Странные люди
Шрифт:
– Ты выдержала, когда страшно было. А я за помощью помчалась.
– Да какое там… - неловкость Спящей передалась ей, и Немо почувствовала, как краснеет от чужой эмоции. – У меня наушники есть. Нашарила в темноте, музыку включила, и никакого дыхания не слышно. Вот и вся моя храбрость.
– А мои сломались. Я не думала, что они мне так сильно понадобятся.
Ночь по-прежнему вела себя дружелюбно, и Немо окончательно расслабилась, вытягиваясь на чужой кровати. Страх ушел, и она сразу вспомнила, что забыла в комнате мобильный и так и не выключила там свет… и пусть.
Может быть, она уже и заснула бы, но Спящая все никак не могла уснуть, окутывая ее облаками странных путанных ощущений, в которых была капелька страха и тоска, и светлая грусть, и сон уходил от Немо все дальше и дальше. Привычка невольно читать чужие чувства дала возможность понять, что именно сейчас делает лежащая рядом.
– Ты вспоминаешь? – это было больше похоже на утверждение, чем на вопрос. Прозвучало, наверное, слишком резко, поэтому Немо поспешно добавила:
– Прости, что лезу. Можешь не отвечать.
– Ого, ты и это чувствуешь? Нет, ничего секретного. Просто вспомнила, когда была в последний раз в подобном месте, и не было ли там чего-то подобного.
– И?
– Не припомню.
Кровать заскрипела. Спящая перевернулась на бок, лицом к своей временной соседке, охотно делясь тем, что подкинула ей память.
– Это давно очень было. Еще в школе. Правда, я не в лагерь ездила, а в санаторий для таких дохляков, как я. Унылое местечко. Порядки какие-то тюремные, занять себя нечем. Мы развлекались тем, что играли в самодельные карты и читали мемуары предшественников, оставленные на кроватях фломастерами.
– Тут тоже такое есть, - Немо пихнула руку под голову, понимая, что заснуть можно будет не скоро.
– У меня все кровати в комнате исписаны. Ну там ничего интересного. Разные варианты «Хочу домой» или что-то вроде «Вожатый Витя –козел».
– Интересно, у меня тоже есть? Я и не заметила. А ну-ка…
Спящая заерзала, нашаривая мобильный, и отогнув угол матраса, заглянула под него. Дно кровати пестрело памятками о ее прежних обитателях. Писали ручками, фломастерами и даже лаком для ногтей. Пятнышко белого света заскользило по инициалам и датам, номерам отряда и смены, нецензурным словечкам и признаниям в любви. Немо склонилась ниже, и теперь они вдвоем, отгибая тяжелый матрас, читали то, за что многим авторам наверняка устроили серьезную выволочку, поймав на горячем.
– «Тут не кормят и не пускают за территорию!», - читала негромко Спящая, морща насмешливо нос.
– О, некий «Саша» и сердце рядом… А это я читать не буду, а это что-то вообще непонятное. «Осторожно!»
– А дальше? – как можно спокойней спросила Немо, пытаясь заглянуть под матрас. Изменившееся настроенье Спящей она почуяла вмиг. Словно сосульку по спине пустили.
– Ничего. «Тук-тук-тук».
– Что?
– «Тук-тук-тук». Так прямо и написано. Вон, глянь, - она подсветила, давая соседке возможность разглядеть четкие печатные буквы где-то возле ее живота.
– Бред. Не обращай внимания.
Тяжелый матрас, которому надоело, что его сминают и заламывают как угодно, выскользнул из слабых рук Спящей и распрямился, сбив при этом с края тумбочки тюбик с кремом. Тот покатился по полу со зловещим стуком, от которого сидящие на кровати синхронно подскочили, хватаясь друг за друга. Если бы от страха у обеих не свело спазмом горло, их дружный вопль переполошил бы весь этаж.
И словно в насмешку в окно бодро забарабанил не так давно поутихший дождь.
– Давай лучше спать, - предложила тяжело дышащая Немо, отцепив от своей футболки пальцы Спящей.
– А то мы сейчас дочитаемся…
– Ты права, права… - ее собеседницу все еще немного трясло.
– Смешно прямо, две здоровые дылды испугали крема.
Глава 10
Исповедь. «Я не хотел»
Сон был тяжелый, мутный, давящий. Когда он вынырнул из него – словно очнулся от тяжелого забытья во время болячки или оклемался после бурной гулянки. Полную тупого гудящего ступора вечность длиной четыре минуты Пакость валялся на скомканной от его постоянных переворотов простыне, пялясь в стену, снизу синюю и белую сверху, не совсем понимая, где он и почему эта комната так похожа на больничную палату. И только серебристый гигант-тополь за окном вернул его в реальность окончательно.
Тополь тонул в сырых и промозглых лохмотьях густого тумана, серого в утренних сумерках. Пятнадцать минут пятого – сообщили старые дедовские часы с разорванным ремешком, а он был так вымучен этим странным незапоминающимся сном, что совершенно не хотелось валяться даже до рассвета.
За ночь корпус застыл совсем. Даже выросший в вечно неотапливаемой хрущовке Пакость начал стучать зубами, пока дошлепал до соседней кровати и влез в холодные джинсы. Скучная казенная комната – неуютно-пустая, с созданным им хаосом из вещей в самом центре, сейчас была похожа на раскисший акварельный рисунок. Серый и синий. Контуры предметов размыты, и сам он – четкая кривоватая каракуль, портящая весь вид.
Что ж ему таки снилось?
Ноги были ватные. В целом – словно через соковыжималку прогнали. Несколько раз для верности. Пока он отрыл неизменную рубашку, пришлось пару раз с кряхтением наклоняться, поднимая упавшие вещи. Все, что поднять терпения уже не хватило, он затолкал глубже под кровать. Последней, словно откровенно потешаясь над ним, упала помятая сигаретная пачка, и все ее содержимое – три несчастные сигареты, рассыпалось по линолеуму. Пришлось снова наклоняться и возвращать добро на место.
У него были еще. Перед самым своим отъездом Пакость распотрошил две нетронутые пачки и распихал по всем карманам и по сумке, создавая для себя неприкосновенный золотой запас, который нельзя оприходовать в пару заходов, так как фиг найдешь. Видимо, не зря он это сделал.
«Ец» еще крепко спал, застывший, оцепеневший, когда он выбрался из комнаты с полотенцем на шее. Раз уж спать не получилось, пора было себя потихоньку реанимировать. Пакость шел, шаркая подошвами резиновых шлепанцев, и этот звук уничтожал охватившую корпус застывшую тишину, но никто не выглянул из спальни, чтобы высказать свое отношение к такой альтернативе будильнику. Спали как сурки.