Странник поневоле
Шрифт:
Оба всадника озирались вокруг, и один раз рыцарь о чём-то спросил слугу через плечо, но слов Богдан не расслышал.
Стараясь не слишком заметно отгибать ветви, Богдан разглядывал первых людей, которых он видел воочию на этой удивительной планете. Оба мужчины – и господин, и слуга – были среднего роста, но весьма крепкие с виду. Из-под кольчужного капюшона рыцаря выбивалась прядь тёмно-русых волос, а слуга являлся довольно выраженным брюнетом. Отвечал он рыцарю почтительно, но без явного подобострастия.
Дорога петляла по лесу, так что метров через двадцать конные путники исчезли за деревьями и кустами. Богдан
Надо было совершенно определённо решить для себя, как всё-таки строить маршрут дальше. Куда идти – понятно, но ясно, что прятаться каждый раз, завидев путников на дороге, невозможно, а его попытки спрятаться, если его всё-таки заметят, только вызовут дополнительное подозрение. Пробираться всё время лесом? Но сколько он будет так топать через чащу – неделю, две? А ведь придётся добывать себе пропитание, и так далее, и тому подобное. Путь затянется на неопределённое время, а хочется выбраться из этого положения поскорее…
– М-да, а скоро только кошки родятся, – повторил Богдан знаменитую фразу из знаменитой книги.
Идти совершенно открыто было, по меньшей мере, неосторожно, поскольку, как можно понять, он слишком отличается видом от местных жителей – и то, что он только что увидел, подтвердило догадки. Папуас в центре современного земного города выглядел бы, наверное, менее заметно, так как прохожие могли бы принять это за какой-то розыгрыш, ухмыльнуться и просто пройти мимо. Здесь мимо никто не пройдёт, и очень скоро придётся объяснять, кто он и куда путь держит.
Богдан стал размышлять, как можно замаскироваться под туземного жителя. Самое надёжное – обзавестись местной одежонкой, желательно от богатого господина, чтобы не ломать шапку перед другими знатными особами и давать поменьше разъяснений. Конечно, он мог только догадываться о вариантах социальных отношений здесь, но справедливо полагал, что состоятельному сословию всегда легче живётся.
Однако как добыть местные тряпки, да ещё и не дешёвые? Купить нереально – не на что, да и за ними придётся идти на местный базар, в лавку или что тут такое существует? А как идти в том виде, в каком он сейчас?
Украсть где-нибудь? Но как высмотреть, где что украсть? Ведь чтобы совершить кражу, нужно, опять же, как минимум добраться до местного поселения и войти туда незаметно. Если пробираться ночью, то рассчитывать можно, скорее всего, только на кражу каких-то лохмотьев, но маскироваться под человека низкого сословия в обществе жёсткой социальной иерархии явно не выгодно. Разве что совсем уж под нищего, на которого все плюют. Правда, если таковые тут есть…
Немного подумав, Богдан решил, что нищие обязательно должны быть. Если уж таковые имелись в обществе развитого социализма, то как им не быть в социумах, где по дорогам разъезжают рыцари с оруженосцами? Любое человеческое общество отличается полярностью – полярностью разной степени, но всё-таки, везде есть те, кто живёт лучше, и кто живёт хуже... Впрочем, не только общество, но и сама жизнь демонстрирует разделение на куда более глубинных биологических и физических уровнях: ну, хотя бы мужские и женские особи, глупые и умные индивидуумы, высокие и низкие температуры, протон и электрон, и прочее, прочее, прочее. Правда, Богдан вспомнил, что, если говорить о живой природе, то есть и
– Философ хренов, – сказал сам себе, ухмыляясь, Богдан. – Сидишь тут, рассуждаешь… А решительно начать действовать не можешь!
Существовал, конечно, ещё один ну очень простой и очень решительный вариант: догнать неспешно ехавшего рыцаря и слугу, прикончить обоих и, облачившись в доспехи, спокойно и с достоинством двинуться далее на лошади, а не пешком. Вряд ли кто-то станет останавливать рыцаря, если только те, кто решатся на него напасть. А таких, насколько Богдан представлял себе историю, в мирное время находилось мало – разве что если сейчас шла война. Безусловно, он не мог поручиться, что именно сейчас и именно тут не ведутся боевые действия, да и вообще тут нравы не отличаются от земных. Но пока всё вокруг тихо, и обстановка, скорее всего, мирная.
Впрочем, этот вариант совсем не годился: не мог Богдан взять и хладнокровно убить двоих человек, которые сами на него пока не нападали.
– Значит, решено, – снова негромко сказал он себе под нос, – попробую замаскироваться под нищего. Этакий странствующий пилигрим.
Сзади и чуть левее негромко прошуршала листва. Богдан резко обернулся.
Глава 12
Метрах в трёх из-за соседней сосны в него целился из арбалета давешний слуга рыцаря. Поверх уложенного в направляющий жёлоб болта на Богдана смотрели жёсткие угольки глаз, почти закрытые кромкой железного шлема.
Юноша замер, соображая, что предпринять. Вряд ли этот тип понимает, что такое лучемёт, но вскидывать руку опасно: в ответ на резкое движение, слуга мог выстрелить, и рисковать получить в грудь арбалетную стрелу не хотелось. Можно было попробовать резко нырнуть за ствол сосны, но оставалась вероятность быть подстреленным в ноги, которые он не успеет спрятать за дерево. И кто потом будет его здесь лечить?
Богдан невольно покосился назад, но сзади никого не было, да и вряд ли в таких доспехах можно было подкрасться бесшумно – какая-нибудь пластина, да и звякнула.
– Сиди, не дёргайся! – предупредил чернявый оруженосец, и Богдан его прекрасно понял.
Совершенно непроизвольно он криво усмехнулся: ему правильно показалось, когда слушал из кустов, и разговаривали действительно на старофранцузском. Странное это было чувство – понимать язык, на котором ты сам пока ещё ни слова не произнёс и который никогда до этого даже не слышал. Великое всё-таки дело – прямая запись информации в мозги!
Видя, что пленник сидит спокойно, воин осмелел и, чуть повернув голову, крикнул:
– Господин, извольте сюда пожаловать! Я его на прицеле держу!
Сейчас Богдан уже вполне мог попробовать выстрелить сам, но не мог решиться стрелять в человека! Крутились в голове рассказы фронтовика дяди Васи, но…
Тем не менее, он начал было поднимать руку с лучемётом, однако, как и предполагал Богдан, слуга уловил опасность.
– Ну-ка, ну-ка! – заорал он, наводя арбалет прямо в лицо юноше. – Бросай, что держишь!.. Бросай, говорю!
Палец на спусковом крючке елозил, готовый выпустить стрелу. Ничего не оставалось, и Богдан уронил лучемёт в траву. «Сейчас он скажет: “несколько шагов назад”», – подумал Богдан.