Страна Рождества
Шрифт:
Мэнкс все кричал и кричал, и в его криках слышался не страх, но разочарование. Вик не хотела слышать еще один голос в машине, голос ребенка: «Нет, папа, слишком быстро, папа!» — но все равно улавливала его, потому что в замкнутом пространстве моста звуки усиливались и разносились повсюду.
«Призрак» уклонился от курса, качнулся влево и врезался передним бампером в стену, вырвав доску в три фута длиной и открыв шипящую белую статику по ту сторону, пустоту по ту сторону мысли.
Мэнкс навалился на руль, и «Призрак» рванул через мост вправо,
— Убирайтесь! Прочь отсюда, богомерзкие твари! — кричал он. Потом слов не осталось, и он просто кричал.
Вик нажала на газ, и мотоцикл рванулся вперед, несясь по мосту, сквозь темноту, бурлящую летучими мышами. Он мчался к выходу, делая пятьдесят, шестьдесят, семьдесят миль в час, летел как ракета.
Позади нее передний конец «Призрака» врезался в пол моста. Задний конец «Роллс-Ройса» поднялся в воздух. Мэнкса бросило вперед, на руль, и он разинул рот в испуганном вое.
— Нет! — кричал он, как показалось Вик. Или, может быть, — может быть, это было Снег.
«Призрак» рушился в снег, в белый рев, своим падением разрывая мост на части. Мост «Короткого пути», казалось, сложилсяпосередине, и вдруг оказалось, что Вик мчится в гору. Он проседал в центре, а каждый его конец поднимался, словно мост пытался закрыться, как книга, роман, достигший своего финала, история, которую читатели, равно как автор, вот-вот отложат в сторону.
«NOS4A2» провалился сквозь разрушенный и гнилой пол моста, упал в яростный белый свет и жужжание статических помех, опустился на тысячу футов и двадцать пять лет, падая через время, чтобы угодить в реку Мерримак в 1986 году, где его раздавило, как пивную банку, как только он врезался в воду. Блок двигателя вылез через приборную панель и зарылся в грудь Мэнкса — железное сердце, весившее четыреста фунтов. Он умер с полным ртом моторного масла. Тело девочки, сидевшей рядом с ним, течением высосало из кабины и утащило почти до Бостонской гавани. Когда четыре дня спустя ее труп обнаружили, при ней было несколько мертвых, утонувших летучих мышей, запутавшихся у нее в волосах.
Вик прибавляла скорость — восемьдесят, девяносто. Вокруг нее вылетали из моста летучие мыши, выплескивались в ночь, все до одной, все ее мысли и воспоминания, фантазии и чувства вины: как она целовала большую голую грудь Лу, когда впервые сняла с него рубашку; как ехала на своем десятискоростном велосипеде в зеленой тени августовского дня; как ободрала костяшки пальцев о карбюратор «Триумфа», стараясь затянуть болт. Хорошо было видеть их улетающими, видеть, как они освобождаются, самой
Шины с огромной силой грянулись о землю. Вик бросило на руль, и боль в почке стала мучительным ощущением разрыва. « Только бы не перевернуться», —подумала она, теперь быстро замедляя ход, меж тем как переднее колесо билось и сотрясалось, а весь байк угрожал сбросить их и свалиться сверху. Двигатель завизжал, когда мотоцикл зашлепал на изрытой земле. Она вернулась на ту лесную поляну, откуда Чарли Мэнкс прокладывал путь в Страну Рождества. По бокам байка отчаянно хлестала трава.
Она замедляла, замедляла и замедляла ход, и байк задохнулся и умер. Она двигалась по инерции. Наконец «Триумф» остановился у опушки, и можно было с безопасностью повернуть голову и посмотреть назад. Уэйн посмотрел вместе с ней, по-прежнему крепко сжимая ее руками, словно они даже сейчас мчались со скоростью под восемьдесят миль в час.
Через поле она видела мост «Короткого пути» и поток летучих мышей, изливавшийся из него в звездную ночь. Затем въезд в мост почти осторожно повалился назад — за ним вдруг ничего не оказалось — и исчез с еле слышным хлопком, не успев врезаться в землю. По высокой траве разбежалась слабая рябь.
Мальчик и его мать сидели на мертвом байке, глядя на это. Летучие мыши тихо попискивали в темноте. Вик ощущала в своем сознании огромную умиротворенность. Она не знала, много ли в нем оставалось сейчас, кроме любви, но ей этого хватало. Освободиться от всего остального было настоящим облегчением.
Она ударила каблуком по педали стартера. «Триумф» вздохнул, выражая сожаление. Она попробовала еще раз, чувствуя, что внутри у нее все рвется, харкая кровью. Третий раз. Педаль стартера почти отказалась опускаться, а байк не издал вообще ни звука.
— Что с ним случилось, мама? — спросил Уэйн своим новым, мягким голосом маленького мальчика.
Она покатала байк вперед-назад между ног. Он мягко поскрипывал, но больше не издавал никаких звуков. Она поняла и рассмеялась; смех был сухим и слабым, но искренним.
— Бензин кончился, — сказала она.
В первое воскресенье октября Уэйн проснулся под перезвон колоколов в конце квартала. Отец был рядом, сидел на краю кровати.
— Что тебе снилось? — спросил его новый, почти худой отец.
Уэйн помотал головой.
— Не знаю. Не помню, — солгал он.
— А я подумал, что тебе, может, снится мама, — сказал новый Лу. — Ты улыбался.
— Мне, должно быть, снилось что-то веселое.
— Что-то веселое? Или что-то хорошее? — спросил новый Лу, глядя на него своими странными новыми глазами… придирчивыми, яркими и заинтересованными. — Потому что это не всегда одно и то же.