Странствия хирурга: Миссия пилигрима
Шрифт:
— Но-но, нет-нет. Дровишки трещат себе потихоньку. — Энано смущенно теребил свой пояс.
— Тогда зайди в палатку. Ты что-нибудь обнаружил? Чужой приближается?
— Да нет же! Я нащет Антонеллы. Ей нехорошо. Погано ей.
— Тогда пусть ложится. Я сейчас к ней зайду. А ты продолжай дежурство.
— Лады, — голос Коротышки звучал непривычно кротко. Он развернулся и продолжил обход.
Заглянув чуть позже к щеточнице в ее палатку, Витус обнаружил девушку лежащей на подстилке из соломы с натянутым до подбородка одеялом. На лице Антонеллы поблескивали капельки пота. Он опустился на корточки и положил ей ладонь на лоб.
— Жара у тебя, по-видимому, нет. Скажи мне, не болит ли у тебя что-нибудь, и если да, то где.
Антонелла подавила вздох и отвернулась.
— Если ты не будешь отвечать, я не смогу распознать твою болезнь.
— У меня ничего не болит, кирургик.
— Неправда. Разумеется, тебя что-то беспокоит. Или ты улеглась в шутку? Коротышка волнуется за тебя. Ну давай, выкладывай!
Но Антонелла молчала. Лишь изредка по ее телу пробегала дрожь и с губ срывался тихий стон.
Выждав еще какое-то время в надежде, что она передумает, Витус оставил затею. Если человек не хочет, чтобы ему помогли, никто не в силах ему помочь. Пожав плечами, он поднялся и подошел к выходу.
— Я потом встану и приготовлю еду, как обычно, — тихо сказала она вслед.
Витус недоверчиво покачал головой. Однако он ошибся. Когда в четыре Коротышка вернулся с вахты, а Фабио и Гвидо заступили на свое дежурство, Антонелла поднялась и начала готовить ужин. Энано вовсю помогал ей. Разжег костер, отдраил котелок, принес воды, порезал маленькими кусочками сало и колбасу, все это время без умолку разговаривая с ней.
— Ты можешь мне объяснить, какие такие важные вещи обсуждает эта парочка? — Магистр вздремнул после обеда и теперь, проснувшись, зевал во всю глотку.
— Понятия не имею. Знаю только, что до этого Антонелла неважно себя чувствовала. Что-то с ней неладно. А что именно, она не захотела мне сказать.
— Типичная женщина. Вечно они окружают себя тайнами. Ну, главное, она опять здорова. Кстати, а что ты ищешь в своем коробе?
— Ничего. Просто проверяю запас лечебных трав. Нездоровье Антонеллы напомнило мне о том, что пора провести инвентаризацию.
— Ага. А мне пора пустить фонтанчик. Пойду в уборную. — И маленький ученый исчез за стеной из дров.
Витус крикнул ему вдогонку:
— Эй, когда закончишь, будь другом, закопай наши совместные отходы, а то в лагере начинает пованивать.
— Почему все должен делать я? — раздался ворчливый голос Магистра из-за поленницы. — Почему бы этого не сделать Фабио? Или Гвидо?
Витус усмехнулся. Он прекрасно понимал, что его друг не рвется выполнять эту работу, однако кто-то же должен был сделать ее. Закрыв свой короб, он пошел к повозке и взял оттуда две лопаты. Потом прошествовал вместе с ними к отхожему место, где Магистр как раз закончил свои дела.
— Фабио и Гвидо несут вахту. Как будто сам не знаешь. На, лодырь, держи лопату. Я помогу тебе, вдвоем веселее.
Магистр засопел:
— Если бы мое обоняние было бы таким же плохим, как и зрение, это многое бы упрощало. Спасибо, сорняк.
Совместными усилиями они вырыли яму, закопали туда фекалии и засыпали все землей. Дождь кончился. Окончательно стемнело, и друзей потянуло к костру, где возились с ужином Антонелла и Коротышка. В супе было много мяса и овощей, поскольку друзьям удалось отыскать в крестьянском доме еще и несколько мешков с бобами, необмолотой пшеницей и репой, предусмотрительно спрятанными хозяином в подполе.
Антонелла налила суп в общую большую миску. От него исходили пар и изумительный аромат. Ее давешнее недомогание, очевидно, прошло, поэтому Витус не стал больше возвращаться к этой теме. К тому же еда была слишком хороша, чтобы отвлекаться от нее.
Наверное, у нее просто месячные.
— Тс-с, тише, Щетинка! Ну как дела? Все в порядке? — Коротышка присел на корточки возле Антонеллы и заботливо взял ее за руку.
— Нельзя тебе сюда приходить. Что, если другие заметят?
— Ерунда! Фабио и Гвидо караулят, а Витус с Магистром дрыхнут без задних ног. Все в порядке?
— И не называй меня все время Щетинкой!
— Пощему? Ты же щетки делаешь, знащит, Щетинка, по-моему, ощень ласково. Так как ты себя щувствуешь?
— Получше. Но днем сегодня я думала, что умираю. Ты меня не выдал?
— Как я мог! Когда ж срок? — Энано взял руку Антонеллы в свои ладони, чтобы согреть. Со стороны могло показаться, что белка держит в лапках орех.
— Если б я знала! — Щеточница тяжело вздохнула. — Скорей бы уж все было позади! Мне так страшно!
— Я ж с тобой. Не дрейфь!
— Ты обещал принести мне лекарство. Тот напиток из ивовой коры, который кирургик недавно делал. Кажется, хорошо помогает от болей. Ты не можешь мне раздобыть порошок?
— Могу, могу, Щетинка! Я ж люблю тебя! Еще как люблю! Ни одной куколки еще так не любил! Ты моя душещка!
— Тогда принеси мне порошок. — Рука Антонеллы судорожно сжалась. Это не укрылось от Коротышки, и он догадался, что на его возлюбленную сейчас накатит новая волна боли. Он рывком вскочил, быстро побежал в мужскую палатку, где стоял короб Витуса, и на цыпочках прокрался туда. До его ушей донесся мерный, спокойный храп. Не было видно ни зги, и он на ощупь прошел дальше. Наконец добрался до короба. Принялся шарить в поисках баночки, заклиная Великого Бракодела, чтобы помог найти ее, и, как ему показалось, действительно нашел. Отсыпал себе в ладонь одну порцию, другой рукой спрятал баночку обратно и выбрался из палатки. Снаружи было немного светлее благодаря отблеску огня. Коротышка подошел к котелку, взял поварешку и зачерпнул остатки супа, в который высыпал порошок. Потом прошлепал к палатке Антонеллы, отщипнув по пути лучину от полена, и помешал ею суп.
Опускаясь рядом со щеточницей, Энано с гордостью прошептал:
— Принес порошок в хлёбове!
— Хлёбове? — переспросила Антонелла бесцветным голосом.
— Хлёбово — это суп, моя Щетинка. Он тебе понравится, ведь там порошок от боли! Ну давай, опрокинь!
Антонелла выпила маленькими глоточками содержимое поварешки и бессильно откинулась назад.
— По-моему, я тоже люблю тебя, — выдохнула она.
Через два дня, около девяти вечера, когда Витус с Магистром стояли в дозоре, маленький ученый сокрушенно произнес: