Странник
Шрифт:
Альберто снова бросил взгляд на Рафаэля, его глаза горели от ненависти.
— Я взял его за горло. Я хотел, чтобы он заплатил. Хотел, чтобы он понял, что сделал. Я приставил нож к его шее, а он выстрелил мне в бок, — его рука дернулась, коснувшись бока, где виднелось пятно крови. — И потом… он сбросил меня в овраг, как мусор, бросил умирать, пока он удирал как трусливая псина, рассчитывая на то, что все подозрения упадут на меня.
Гробовая тишина.
Альберто замолчал, словно пытаясь найти силы продолжать. Его лицо, мрачное и усталое, казалось ещё более болезненным. Как же мне хотелось подскочить к нему, обнять, сдавить жадными руками, целовать его лицо,
— Я пришёл в себя в тишине, полной, густой, как если бы весь мир застыл, — он говорил медленно, глядя в одну точку, будто видя перед собой всё, что произошло. — И вот тогда я заметил… её. Рита лежала на траве…вся в крови. Её глаза, такие огромные, тёмные, смотрели в небо. Она еще была жива.
Толпа слушала, затаив дыхание. Лица людей, которые ещё недавно готовы были растерзать его, теперь были искажены смятением. Казалось, никто не мог отвести взгляда, будто с ужасом и восторгом смотрели на него, человека, пережившего то, что для них было за гранью понимания.
Рита сказала мне несколько слов. Её голос слабым, едва слышным. Она смотрела на меня и…и все… и ее взгляд застыл.
Его голос дрогнул, Альберто стиснул кулаки, а я тяжело дыша и задыхаясь от слез едва сдерживалась, чтобы не броситься к нему. В эту секунду что-то уперлось мне в спину.
– Пошли со мной, сука. Или я вначале застрелю тебя, а потом твоего брата любовника.
***
— В тот момент я понял, что не смогу оставить её просто так. Взять её на руки и нести? — Альберто чуть усмехнулся, горько, мрачно, — Нет, я бы не дошёл и десяти шагов. Кровь текла с моего бока, ноги еле держали… Но я не мог оставить её там. Тогда я вспомнил… — он запнулся, встретив взгляды окружающих. — Я вспомнил, как когда-то в детстве читал книгу про всадника без головы. И тогда в голове родился план.
Никто не прерывал его, ни один звук не нарушал это странное, напряжённое молчание.
— Я привязал её к седлу, — его голос был глухим, — крепко, надёжно, чтобы её нашли. Лошадь должна была отвезти ее на ипподром, по крайней мере я на это надеялся.
Изабелла уже не могла сдерживаться. Она бросилась вперёд, едва сдерживая рыдания. Обняла Альберто, крепко, словно боялась, что если она ослабит хватку, то потеряет его снова, на этот раз уже навсегда. Она поглаживала его волосы, шепча что-то утешительное, бесконечно повторяя слова, которые уже давно перестали иметь значение, как это часто бывает в горе.
Альберто ощутил тепло её рук, даже несмотря на глухую боль в теле. Всё вокруг слилось в невнятный шум, пока он не заметил то, что заставило все его тело застыть, замереть, заледенеть от предчувствия. Глаза его сузились, когда он оглянулся. Среди людей не было Анжелики и… Рафаэля.
Глава 31
Всё вокруг дышало тьмой. Мы ехали по пустынной дороге, и свет от фар безжалостно резал черноту, словно вскрывая вены в ночи и этот свет фар был оранжевой кровью. Рафаэль гнал машину вперёд, крепко сжимая руль, а я, обездвиженная его молчаливой угрозой, сидела рядом, не осмеливаясь ни разрывать тишину, ни задавать вопросы. В душе будто разлился леденящий яд: каждое моё движение могло спровоцировать что-то страшное, и я замерла, отстранившись, всматриваясь в его профиль.
