Странные люди
Шрифт:
– Поперлись, - Пакость, хмурый и недовольный, ткнул его кулаком в плечо, привлекая внимание.
Судя по мрачной физиономии, сигареты ему привезти отказались. Может, надо было бы и позлорадствовать, вспоминая ночное происшествие, но сам Кит неожиданно был в отличном настроении и ссориться не хотел.
– А у тебя совсем туго?
Пакость поморщился и пихнул ему один из пакетов.
– Кое-что осталось. Ничего, вот будет меня ломать, так сглажу, что он как миленький побежит… Не, ну ты прикинь, я ему ж деньги давал, ему оставалось только купить и в следующий раз привезти… Ни в какую!
Несмотря на его паршивейшее
А потом как-то сама собой родилась идея вечернего костра. В одном из пакетов обнаружились сосиски, и просто преступлением было бы не поджарить их вот так, под открытым небом. Осознание, что будет потом, догнало Кита только тогда, когда он укладывал сухие ветки возле ямки на детской площадке, которую Пакость приглядел для костра. У этого осознания были ледяные ладони его старого знакомого призрака, и жаркий погожий день на несколько минут показался ему не таким уж и жарким.
– С тобой все в порядке ?- Немо, выметающая прочь сосновые иглы самодельным веником из кленовых веток, встревожено посмотрела на него.
Почувствовала. Ему даже вдруг стало интересно, как она ощущает этого его призрака. Ей тоже становится холодно или как?
Кит внимательно посмотрел на напряженную и серьезную Немо. Жара еще и не думала спадать, а сосны детской площадки не давали достаточной тени. Из всей их компании только они, два идиота, носили в такой зной черные футболки, от чего жарились сильнее других. Лоб Немо был мокрый от пота, волосы слиплись сосульками, но она зябко поводила плечами, как от невидимого ветра.
– Сон вспоминается, - пояснил Кит, не выдержав этого настороженного взгляда.
Она совсем как он нахмурилась и кивнула, запоминая ощущение.
– Вот, значит, что это… Теперь буду знать. И всегда… так холодно?
Он неохотно кивнул, и она отстала.
А вечер выдался на славу. Несмотря на жаркий день, с наступлением темноты пришел холод, и они в первое время жались к костру, забыв про сосиски, и просто грелись. Сосны шелестели в темноте над их головами – загадочно, но совсем не зловеще, а необычно яркие звезды подмигивали им из-за ветвей.
До Ивана Купала было еще далеко, и они легкомысленно провозгласили этот день – днем победы на Тук-тук-туком, хотя две ночи затишья вряд ли можно было так назвать.
– За победу!
Чашка Лиса с крупными красными горошинами встретилась с чашкой Немо, украшенной ирисом, потом с покрытой снежинками чашкой Кита.
– За победу!
Чашка Пакости, с каким-то коричневым журавлем и надписью «Берегите природу», врезалась в чашку с маками, принадлежащую Спящей, и по алым цветами потекла чистая холодная вода, пахнущая… да-да… соснами. Вода, простая вода, успешно заменяла им алкоголь, и после первого тоста уже было все равно - победили они там или нет. Костер шипел от упавших в него холодных капель, а их захлестывала безумная эйфория, рожденная погожим днем, вкусной едой, глубоким здоровым сном и может, чем-то еще, не важно… Впервые за все дни в «Еце» они чувствовали себя совершенно свободными и совершенно счастливыми. Вечер перетекал в ночь, а их праздник набирал обороты.
Сосиски румянились под касаниями языков пламени, их аромат плыл над площадкой. Пакость сидел прямо на земле, вытянув ноги, задумчиво крутил в пальцах незажженную сигарету и болтал с Немо, занявшей зеленую качель. Ее стоптанные черные сандалии - по спине Кита пробежал холодок – были сброшены в пыль. Она свернулась компактным комочком на деревянном сидении, и только когда качели качнулись, свет костра выхватил из темноты ее лицо и пылающие глаза волка на ее футболке.
Две тени кружились за костром – Спящая и Лис, развеселившись, устроили между сосен шаманские пляски. На голову Лиса был нахлобучен венок из травы и одуванчиков, который сплела ему Спящая, косу танцующей напротив него девушки украшали голубые цветы цикория. Они кружились, сцепившись локтями, хлопали в ладоши, снова кружились, и это зрелище было совсем не пугающим, как показалось ему во сне. Искры костра улетали в небо, желая присоединиться к звездам, и прохлада отступала прочь.
Кит поймал себя на том, что улыбается, наблюдая за остальными. Он подкинул в костер еще сухих веток и сел поближе к Пакости и Немо, смотря, как раскрасневшаяся от танца Спящая вытряхивает из босоножки иголки.
Лето только набирало разгон.
Конец первой части
Глава 24
Тяжело в ученье. «Хватит с нас ужасов»
Сцена на летней эстраде «Еца» была низкая. Чтобы взобраться на нее, нужно было преодолеть всего три узкие ступеньки или же просто запрыгнуть на занесенную лохмотьями тополиного пуха зеленую выгоревшую площадку. Несмотря на покоящуюся на восьми условно белых толстых колоннах крышу, которая закрывала сцену от непогоды, грязная она была неимоверно. Спящая добрых десять минут выбирала себе местечко почище и в результате пристроилась на самом краю, подстелив удачно прихваченную любимую шаль.
Все ее внимание было сейчас приковано к тому, что осталось от «зрительного зала».
Выгоревшие, частично разрушенные широкие жесткие скамейки тянулись от сцены, выстроившись в две линии – по тринадцать в каждой. Целую вечность на них никто не сидел, не лежал, заскучав, не залезал на них с ногами, чтобы лучше видеть, что творится на сцене. Вездесущие сорняки оплели бетонные ножки, втиснулись между рядами, серо-зелеными мохнатыми кляксами рассыпались по всей площадке, занимая свободную от людей территорию. А когда-то…
Спящая опустила расслабленные руки на колени и прикрыла глаза, ловя нужное настроенье. Это было намного сложнее перехода через фотографию. Сложно на грани невозможности. Без «якоря» вроде снимка перенестись в прошлое и увидеть это место, в то время, когда «Ец» был не загадочным приютом пяти одиноких душ, а полнокровным детским лагерем. Это было главное условие состязания, которое они начали два дня назад с Китом для тренировки способностей. Инициатива исходила от нее, Кит же сдался после недолгих уговоров. За прошедшее время никто не продвинулся даже на треть шага.