Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание

Млечин Леонид Михайлович

К изучению боевого оружия командиры отделений отнеслись с меньшим интересом. Новобранцев, правда, познакомили с винтовкой образца 1905 года, но только издали, в руки не дали. Поручик лично продемонстрировал, как обращаться со станковым пулеметом Гочкиса образца 1914 года. Перечислил его достоинства: точность попадания, быстрота смены стволов и охлаждения. Отметил заслуги капитана Кодама, который сконструировал новый колесный станок, чтобы один человек мог переносить пулемет.

— Остальное узнаете в полку, — сказал поручик.

На следующий день новобранцев погнали на вокзал. Поезд шел долго, с остановками. Поручик благодушно разрешил курить и рассказывал смешные истории. Ближе к расположению учебного полка его

веселье несколько уменьшилось. Он дал понять новобранцам, что их ждет жесткая муштра и, вообще, им придется несладко.

— А кормят плохо, — совсем по-домашнему заметил поручик. — Надо в авиации служить, там рацион другой: много риса, шоколад, сахар.

Новобранцам дали в дорогу несколько рисовых колобков и немного красного перца. Они поспешно проглотили свои порции и теперь ощущали ноющую пустоту в желудке. Рисовыми эти колобки были только по названию; на самом деле они больше чем на три четверти состояли из ячменя.

— В авиацию не попадешь, — заметил кто-то. — Нужно иметь образование, да и особое здоровье.

— Это раньше так было, — отозвался поручик. — Теперь формируются специальные авиаотряды, туда берут каждого, кто желает совершить подвиг во имя императора.

Идзуми Арима внимательно слушал поручика. Специальный отряд — что это за штука?

Курсанты вытянулись по стойке «смирно». Тамио Кавабэ пытался скосить глаза, чтобы увидеть приближающегося командира отряда. Высокий для японца майор Мацунага медленно шел вдоль строя. Лицо его показалось Тамио самым обыкновенным: жесткое, малоподвижное. С обязательными усиками. Мягкий суконный козырек офицерского кепи почти закрывал глаза. Ничего доброго такое лицо не сулило. Особенно для Тамио, в личном деле которого наверняка сделана соответствующая пометка: «Ненадежен. Подлежит контролю политического офицера или сотрудника военной жандармерии». Хотя… Возможно, все его опасения напрасны. Стоило ему заикнуться о желании вступить в отряд — просьба была немедленно удовлетворена. Разве неблагонадежных зачисляют в отряд, созданный решением императорской ставки? Если бы за ним числилось что-то серьезное, его бы сразу отправили на Южные моря, в одну из пехотных частей, гибнущих под ударами американцев…

Майор Мацунага счел своим долгом сказать несколько слов курсантам. До Тамио Кавабэ доносились обычные формулы: «Божественное Провидение, сто миллионов сердец, бьющихся как одно, воля к победе, сила духа, вера в императора, величие Японии…»

Эти слова были знакомы ему с детства. О божественной миссии Японии говорили учителя в школе, о ни с чем не сравнимом счастье родиться японцем писали в газетах. В третьем классе Тамио Кавабэ написал сочинение, которое было признано лучшим на конкурсе ученических работ, и директор школы сам пришел в класс, чтобы вручить победителю Золотую медаль. Сочинение называлось «Хочу умереть за императора».

Получив повестку, Тамио стал искать какие-то документы и нашел это сочинение, написанное неустоявшимся детским почерком.

Юный Кавабэ написал: «Мысль о том, что со временем я смогу поступить на службу в императорскую армию, наполняет меня счастьем и гордостью. Я буду старательно учиться воинскому делу и, когда начнется война, не испугаюсь смерти».

Держа в одной руке повестку о призыве на воинскую службу, а в другой — школьное сочинение, Тамио не знал, что ему делать: то ли плакать, то ли смеяться. Он хотел было разорвать и выбросить листок с выцветшими иероглифами, но потом раздумал.

Какой в этом смысл? Прошлое нельзя уничтожить. «По крайней мере хорошо, что отец никогда не видел этого сочинения», — подумал Тамио. Пока младший Кавабэ живописал свои будущие ратные подвиги во имя императора, старший отбывал тюремное заключение за оскорбление императора.

