Последняя его жертва пришла домой и повесилась. Но сам Уэндел будет убеждать вас, что он не такой плохой, как мы, остальные.
– Я ее не трогал, – отвечаю я, не обращая внимания на хитроватую ухмылку Уэндела. – Я ее даже не знал. Но это неважно. Полиция пройдется по базе данных и тут же наткнется на мое имя. Меня арестуют просто так, из принципа, и под залог, думаю, не отпустят. Возьмут – и мне конец.
Я снова щелкаю резинкой. Вижу, что Бренда Джейн наблюдает, и заставляю себя остановиться.
Я уже знаю, что она думает: «И как вы чувствуете себя при этом, Эйдан Брюстер?»
Как
в западне, хочу я крикнуть. Как в западне, из которой нет выхода.
– Женщина пропала? В Южке? И когда это случилось? – подает голос еще один член группы, Гэри Провост. Гэри тридцать семь, он инвестиционный менеджер и алкоголик. Попался на том, что в неподходящий момент лапал двенадцатилетнюю дочку своего друга. Жена ушла от него, забрав обоих сыновей. Родственники с ним до сих пор не разговаривают. И тем не менее он еще на что-то надеется. Во-первых, потому, что не опустился и выглядит как вполне уважаемый член общества, а не осужденный извращенец. Во-вторых, он, похоже, по-настоящему раскаивается в содеянном и твердо стоит на новой для себя позиции трезвенника. Гэри – серьезный парень. Тихий, спокойный, но умный. Из всех собравшихся в этой комнате он, наверное, единственный, кто почти нравится мне.
– Женщина пропала прошлой ночью.
– В новостях ничего такого не было.
– Не знаю, – я пожимаю плечами.
– Сколько ей? – спрашивает Уэндел, сразу переходя к сути дела.
Я снова пожимаю плечами.
– У нее ребенок, так что лет двадцать с чем-то. Где-то так.
– Сильно давить не будут, – вставляет Джим. – Взрослая и все такое. Да и склонности к насилию за тобой не замечено.
Говоря это, он улыбается. В нашей группе только у него уровень III, так что именно его государство боится больше всего. У эксгибициониста вроде Уэндела может быть более высокая степень рецидива, но настоящий монстр, бука под кроватью, – это именно такой закоренелый педофил, как Джим. По собственному признанию Джима, его привлекают исключительно восьмилетние мальчики, и за почти сорок лет у него были отношения с тридцатью пятью детьми. Начал он в четырнадцать, когда подрабатывал бебиситтером. Теперь ему пятьдесят пять, тестостерона поубавилось, так что Джим уже не тот попрыгунчик. К тому же врачи держат его на сильных антидепрессантах, побочный эффект которых проявляется в подавлении либидо.
И все-таки даже на групповых обсуждениях изменить сексуальность очень трудно. Можно пытаться учить кого-то желать взрослых, но трудно «изъять» объект желания из сексуальной ориентации, или, другими словами, научить того же самого человека не вожделеть детей.
У Джима привычка надевать свитера типа «мистер Роджерс»
и сосать ириски. Уже по этим вещам можно догадаться, что он все еще пребывает в фантазиях о мальчиках препубертатного возраста.
8
Фред Макфили Роджерс (1928–2003) – американский педагог, пресвитерианский проповедник, автор песен, автор и телеведущий; снимался в детском телесериале «Наш сосед мистер Роджерс».
– Не уверен, что это примут во внимание, – говорю я. – Преступник есть преступник. Думаю, они сначала арестуют, а вопросы будут задавать потом.
– Нет, – вмешивается инвестиционный
менеджер Гэри. – Сначала они обратятся к твоему надзорному инспектору. У них это так делается.
Мой надзорный инспектор. Я удивленно моргаю. Совсем про нее забыл. На условно-досрочном я уже два года, отмечаюсь ежемесячно и настолько вошел в колею, что собраний почти не замечаю. Для меня они просто дополнительная бумажная работа и своевременное заполнение бланков. Для таких, как я, все укладывается в восемь минут. Переписываю корешки зарплатных чеков, передаю письмо от своего консультанта, подтверждающее, что я оплачиваю еженедельные консультации, и мы расстаемся на очередные тридцать дней.
– И что, по-твоему, скажет надзорный? – спрашивает, щурясь, Уэндел.
– Что доложить особенно нечего.
– Вы ходили сегодня на работу? – осведомляется миссис Бренда Джейн.
– Ходил.
– Никакой выпивки, наркотиков, Интернета?
– Работаю. Гуляю. Ни во что не вмешиваюсь.
– Тогда все должно быть в порядке. Конечно, у вас есть право на адвоката, так что, если почувствуете себя неуютно, попросите, чтобы пригласили меня.
– Думаю, это дело рук мужа, – слышу я свой голос. Причин для такого вывода нет. Еще одна рационализация. Я ведь не монстр. Монстр – он.
Группа на моей стороне, все кивают.
– Да, да, – говорит один.
– В таких случаях всегда замешан муж, разве нет? – поддерживает другой.
Уэндел самодовольно ухмыляется.
– Ну, ей ведь не четырнадцать… – начинает он.
– Уэндел, – обрывает его миссис Бренда Джейн.
Тот изображает саму невинность.
– Я только хочу сказать, что она же не какая-то блондиночка-малолетка.
– Мистер Харрингтон…
Уэндел поднимает мясистую ладонь – мол, да-да, виноват, молчу. Но потом, в последний момент, поворачивается ко мне и наконец-то изрекает кое-что полезное:
– Слушай, пацан, ты ведь все в том же гараже работаешь, так? Считай, повезло, если эта пропавшая не отдавала туда свою тачку на обслуживание.
В этот момент я представляю, как Сандра Джейн – ее длинные блондинистые волосы убраны за уши – стоит перед серым металлическим прилавком и с улыбкой передает ключи Вито: «Конечно, мы можем забрать ее в пять…»
И еще я понимаю, во второй раз в жизни, что уже не пойду домой.
Глава 8
Что делает семью семьей?
Я размышляла над этим вопросом всю жизнь. Мое детство прошло в типичном южном клане. Мама никогда не работала, но зато всегда выглядела холеной и идеально ухоженной, как и ее образцовый розовый сад. Папа пользовался всеобщим уважением. Основав собственную юридическую фирму, он трудился не покладая рук с одной лишь целью: обеспечить двух своих «милых дам». У меня было дюжины две кузенов и кузин и бесчисленное множество тетей и дядей. Когда родственники устраивали ежегодный семейный сбор в нашем огромном доме с раскинувшейся на несколько акров зеленой лужайкой и широкой верандой, это походило не столько на летнее барбекю, сколько на три цирковых арены под одним куполом.