Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание

Млечин Леонид Михайлович

Майор Моримура

От Ацуги до Иокогамы тридцать с небольшим километров, но по военному времени недальний этот путь занял добрых полдня. Редкие поезда были переполнены. Пассажиры — по большей части женщины и старики — сидели и стояли чуть ли не на головах друг у друга.

С пустыми руками не ехал никто, каждый прижимал к груди бесценное сокровище — продукты, которые удалось раздобыть: гаолян, бобы, немного риса. Все это тщательно завертывалось в платок — фуросики. Если кто-то, не выдержав, начинал есть прямо в поезде, его сверлили десятки голодных взглядов.

Среди

пассажиров было много эвакуированных — сразу определил майор Моримура. Запуганные женщины держались поближе к выходу, чтобы в случае воздушной тревоги успеть вылезти из вагона. У себя в городе, Токио или Иокогаме, они уже испытали все ужасы бомбардировок. Деревянные японские города горели, как солома. Оставшихся без крова отправляли в сельскую местность.

Майор Моримура расположился со всеми удобствами, возможными в трудное военное время. Офицерская форма по-прежнему внушала простому люду уважение. Низко кланявшийся кондуктор проводил его в купе и периодически осведомлялся, удобно ли господину майору.

На вокзале в Иокогаме его пересадили в другой поезд, идущий в Токио. Майор очень торопился — его ждал генерал Арисуэ.

Никто лучше начальника второго (то есть разведывательного) управления генерального штаба сухопутных сил генерал-лейтенанта Сэйдзо Арисуэ не знал истинного положения дел. Его удивляло, что офицерский корпус армии и флота как будто не ощущал приближения развязки.

Командующие слали в ставку бодрые реляции и, упирая на неизменно высокий боевой дух частей, требовали «мобилизовать все силы народа и решительно продолжать священную войну». «Вся армия, — уверяли они, — готова с честью погибнуть, но добиться достижения целей этой войны нынешней осенью».

6 августа 1945 года, в полдень, в Токио поступило сообщение информационного агентства «Домэй» о бомбардировке Хиросимы. В Токио не и понять, каким образом несколько американских бомбардировщиков, прорвавшихся к Хиросиме, смогли почти полностью уничтожить город. Только на следующий день генерал Арисуэ получил сообщение о том, что город на самом деле разрушен одной-единственной бомбой.

В Хиросиму на армейском самолете отправили группу физиков. Возглавил ее генерал Арисуэ.

Будущему лауреату Нобелевской премии по физике Ёсио Нисина, под руководством которого только что был построен самый большой циклотрон в мире, было достаточно бросить взгляд на панораму Хиросимы, чтобы убедиться: американцы взорвали над городом атомную бомбу.

Вечером того же дня радисты разведуправления генштаба записали передачу американского радио, излагавшего заявление президента Трумэна:

«Мы намерены быстро уничтожить все подземные производственные предприятия, которые японцы имеют в любом городе. Мы уничтожим их доки, заводы и коммуникации. Пусть никто не заблуждается: мы полностью уничтожим способность Японии воевать… Если руководители Японии не примут наши условия, они могут ожидать такие огромные разрушения с воздуха, каких еще не видел мир».

Утром 9 августа сменившийся с дежурства офицер разбудил, майора Моримура. Дом, в котором жил майор, сгорел во время апрельской бомбардировки Токио, и он ночевал у своего однокашника по военному училищу.

— Русские объявили нам войну, — мрачно сообщил офицер, присев на краешек дивана…

Генерал-лейтенант Арисуэ уже сидел в своем кабинете.

— Неужели империи конец? — тихо проговорил Моримура.

Начальник армейской разведки молчал. Он руководил разведывательными операциями против Советского Союза и теперь должен был ответить за то, что не сумел предупредить императорскую ставку о возможности такого шага Москвы.

Моримура внимательно смотрел на своего начальника. В подобных случаях офицер должен кровью смыть позор. Моримура гадал: попросит ли его Арисуэ помочь в совершении обряда харакири? Для майора это была бы великая честь.

В Токио кабинет министров не мог прийти к единому мнению. Часть министров с опаской предлагали капитулировать, другие, демонстрируя свой патриотизм, стояли за продолжение войны. Люди генерала Арисуэ внушали сановникам: наступление русских развивается слишком стремительно, чтобы можно было позволить себе промедление. Единственный выход — согласиться с условиями безоговорочной капитуляции, тогда Японию оккупируют американцы, а не русские.

14 августа на заседании высшего совета император был вынужден высказаться в пользу капитуляции. Через нейтральную Швейцарию в Вашингтон ушло сообщение японского правительства:

«1. Его Величество Император издал Императорский рескрипт о принятии Японией условий Потсдамской Декларации.

2. Его Величество Император готов санкционировать и обеспечить подписание его Правительством и Императорской Генеральной штаб-квартирой необходимых условий для выполнения положений Потсдамской декларации.

Его Величество также готов дать приказы всем военным, военно-морским и авиационным властям Японии и всем вооруженным силам, где бы они ни находились, прекратить боевые действия и сдать оружие, а также дать другие приказы, которые может потребовать Верховный Командующий Союзных Вооруженных Сил в целях осуществления вышеуказанных условий».

— У нас есть примерно две недели, — сказал Арисуэ своему помощнику, — прежде чем первый иностранный солдат ступит на нашу землю.

С высоты птичьего полета казалось, что деловые и правительственные кварталы Токио охвачены пожарами, которые никто не гасит. В крупных фирмах, учреждениях, армейских штабах жгли документы.

«Пожары» продолжались много дней. Высшие офицеры и привилегированная бюрократия неплохо жили и во время войны: из Китая, Вьетнама, Таиланда и Сингапура они слали военными транспортами домой награбленное. Теперь они уничтожали документы, казавшиеся им опасными.

Моримура провел в разведуправлении всю ночь и весь следующий день. Вечером 15 августа Арисуэ отпустил его отдохнуть. Бензина уже не было и у армии, поэтому домой ему пришлось добираться пешком.

Тротуары в Токио были раскрашены в цвета американского флага, который следовало топтать и унижать. Кое-где владельцы домов с тряпками в руках пытались смыть эти ставшие опасными рисунки. При виде офицера они испуганно замирали — император уже объявил о капитуляции, но страх перед армией и жандармерией остался.