Майор Мацунага решил закончить свою речь поэффектнее.

— В этом году император отказался отмечать Новый год как

обычно. Члены правительства и высшее военное командование, которые обычно являлись к нему в парадной форме с поздравлениями, не были приглашены во дворец. В полдень первого января военный адъютант подал его величеству белую деревянную тарелку с чашкой сваренного риса и красной фасолью, кусочком жареного морского леща и фляжкой сакэ. «Ваше величество, — сказал он, — вот что дают нашим камикадзе, когда они улетают на задание». Император посмотрел на него — глаза его были полны слез. Он резко встал и вышел из комнаты, не притронувшись к еде. Целый час он ходил по саду, запущенному и поросшему сорняками. Он думал о будущем страны и о патриотизме камикадзе… В этом году, — закончил свою речь майор Мацунага, — только души наших камикадзе засвидетельствовали свое почтение его величеству… Давайте будем помнить всегда, что и будущее страны, и настроение императора теперь зависят от нашей с вами силы духа…

Курсантов разбили на две эскадрильи и повели обедать. По дороге в столовую они обсуждали слова Мацунага. Все испытывали гордость за то, что принадлежат к одному из специальных отрядов, о судьбе которых в Новый год размышлял император.

А Тамио Кавабэ рассказ о трапезе летчиков-камикадзе, предложенной императору, почему-то напомнил день, когда он в последний раз видел мать. В 1942 году Тамио удалось поступить в Киотос-кий университет. Университетскому начальству хорошо была известна его фамилия, что не оставляло ему никаких шансов. Но мать Тамио происходила из древнего самурайского рода. Ее влиятельные родственники ничем не желали ей помогать, потому что она никогда об этом не просила. Но когда сын заканчивал школу, она, сломив гордость, отправилась на Кюсю. Ее просьба возымела действие: Тамио был зачислен в университет. Родственники, зная, что семья Кавабэ бедствует, предложили ей денег. Она отказалась.

За два с лишним года учебы Тамио ни разу не смог выбраться домой. Понимая, что за его поведением внимательно наблюдает университетская администрация, Тамио старался в занятиях быть первым. Он занимался вдвое больше любого своего однокурсника, хотя отличные оценки ему ставили весьма неохотно. Не менее рьяно участвовал он в выполнении трудовой повинности — работал на спичечной фабрике. Домой он попал поздней весной 1945-го, когда сакура уже отцветала.

— Есть ли известия от отца? — спросил он первым делом.

Постаревшая, осунувшаяся мать покачала головой. Семья Кавабэ всегда жила скудно, но в этот приезд Тамио поразился нищете, в которой существовала его мать. Тамио появился, не предупредив о приезде, и в доме не оказалось никакой еды. Увидев сына, мать захлопотала, хотела бежать к соседям, занять немного риса, но Тамио удержал ее. Он привез несколько кусков мыла, которые собирался обменять на черном рынке на рис.

— Все свои вещи я уже обменяла на еду, — тень улыбки скользнула по бледному лицу матери. — Я не рисковала ходить на черный рынок, ездила в деревню. Один раз — неудачно. Полиция устраивала облаву, и у меня отобрали рис и картофель, вырученные за праздничное кимоно.

В последние месяцы по карточкам давали так мало, что горожане обменивали на еду все, что было в доме ценного. Редко ходившие поезда были забиты людьми, отправлявшимися на поиски съестного. Тамио слышал историю об одной женщине, которой не с кем было оставить маленького сына. Она привязала его к спине, как принято в Японии, и поехала. Когда вернулась домой и развернула его, то увидела, что он мертв… В набитом людьми вагоне он задохнулся…

Свое мыло Тамио обменял на рис, который в те годы называли «серебряным», хотя с неменьшим успехом его можно было назвать «золотым» — настолько дорого он стоил. Впрочем, сами деньги не имели никакой ценности. Валютой становились предметы первой необходимости: консервы, сигареты, спиртное. Мыло тоже пользовалось спросом.