Странники войны
Шрифт:
— Поднимите этого мерзавца с колен. И уведите их обоих. — Двое эсэсовцев, к которым Гольвег обратился, неуверенно приблизились к однорукому и поставили его на ноги. При этом они осторожно обошли с двух сторон «фюрера», косясь на него, как на священного идола.
— Этот сумасшедший, — указал гауптштурмфюрер на Зомбар-та, — арестован именно потому, что лишь недавно бежал из психиатрической лечебницы. Вернувшись домой, он отыскал припрятанную там одежду, очень напоминающую мундир нашего фюрера. Внешность его, как видите, вполне подходящая для того, чтобы
— Это неправда! — закричал однорукий, уже приближаясь к могиле. — Он — фюрер. Я свидетельствую перед вами, господа солдаты, и перед Богом! На ваших глазах убивают фюрера!
Гольвег сам ухватил Зомбарта за ворот и подтолкнул в сторону рва. Имперскую Тень поставили рядом с одноруким, и гауптштурмфюрер приказал им обоим повернуться лицом ко рву, а затем опуститься на колени. Обреченные безропотно повиновались. Гольвег не спеша приблизился к старому солдату, выждал несколько секунд, словно бы давал возможность произнести последние слова молитвы, и выстрелил в затылок. Ему жалковато было убивать этого ветерана. К тому же он явно поспешил — следовало немного потянуть время, которое очень трудно будет тянуть при «расстреле» Имперской Тени, дожидаясь появления Скорцени. Однако уже ничего нельзя было изменить.
— Не убивайте меня, гауптштурмфюрер, — взмолился Великий Зомби. — Это ведь зависит от вас. Не убивайте меня! Я понял свою вину. Но ведь можно попробовать еще раз. Вот увидите, я смогу. Вы почувствовали это, когда несчастный стоял передо мной на коленях.
32
— Так что случилось с этим... штандартенфюрером?.. Простите, не запомнил...
— Вильгельмом Овербеком?
— По всей вероятности, фюрер упоминал именно это имя, — согласился Скорцени.
Барон фон Риттер и Скорцени только что оставили «масонское пристанище» — как мысленно окрестил про себя тайную комнатку «первый диверсант рейха» — и вошли в Ритуальный зал. Дверь, ведущая в Святилище СС, уже была закрыта и старательно замаскирована. У нее стояли двое дюжих эсэсовцев с желтыми безликими лицами. Они смотрели на офицеров, не шелохнувшись, и очень напоминали мумии, охраняющие вход в гробницу фараона.
— Штандартенфюрер сошел с ума.
— Официальная версия?
— Нет, сошел. В обычном смысле этого слова.
— Личная трагедия? Погибла семья? Сын?
— Овербек оставил после себя красивую жену и не менее красивую дочь. Он не выдержал испытание подземельем. — Что бы ни произносил барон, он произносил это каким-то особым, вызывающим тоном, словно бы пытался доказать собеседнику, что так, как думает он, обязан думать весь остальной мир. В самом голосе его — резком, безапелляционном — чувствовалось некое неоспорцмое самоутверждение, которое для самого барона было куда весомее и ценнее собственной жизни. — Ума не приложу, как человек со столь неуравновешенной психикой мог оказаться комендантом подземного рейха.
— Вы называете его именно так, подземным рейхом?
— Так называл его штандартенфюрер, в чьем подчинении я имел неприятную обязанность служить, — по-индюшиному потряс отвисшим подбородком фон Риттер. Ноздри негроидно-широкого носа его раздувались при этом, подобно воздушным шарам.
У двери, ведущей в зал для пиршества, офицеры оглянулись и увидели, что фюрер неслышно вышел вслед за ними, чтобы остановиться лицом к Святилищу. Оказавшись почти между двумя здоровенными охранниками, он выглядел жалким пилигримом, которого никто не собирается пускать даже на порог храма.
Так же молча офицеры открыли дверь и оказались в небольшой передней, до которой доносился приглушенный говор «пиршествующих» кардиналов Черного Ордена.
— Фюрер все еще там, в комнате масонов? — остановил «посвященных» обергруппенфюрер Шауб, поднявшийся при их появлении с богато инкрустированного и, очевидно, только поэтому не обшитого кожей дубового дивана. Одного из двух, стоящих под стенками.
— Уже у врат Святилища, — ответил Отто.
— Его можно понять, Скорцени. Когда приходит время решать... Фюрер не может не возвращаться сюда, к «Копью судьбы», к духам предков, которыми прославился этот замок.
— Его можно понять, — развел руками Скорцени.
— Я пойду к нему. В такие минуты фюрера нельзя оставлять наедине с самим собой.
Скорцени и Риттер проводили его взглядом, однако уходить из комнатки не торопились. Точнее, бригаденфюрера сдерживал «первый диверсант рейха». Присоединяться к одной из группок, образовавшихся к тому времени в зале для пиршеств, ему не хотелось. К тому же следовало использовать возможность как можно обстоятельнее пообщаться с комендантом подземного рейха.
— Если это не тайна... В чем, собственно, проявлялось сумасшествие штандартенфюрера? И насколько это типично для офицеров гарнизона вашей подземной Атлантиды?
— К сожалению, типично.
— Понятно, многие не выдерживают длительного пребывания под землей. Привидения. Подземные духи.
— Лично я провел там более двух лет. Месяцами не появляясь на поверхности.
Скорцени взглянул на барона не столько с уважением, сколько с любопытством.
— Вы правы, Скорцени. Подземный рейх — это способ жизни, способ мышления. Совершенно новая, не известная землянам философия.
— Дождевого червя?
— Я всегда считал, что название избрано крайне неудачно. Его предложил штандартенфюрер Овербек. Этим многое объясняется. Он так и не понял, что подземный рейх — не временное обиталище.
— И что речь идет о зарождении совершенно иной цивилизации — подземной Атлантиды, — поддержал его Отто.
— Вы очень точно определили сущность нашего лагеря. Вполне возможно, что его гарнизон окажется последним племенем, уцелевшим после гибели нынешней европейской цивилизации. Да-да, штурмбаннфюрер, не только Третьего рейха, Германии, но и всеевропейской... Многие пока не осознают этого. Даже из тех высоких чинов рейха, кому давно следовало бы.