Ветер за окном становился всё яростнее, на лобовом стекле закапал дождь. Мы приближались к маяку. Огромный, с мрачными, будто изъеденными временем стенами, он стоял на краю утёса, скрытый от глаз деревни. Я слышала о нём — каждый в Сан-Лоренцо знал это место. Полузаброшенный маяк на вершине утёса, под которым веками бились волны, теряя свою силу об острые камни, — здесь всегда чувствовалась угроза, как будто само море ожесточённо пыталось стереть его с лица земли.
Рафаэль выволок меня из машины, крепко сжав руку, и потащил вверх по узкой тропинке. Я пыталась вырваться, но он не отпускал меня, и от его силы у меня по телу побежали мурашки. Стены маяка, окутанные мраком и побитые морской солью, казались живыми, дышащими, скрипящими на ветру. И я знала: никто сюда не придёт. Мы были одни среди чёрной пучины и кромешной тьмы. Вокруг нас бушевали волны, ударяя в утёс и взметая вверх пену. Рафаэль встал между мной и тропинкой обратно вниз. Его лицо было неподвижным, но взгляд... в нём горела злость, какая-то одержимая, болезненная злость.
— Ты думаешь, Анжелика, что можешь меня бросить? Можешь вот так просто унизить меня? — его голос был полон презрения, слова ранили, как ножи. — Думаешь, что сможешь просто вычеркнуть меня из своей жизни? Просто так уйти? Ты никогда не уйдёшь, слышишь меня?
Я стояла боясь сделать хоть шаг. Мой страх больше не был молчаливым, не был скрытым — я смотрела на него, и он видел в моих глазах ту самую ярость, смешанную с отчаянием, которую я не могла больше скрывать.
— Тебе ничего не остаётся, Рафаэль, кроме угроз, — мой голос сорвался, но я не могла остановиться. — Ты... ты мёртв для меня. Я больше не твоя жена, я не боюсь тебя! Ты можешь утащить меня на край света, на этот проклятый маяк, но в тебе нет силы, которой я бы подчинилась. Ты просто... пустой. И я никогда бы не полюбила тебя!
Его лицо исказилось. Это был не человек — это был больной психопат, в нем не осталось ничего нормального. Он шагнул ко мне, впиваясь взглядом, как хищник, и я почувствовала спиной холодный, шершавый камень маяка.
— Ты хочешь узнать, что такое страх? — прошипел он, впившись в мои плечи так, что я вздрогнула от боли. — Тогда посмотри вниз, Анжелика.
Он подтолкнул меня ближе к краю. Внизу кипела пучина, не было ни света, ни спасения, только бурлящая бездна, тёмная, как сама смерть. От вида её у меня закружилась голова, я чувствовала, как ноги предательски слабеют.
– Даже если мне придётся погибнуть, я не стану твоей собственностью!
Он отступил на шаг, сжимая кулаки так, что костяшки пальцев затрещали. Его взгляд изменился, в нём появилось что-то холодное, словно он принял какое-то окончательное решение.
— Значит ты сегодня сдохнешь как и твоя хромая идиотка сестра — произнёс он, и в его голосе была ледяная уверенность.
И в этот миг я осознала: он и вправду готов сделать это. Рафаэль потащил меня к краю маяка, каждый шаг отдавался леденящей болью, и в этом его движении — ни капли сожаления, ни одного укола совести. Убил Риту — мою сестру, и сейчас тащит меня, как вещь. Бушующие волны бились о скалы внизу. Скоро об эти камни разобьется мое тело.
— Думаешь, сможешь выкрутиться? Думаешь, я не знаю, как вы все смотрели на меня, как презирали? — прорычал он, злобно оскалившись, так что на лице проступили тёмные тени.
— Ты… ты её убил, Рафаэль, — вырвалось у меня. — Она прикрыла его, а ты не остановился.
Он сжал зубы, глядя на меня с таким презрением, будто я была пылью у его ног.
— Рита сама выбрала свою судьбу.
— Ты думаешь, что убьешь меня и все решится? — В голосе не было страха, хотя внутри всё горело ненавистью. — Ты сядешь, даже твой отец уже не сможет тебя отмазать. Ты будешь гнить в тюрьме!