Странная разведка: Воспоминания о Секретной службе британского Адмиралтейства
Шрифт:
В этом кратком изложении шести месяцев моей работы я еще не рассказывал о животрепещущих случаях. Но они бывали время от времени.
Во время одного из моих вояжей в Берлин я должен был встретиться с одним информатором, который до этого поставлял мне довольно много полезных сведений. Хотя по национальности он был немцем, но мать его была полька. Он был очень умен, но весьма эмоционален, и я всегда предчувствовал, что он мне доставит хлопот.
В этот раз он пришел на встречу в очень нервном состоянии. Полиция идет по его следам, уверял он меня, и за ним установлена слежка вот уже несколько дней. Он также полагал, что его почту вскрывают. Он жил в постоянном
Он рассчитывал, впутав меня, легко отделаться, так как знал, что власти рассматривали бы меня в таком случае как особо ценную добычу. Была еще одна вещь, и он оказал мне большую любезность тем, что предупредил меня о том, что собирался это сделать. Если бы он начал с того, что пошел в полицию, я был бы пойман с поличным, потому что он, конечно, получил бы от полиции инструкции чтобы передать мне документы, в качестве улики при моем аресте.
Но даже при всем этом ситуация оставалась опасной. Шнайдер, я буду его так называть, был в состоянии того испуга, который заставляет пойти на самый отчаянный риск самого жалкого труса, если он видит легкий шанс спасти свою шкуру. Я долго убеждал его, заверяя, что его страхи необоснованны и что даже явка с повинной не спасет его от многолетнего тюремного наказания. Но все было напрасно. Он собирался идти в полицию, и никто не смог бы ему помешать.
Это меня никоим образом не привлекало. Если бы он настаивал на своем решении, он должен был как минимум дать мне время убраться из Берлина. Но если бы полиция была предупреждена, это оказалось бы трудно, почти невозможно.
Случай явно требовал решительных мер. Шнайдер направился к двери, но я опередил его, закрыл дверь и спрятал ключ себе в карман. Он пытался со мной бороться, и я его сильно ударил. Я поступил так против своей воли: до сего момента он был мне очень полезен и, во всяком случае, даже сейчас я не хотел видеть в нем личного врага.
Он рухнул в кресло. Я дал ему попить и вытащил револьвер — для большего морального воздействия. Потом я заговорил с ним.
Просто удивительно, сколько воображения появляется у человека, оказавшегося в подобной критической ситуации. Я обрисовал в самых мрачных красках нашу Секретную службу, ее щупальца, протянувшиеся по всему миру, и варварские методы, которыми она наказывает предателей. Ее агенты действовали парами, стращал я, если один из них попадается, то другой останется в тени и быстро подготовит месть тому, кто причинил зло его товарищу.
— Вы говорили, господин Шнайдер, что за вами кто-то следил последние дни, — продолжал я. — Хорошо, это правда. Но это была не полиция. За вами наблюдал мой напарник. Это наше правило — всегда следить за людьми вроде вас. Вам очень повезло, что вы не додумались пойти в полицию до встречи со мной. Если бы вы поступили так, то, скорее всего, вы уже были бы мертвы. Когда вы выйдете из моего дома, за вами тоже будут следить. Потому я советую вам идти прямо к себе домой. Иначе вам придется туго.
Он сразу наклонился со скептицизмом, но хотя я и продолжал блефовать, чувство опасности, которой я подвергался, повергло в страх и меня, и я чувствовал себя едва ли не так же, как он. Я по глазам своего собеседника мог видеть, как мои слова понемногу убеждали его. И в глубине он был во многом прав, что я не дал бы ему уйти из моего поля зрения, пока не убедился бы в достаточной степени, что он будет держать язык за зубами.
Наконец он заявил,
Я предупредил его, что если он предаст меня, то в любой момент будет неминуемо наказан.
— Если полиция оставит вас на свободе, то это вопрос не дней, а, возможно, часов. И вскоре вам придется столкнуться с чем-то очень для вас неприятным. Если вы окажетесь в тюрьме, то как бы долго вы там ни находились, мои друзья доберутся до вас, как только вас выпустят. Вы можете поехать куда захотите, но вы не сможете скрыться от них!
Я стал блефовать еще сильнее.
— И потом, есть еще кое-что, дружище. Разве вы не видите, что вы больше зависите от моей милости, чем я от вашей? Раз уж вы показали, что недостойны доверия, я со своей стороны склоняюсь к тому, чтобы прописать вам добрую дозу вашего собственного лекарства. Я обращусь к одному из моих коллег (и я повернулся, продолжая говорить, к телефону), который позаботится, чтобы вы сидели смирно день или два, после того, как я покину Германию. В полицию анонимно сообщат о вас как о шпионе, и будут представлены убедительные доказательства вашей вины. Если вы попытаетесь выдать меня, возможно, что вам не поверят, и, во всяком случае, это никак не смягчит вашу вину перед законом. Вы можете быть уверены, что получите десять лет тюрьмы и, как вы знаете, у тюремного персонала есть инструкции, чтобы особенно жестоко обращаться с заключенными, сидящими за государственную измену. Да, это самый лучший план. И я сделал вид, что поднимаю телефонную трубку.
Блеф сработал моментально. Шнайдер испугался еще сильней, чем раньше. Он был уверен, что моя угроза действительно может привести к его смерти, и потому капитулировал безоговорочно. Он заверил меня, что не пойдет в полицию, пообещал поступать только так, как я ему сказал и путано сообщил мне, как доказательство своей благонадежности, несколько сведений, которые, как оказалось, были довольно ценными.
Но я все равно не был полностью удовлетворен. В его нынешнем состоянии возбуждения, ему невозможно было довериться. Потому я решил оставить его здесь на ночь под моим присмотром, надеясь, что к утру он успокоится.
После нескольких попыток морального убеждения с моей стороны, он написал собственноручно полное признание о работе, которую выполнял для меня, выдав все даты и точные детали, и подписал его. Я спрятал это признание в конверт, на которой написал адрес полицай-президента Берлина.
— А сейчас, Шнайдер, — сказал я ему, — если в будущем, я по какой-то причине засомневаюсь в вас, этот конверт немедленно попадет на почту. Вы видите, что у вас нет шансов спрятаться, если вы вдруг когда-нибудь захотите меня выдать.
Он, очевидно, понял это, и я начал чувствовать себя более уверенно Утром я вызвал такси и поехал с ним в Шарлоттенбург. Он выглядел довольно жалко, но его нервный кризис прошел и он был совсем покорный. Я рассчитался с ним и решил про себя, больше не пользоваться его услугами. Я уже расплатился по счету в отеле и забрал свой чемодан. В момент, когда Шнайдер вышел из фиакра, я попросил извозчика ехать на вокзал Фридрихштрассе, но после того, как мы немного проехали, я попросил сменить маршрут, и поехал к Анхальтскому вокзалу, где сел на поезд, идущий на юг.