Странные люди
Шрифт:
Так рассказал Кольке Захарыч. (Рассказ идет на изображение). И эту трагическую сцену, конец ее, остановила рука художника - Кольки...
Долго стоял Захарыч над работой Кольки... Не проронил ни слова. Потом повернулся и пошел к окну. И тотчас вернулся.
– Хотел пойти выпить, но... не надо.
– Ну как, Захарыч?
– Это... Никак...
– Захарыч сел на лавку
– Как они его... а! За что же они его?! За что?.. Гады они такие, гады.
– Слабое тело Захарыча содрогалось от рыданий. Он закрыл лицо маленькими ладонями.
Колька мучительно сморщился и заморгал.
– Не надо, Захарыч...
– Что "не надо"-то?
– сердито воскликнул Захарыч, и закрутил головой, и замычал.
– Они же дух из него вышибают!..
Колька сел на табуретку и тоже заплакал - зло и обильно.
Сидели и плакали.
– Их же ж... их вдвоем с братом, - бормотал Захарыч.
– Забыл я тебе сказать... Но ничего... ничего, паря. Ах, гады!..
– И брата?
– И брата... Фролом звали. Вместе их взяли. Но брат - тот... Ладно. Не буду тебе про брата. Не буду.
Чуть занималось светлое утро. Слабый ветерок шевелил занавески на окнах...
По поселку ударили ранние петухи.
Тут вышла из-за перегородки жена Кольки, Нинка. Заспанная и недовольная.
– Людям на работу с утра, а они толкутся всю ночь, как... эти...
– Чего ты?
– попытался воздействовать на жену Колька.
– Да ничего! И нечего по ночам сюда шляться. Пить-то и одному можно... А других подговаривать... учителя вроде бы так и не делают.
– Нинка!..
– Не ругайся, Николай... Не надо...
Захарыч, к удивлению Нинки, вылез в окно и ушел.
Как-то Матвей поздно ночью завернул к дому Кольки... Стукнул в окно.
Колька вышел на крыльцо.
– Ты чего, дядя Матвей?
– Так...
Сели на приступку.
– Как оно?
– спросил Матвей.
– Да так... Ничего.
Помолчали.
– Вынеси гармонь, сыграй чего-нибудь.
Колька удивленно посмотрел на председателя.
– Ну, што, лень, што ли? То всю деревню ходил булгатил...
– Счас вынесу.
Колька принес гармонь.
– Какую?
– Ну... какую-нибудь, какие по ночам играл.
Колька заиграл "Ивушку".
И тут в дверях выросла Нинка... В спальной рубахе, босая.
– Чего эт - ночь-заполночь разыгрались тут!..
Колька перестал играть.
– Людям спать надо, а тут... Нальют глаза-то и ходют... Колька, иди спать!
– Ты што это, Нинка?
– удивился Матвей.
– И двух недель не живешь с мужем, а уж взяла моду ворчать, как карга старая. Бесстыдница ты такая!.. Што же дальше будет?
– А нечего тут...
– Чего "нечего"? Дьяволы злые. Молодая ишо, радоваться бы надо, а ты уж как бы поядовитей слово из себя выдавить. Кто это тут глаза налил? Ну?
– И нечего тут...
– Заладила, ворона... Тебя ж, Нинка, любить надо, а где тут! Душа не повернется - так-то будешь. Не бери пример с наших деревенских дур, которые только и знают, что всю жизнь лаются... Будь умней таких. Жизнь-то - всего одна, и та, не успеешь оглянуться - к вечеру уж. И тут тянет человека оглянуться... Вот и оглядываются - каждый на свое. Не надо, Нина, штоб душа ссохлась раньше времени... Не надо.
Нинка хлопнула дверью, ушла в дом.
– Ты, Колька, не давай ей особо язык распускать...
– Ругаться, что ль, с ней?
– Да не надо бы ругаться-то... Хоть ты умней будь, втолковывай почаще...
– Играть?
– Давай.
Колька заиграл опять "Ивушку". Вяло как-то... И Матвей слушал вяло. Потом он сказал:
– Ладно, не надо. Всему, видно, свое время.
Посидели молча. Закурили.
– Игрушки-то свои делаешь?
– Делаю.
– Ну и делай, не слушай никого, ну их к дьяволу. Глянется - делай. А то указчиков много найдется... Посплетничают, позубоскалят - и думают: они хорошие. Клади на всех...
Колька засмеялся.
– А сыграю я, дядя Матвей!
– Валяй.
И Колька заиграл веселый мотив...