Странствие Кукши. За тридевять морей
Шрифт:
Теперь уж нет нужды товар из кораблей выгружать. Если даже кто-нибудь из путников ослаб или прихворнул, ему не обязательно выходить из корабля и тащиться пешком или влезать на коня. А воз этот называют «волоком», как и дорогу, по которой его волокут.
Торговых людей с судами год от года все больше, и село быстро богатеет и разрастается, что видно по обилию новых, еще не успевших почернеть срубов.
Смольненские охотно берутся переволочь на своих волоках Кукшин и прочие корабли на озеро Касплю. На переднем коне каждой череды сидит отрок с кнутом, с боков идут мужики также с кнутами, следят, чтобы все кони тянули ровно. Кони тащат волоки по песчаной дороге, дорога езжалая, видно, что ей мало приходится отдыхать. Погода стоит сухая, и конские копыта вязнут в песке.
После полудня из-за перелеска показываются соломенные крыши. Это сельцо Каспля, стоит оно на берегу озера Каспля, из которого вытекает река того же названия. Возле сельца корабли спускают на воду. Шульга рассчитывается с возницами, они выпрягают коней и верхами возвращаются в Смольню.
Волоки остаются в Каспле, здесь между жителями уговор – праздными их по возможности туда-сюда раз не гонять. Ведь каспляне, как и смольняне, тоже держат коней для волока – для тех, кто идет с Двины реки. А идет народу немало: сюда два пути с Варяжского моря – один от устья Двины, другой от устья Невы.
Вниз по Каспле бегут быстро. Село Сураж в устье Каспли не сразу и замечают, а заметив, решают не останавливаться. Но выбежав на Двину, снова налегают на весла, тут опять попотеть придется супротив течения!
Меньше чем за два дня корабельщики добираются до речки Двинки, что впадает в Двину с севера, а вся длина Двинки семнадцать верст и вытекает она из озера Двинье, которое можно считать и двумя озерами, соединенными короткой протокой. На озере стоит сельцо того же названия.
От сельца их скорехонько переволакивают на реку Кунью на таких же долгих возах-волоках, и по Кунье они без хлопот спускаются до маленькой, в два двора, деревеньки Холм, что стоит при впадении Куньи в Ловать.
Сперва и вниз по Ловати плаванье споро идет, однако вскоре начинаются пороги и тут уж корабельщики вынуждены потрудиться – река-то за лето осохла! В конце концов приходится заночевать – как ни старались, не успели засветло выйти к Ильмень-озеру.
Вышли к нему ранним утром. Кукша прежде не видывал Ильмень-озера. Оно такое широкое, что его впору морем звать, – зовут же морем Нево-озеро! Видывать не видывал, а слыхал, что весьма опасным слывет оно у корабельщиков. Больших глубин, сказывают, здесь, в Ильмень-озере, нет, редко где будет более полутора саженей, а самые глубокие ямы не глубже восьми саженей, однако бури случаются большие, не хуже, чем на море: немало судов топит батюшко Ильмень!
Особенно опасны сильные восточные ветры, они гонят корабли к западному берегу, где много подводных камней и нет никаких затонов, чтобы укрыться.
Зато уж рыбы в Ильмень-озере – хоть ведром черпай!
Ну, рыба-то рыбой, да как бы самому не отправиться ей на корм! Не все пересекающие Ильмень-озеро решаются плыть напрямик – от устья Ловати к истоку Волхова. Иные дают большого крюка вдоль восточного берега, особенно, если погода внушает опасения.
Но торговые люди с Волхова, обитатели здешней земли и опытные пловцы, говорят, что погода надежная, устоялось ведро, опасаться нечего. И то сказать, над поверхностью озера ползет золотистая дымка – верный признак ясной и тихой погоды. А Кукшины киевские друзья так истомились в тоске по родному краю, что их и ненастье не испугало бы. Ведь там за озером – родимый дом!
Глава пятая
У КНЯЗЯ РЮРИКА
Но вот и вожделенный исток Волхова, он такой широкий, что новый человек еще и не поймет, что здесь уже начинается река. Говорят, Волхов здесь, в истоке, в полтора раза шире, чем в устье, при впадении в Нево-озеро…
Могучий Волхов подхватывает корабли и горделиво несет их на своей спине. Еще бы, ведь куда только не забрасывает судьба и беспокойный нрав его отважных сыновей!
Немного пониже истока на правом берегу стоит Рюриков город, сразу видно, что недавно выстроен, – стены еще не успели потемнеть. Прежде стоял на этом месте Словеньск, заброшенный после смерти князя Гостомысла, а князь Рюрик, придя из Ладоги, обновил его, и теперь тут крепость и его княжеская усадьба.
– Смотри-ка, – восклицает Шульга, – новый город Рюрик срубил, пока нас здесь не было! Да какой высокий!
– Да, – отвечает один из купцов, – его многие так и называют – Нов-город, а иные просто Город. А там ниже по обоим берегам посады отстраиваются – любо поглядеть! А какой новый Торг выстроили с помощью князя! Да эва, Волоса-то на том берегу, на Торгу, и отсюда видать!
Но Кукшины друзья плывут не к Торгу и не к посадам, первым делом они пристают возле Рюрикова Нова-города, – все, плывущие из дальних краев, сверху ли, снизу ли, непременно причаливают здесь, выказывая дань уважения здешнему князю. Корабельщики вытаскивают суда на берег возле мовен, рядком стоящих у реки.
– Всего много в славном Киеве, – говорит один из корабельщиков, – а уж чего нет, того нет!
И кивает на мовни.
Идучи с друзьями к Нову-городу, Кукша видит стоящего в стороне на возвышении Перуна и вспоминает Вадин рассказ о вражде Волоса и Перуна. «Здесь, – отмечает он, – верно, на всякий случай, Волос и Перун стоят на разных берегах».
Со всех сторон встретить вновь прибывших спешат белоголовые ребятишки, они провожают их в Город, а в Городе – до самой гридницы. Перед путниками после недолгого ожидания отворяются двери. В гриднице на почетном сиденье уже восседает князь Рюрик.
Это человек завидного телосложения с мужественным лицом. С первого же взгляда вновь прибывший испытывает к нему уважение. Но Кукше кажется, что князь нездоров и предпочел бы сейчас лежать в кровати. Его взор – словно подернутый пеплом угасающий уголь.
Однако князь Рюрик старается не проявлять перед другими своих слабостей. Он с достоинством принимает приветствия и лары, доброжелательно расспрашивает о трудностях пути, о том, что происходит на свете – на Днепре, в Киеве, на Русском море, в Миклагарде, – князь Рюрик называет Царьград по-варяжски. Но он не позволяет слишком подробно отвечать на очередной вопрос – задает следующий.
У ног князя Рюрика появляются корчаги с вином и маслом, заморские ткани в долгих мешках. Мужи, причастные к Водимову мятежу, подносят ему, помимо прочего, багряное корзно с золотой пряжкой на правом плече.
– Это корзно, – говорят они, – дарят тебе князья Оскольд и Дир в знак глубокого и неизменного к тебе уважения.
Каждому ясно, что такое корзно – особенно драгоценный подарок. В далеком Царьграде облачаться в багряницу имеют право только особы царствующей семьи, и существует строгий запрет на вывоз багряного шелка. Но Оскольд и Дир во время Царьградского похода как-то ухитрились его раздобыть. Все видят, что князь Рюрик весьма доволен подарком, его подернутый пеплом взор загорается, словно уголь, на который повеяло ветром.