюда приедут, Живи, живи да молодей! Там, где отныне двор, где люди, Где всем углам иная стать, В других окошках солнце будет Всходить, в других в полдни стоять. Там, где и улица и речка, Где ближе к дому белый свет, Дымить уже не будет печка,Как эта здесь от ветхих лет. Во ржи — чудно и необычно, Кидая на подворье тень, Как будто памятник кирпичный, Стоит она. Последний день. Кирка и лом покончат с нею, И плуг проедет прицепной. И только гуще и темнее Здесь всходы выбегут весной.

1939

На хуторе загорье

На хуторе Загорье Росли мы у отца, Зеленое подворье У самого крыльца. По грядкам — мак махровый, Подсолнух, лук, мокровь. На полдень сад плодовый: Пять яблонь — пять сортов. На хуторе Загорье В былые времена Леса, поля и взгорья Имели имена. На Белой горке солнце Вставало поутру, На Желтой горке — елки Темнели ввечеру. А поле, что за баней Легло правей гумна, Мы Полем под дубами Назвали издавна. Свой клин, своя держава Лежала у крыльца, Налево и направо До первого копца [20] . На том большом просторе, Все как один с лица, На хуторе Загорье Росли мы у отца. На хуторе корову Пасли мы впятером, Сад стерегли плодовый, Смотрели за двором. В овине хлеб сушили, Брели за бороной. Ходили, как большие, С руками за спиной. Мы были хуторяне. Отец нам не мешал, Мы хутор свой заране Делили по душам. В избе и в поле часто Вели мы жаркий спор, Кому какой участок, Кому где ставить двор. Согласно поговорке, Старались так решить, Чтоб не тебе задворки, А мне одни оборки, А чтоб на Белой горке И чтоб на Желтой горке Всем братьям ровно жить. Дворов, дворов — деревня, Все батькины сыны. На пятерых деревья В саду разделены. На пятерых коровка, И лошадь, и хомут. На пятерых веревка И наш ременный кнут. На пятерых, по силе, Лопата, плуг, коса. На пятерых — четыре Тележных колеса... О детство! Смех и горе! Десятою травой На хуторе Загорье Порос участок мой. Ни знака, ни приметы Бывалой не найдешь, Ни Белой горки нету, Ни Желтой горки. — Рожь, Высоко, гордо вскинув Свой колос молодой, Границы хуторские Укрыла под собой. На хутор свой Загорье,Второй у батьки сын, На старое подворье Приехал я один. А где ж вы, братья, братцы.Моя родная кровь? Вам съехаться б, собраться На старом месте вновь. Как в песне либо в сказке, Слететься б вам, друзья, Слететься б вам, подпаски Загорьевской закваски, Да нет! Как раз нельзя. Как в песне, либо в сказке Забот моей родне: Великие участки У всех в родной стране. Налево и направо Лежит во все концы Свой край, своя держава, Служите, молодцы! По долгу и по праву, Когда настанет час, На смерть, на бой, на славу За Родину-державу Идите, не страшась! На хутор свой Загорье, Второй у батьки сын, На старое подворье Пришел, стою один. Стою во ржи молочной, И так далек, далек Глухой, чудной, нарочный Наш хутор-хуторок. Сошло, прошло, забыто, Давно, как пыль дождем, К земле сырой прибито, Пластом земли покрыто, И дымным цветом жито Цветет на месте том.

20

Копец — (твер.) — межевой знак.