Странная барышня
Шрифт:
— Хорошо, Елизавета… — замялась она, явно забыв моё отчество.
— Озерская Елизавета Васильевна. Можно и просто Елизавета, но без тыканья. Но вначале я бы хотела послушать ваш рассказ. Мне необходимо понять причины вашего недуга.
— Всё равно лечить думаешь? — криво усмехнулась Елецкая. — А ведь я тебе не нравлюсь.
— Если бы врачи лечили только тех, кто им нравится, то люди давно перемёрли. Скажите, при резком движении головой сознание плывёт часто?
Битый час я собирала анамнез этой вредной старухи, вытягивая из неё чуть ли не клещами все жалобы. Устала,
— Екатерина Михайловна, я хочу, чтобы вы разделись.
— Вот ещё!
— Поймите, что не на ваши телеса хочу полюбоваться, а выявить хворь, что вас мучает. Ничего личного. Можете отказаться, но упрямство вам впрок не пойдёт.
— Рубаху нательную тоже скидывать? — после секундного замешательства спросила она.
— Пока не надо. Она тонкая и мешать не будет.
— Эй! — крикнула пенсионерка служанке, замершей у дверей. — Помоги раздеться.
Дальнейший осмотр княгини показал, что эту бабушку можно чуть ли не в космос посылать. Есть, конечно, небольшие отклонения, связанные с возрастом, но в остальном Екатерина Михайловна здорова. Если бы не шейный отдел позвоночника, который “фонил” очень жёстко. Мой диагноз верен.
— Лежите и не шевелитесь, — почти приказала я, начиная делать массаж. — Будет хруст в шее, не пугайтесь. Это нормально.
Разминка мышц для улучшение кровотока. Потом аккуратно беру больную за подбородок и по диагонали за височную кость. Плавный поворот головы, и даже я услышала, как хрустят позвонки. Вливаю немного собственного Дара в повреждённый участок.
— Как ощущение? — тихо спрашиваю княгиню.
— Хорошо… — удивлённо произнесла она. — Голова болеть перестала и дышать легче. Я выздоровела?
— Если бы. Просто немного улучшила ваше состояние. Полностью излечить вряд ли смогу, но привести в относительную норму возможно. Правда, для этого время потребуется.
— Оно есть у тебя… У вас, Елизавета Васильевна, — прислушиваясь к себе, аккуратно села бабуля. — Думаю, что вам стоит погостить у нас немного. Заодно и пойму, что за ягодка такая в нашем саду созрела.
47
Не знаю, радоваться ли мне от её предложения или отчаиваться. Оставаться под крышей семьи Елецких — то ещё удовольствие. Жаль, других вариантов нет. И пусть я вначале гордо вспылила, решив одной ринуться в Москву, но князь был прав, пытаясь отговорить меня от столь опрометчивого поступка: без денег и знакомых делать в ней нечего и опасно.
На ужин этот сволочной князь, кстати, не явился, сославшись, по словам Екатерины Михайловны, на неотложные дела. Пришлось мне отдуваться одной. Его не менее сволочная бабуля сразу же мне попеняла, что в дорожной одежде приличные барышни за стол не садятся.
— В таком случае, — заявила я, — мне придётся раздеться. Это моё единственное платье. Есть ещё одно на замену, но оно находится в лечебнице. Я бы обязательно взяла его, только ваш внук практически выкрал меня, толком не объяснив, куда направляемся.
— Это в его характере, — кивнула княгиня. — Илья всегда быстро принимает решения. Да и вы, смотрю, тоже долго не рассусоливаете и за словом в карман не лезете. Не очень похожи на простую деревенскую девушку. Я хочу услышать историю, как вы докатились до такой жизни.
Попасть в мой Дом Призрения можно таким, как вы, лишь по настоянию Церкви и за хорошие деньги одновременно. Денег, как вижу, у вас нет, а Церковь на обыкновенных помещиц внимание не обращает. Только прошу мне не врать, так как правду всё равно узнаю.
— Вы так говорите, Екатерина Михайловна, будто моих бумаг не читали.
— Зачем мне это? Илья Андреевич сам все дела ведёт. Достаточно того, что я содержу эту богадельню.
Я без утайки рассказала про всю свою жизнь в этом мире. Про войну с Кабылинами, лесопилку, бабку Кривушу. Как пыталась сохранить поместье, выплачивая долги мачехи. Княгиня слушала с искренним интересом в глазах, не единожды всплакнув или рассмеявшись.
— Хороша сказка! — благосклонно кивнула она после того, как я замолчала. — Если хоть половина этого правда, то понятно, почему внук на вас позарился. И графа Бровина знаю. Вернее, супругу его и дочь. Сейчас, правда, отбыли в этот ваш Кузьмянск, но ближе к зиме вернутся. Авось и Станислав Альбертович с ними заявится.
— Очень хотела бы его увидеть. Этот человек много хорошего сделал для меня. Переживаю насчёт лесопилки. Я же с ним договорилась о поставках досок. И сильно сомневаюсь, что Вольдемар с мачехой поддерживают работу предприятия. Получается, что подвела приличного человека.
— То не вы, а они подвели. Кого с досками, а кого сразу под монастырь. Но случаев таких много. Думаете, Елизавета, почему я Дом Призрения открыла?
— Из-за вашей дочери?
— Сперва из-за неё. Да и не собиралась изначально. Когда она интерес к жизни потеряла, каких только докторов к ней ни направляла. И наши были, и иностранные. Денег много на них потратила, а результата никакого.
Тут Илья Андреевич учёбу свою закончил. Ох, как мы все были злы на него, когда он, блестящий морской офицер, оставил военную карьеру и пошёл простым студиозом в Московский Императорский Университет. Потом по заграницам ездил, прислуживая там, словно простолюдин, профессорам и магистрам всяким.… Но не об этом сейчас.
Вернувшись, внук сказал, что почти знает, как вылечить мать. Он и предложил создать Дом Призрения для дам с душевными расстройствами. Мол, на их примере поймёт какие-то там механизмы и сможет вернуть в нормальную жизнь не только мать, но и остальных страждущих. Понимали все, что это невозможно, только надежда в сердце всегда имелась. Согласились, ожидая, что скоро эта блажь пройдёт.
Так и завертелось. Подали прошение в Церковь и уже под её крылом открылись в одном из особняков нашего рода. Он и так простаивал, никому не нужный, поэтому решили, что нечего добру пропадать. Моя дочь знатного рода, поэтому вначале отбирала в её окружение соответствующих дам. Наш Дом Призрения даже модным из-за этого сделался. Но как-то незаметно стали попадаться девушки вроде вас, Елизавета. Не то, чтобы простолюдинки, но и особой знатностью похвастаться не могут. Хотела им отказать, но Илья Андреевич настоял, чтобы были. Говорит, что большинству некуда идти, так как в собственных домах не ко двору пришлись.