Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание
Шрифт:
Им не хватало спичек, они реквизировала их у крестьян и тратили бережно — только для проведения таких вот боевых операций. Для собственных нужд обходились двумя палочками бамбука, которые надо было сильно тереть одна о другую, или брали немного пороха из негодных патронов. Спички хранили в закупоренных бутылках и следили за тем, чтобы они не отсырели.
Заметив японцев, крестьяне звонили в полицию, и у Огава с Касима было совсем немного времени, чтобы поджечь рис, забрать припасы, брошенные крестьянами, и убежать в горы.
Когда они были в горах, Касима часто кричал, обращаясь к крестьянам, которые не могли его слышать.
— Думаете, вы там, внизу, в безопасности, потому что нас только двое? Только суньтесь сюда — и вы жестоко поплатитесь за свою наглость!
Естественно, нельзя было поджигать собранный урожай всегда в одно и то же время. Японцы понимали, что крестьяне рано или поздно дадут им отпор. Поэтому Огава варьировал месяцы налетов, благо урожай на острове созревал дважды в год, так что у них был выбор. Он хотел запугать крестьян. Жители острова никогда не должны были ощущать себя в безопасности.
Восемнадцать лет, которые Касима и Огава провели вдвоем, были самыми активными в смысле ведения партизанской войны. Они оказались абсолютными единомышленниками и стали друг другу ближе, чем родные братья. Иногда они понимали друг друга без слов.
Когда им случалось обнаружить очень спелые бананы, успешно уйти от преследования или доставить врагу какую-то особую неприятность, они, не сговариваясь, повторяли:
— Если бы только Симидзу был с нами!
В какой-то момент они решили, что должны собирать информацию и среди крестьян. Пойти туда, где было бы много людей, конечно, опасно, но захватить одного из крестьян и допросить его — это показалось им хорошей идеей.
Они забрались в одинокий крестьянский двор неподалеку от джунглей, но там никого не было.
Вдруг Касима прошептал:
— Кто-то идет!
Со стороны океана приближался мужчина лет сорока. Японцы спрятались в траве. Когда человек приблизился, Огава выпрыгнул из высокой травы и ткнул его дулом винтовки в грудь. Человек издал изумленный крик и немедленно поднял руки вверх.
Касима по-английски велел ему сесть. Тот начал что-то говорить на местном наречии. Огава велел ему заткнуться.
— Надо было учить нормальный язык! — с раздражением прикрикнул на него Огава.
Во время японской оккупации употребление английского языка на Филиппинах было запрещено. Государственным языком стал японский.
Но тот продолжал говорить на какой-то странной смеси языков, пока не сумел объяснить японцам, что у него здесь стадо коров, которое охраняет собака, и что за ней он и вернулся.
— Я не американский шпион! Пожалуйста, не убивайте меня.
На груди у него висела старинная монета — антинг-антинг, амулет, приносящий удачу и делающий человека неуязвимым для пули и ножа.
Японцы отвели его в горы, где долго допрашивали; их интересовали условия жизни на острове. Он рассказал все, что знал, перечислил цены на рис, спиртное и сигареты. Отвечая на вопросы, он все время трясся от страха. Допросив, японцы его отпустили.
В конце 1965 года они обзавелись транзисторным приемником.
Несколько крестьян обрабатывали землю довольно далеко от деревни. Японцы внимательно за ними наблюдали. Среди крестьян был один достаточно крупный и высокий человек, который, поработав минут тридцать, вдруг взял ружье и пошел в горы.
— Куда это он? — удивился Касима.
— Похоже, он работает на армию или полицию, — предположил Огава.
Они решили последить за ним, но заметили, что к человеку с охотничьим ружьем присоединились еще трое. Касима и Огава несколько раз выстрелили в них — те поспешно ретировались: двое в одну сторону, двое в другую.
Довольные произведенным эффектом Огава и Касима вошли в брошенную крестьянами хижину, где, на свою удачу, обнаружили не только транзисторный приемник, но и несколько пар носков, рубашек и брюк. Носки были нейлоновые, явно дорогие и, следовательно, недоступные обычным крестьянам. Это подкрепило уверенность Огава и Касима в том, что вещи принадлежат замаскированным полицейским или военным. Огава и Касима с чистой совестью реквизировали захваченное добро и исчезли в джунглях.
Приемник был японского производства — компании «Тосиба» с новыми батарейками внутри и четырьмя запасными. Они опробовали приемник в ночь с 27 на 28 декабря. Это была первая информация об окружающем мире, полученная ими с тех пор, как в 1959 году им оставили кучу японских газет.
Они старались пореже включать радио — берегли батарейки. Сначала они довольствовались передачами на японском языке из Пекина, потом, когда им удалось еще разжиться батарейками, стали слушать программы японской государственной радиокомпании Эн-эйч-кэй, передачи на японском языке из Австралии и даже Би-би-си.
Батарейки они забирали из ручных фонариков, с которыми ходили местные жители. Крестьяне иногда работали допоздна и брали с собой в поле фонарики.
Японцы действовали по отработанной схеме: несколько выстрелов — крестьяне разбегаются, а Огава и Касима беспрепятственно забирают фонарики. Батарейки были большие и не влезали в приемник, но японцы научились их подсоединять.
В сезон дождей они делали антенну из украденной у крестьян колючей проволоки и забрасывали ее на дерево.
По-прежнему они очень критически относились к тому, что слышали по радио. Огава и Касима продолжали исходить из того, что идет война, и скорее всего они слушают не прямые передачи, а специальные пропагандистские программы, подготовленные подразделениями американской армии, занимающимися психологической войной. Конечно же, из этих передач выброшено все, что может показать реальное положение вещей, полагали Огава и Касима.
Они считали, что на Филиппинах полно людей, которые понимают по-японски, и американцы стараются воздействовать на них с помощью радиопередач, которые выдают за японские, а на самом деле готовят сами.
Однажды Касима великодушно заметил:
— Американцы все-таки здорово все это делают, правда?
Огава согласился с ним.
— Да, радиопропаганда — тонкая штука. Один прокол — и вся работа насмарку. Я их уважаю, должно быть, у них полно толковых специалистов.
Касима и Огава не доверяли только военным и политическим передачам. Остальные новости считали подлинными. Они с восторгом узнали об успехе токийской Олимпиады, о сверхскоростной железнодорожной линии — «Синкансэн», первая ветка которой соединила Токио и Осаку.