Странствия убийцы [издание 2010 г.]

Хобб Робин

Не в первый раз шут смущал меня своими эскападами, но эта была одна из самых острых. Я беспомощно развел руками, потом повернулся к нему. Шут скакал по дороге впереди. Я поспешил догнать его.

— Ты никогда не думал, что можешь задеть ее чувства? — сердито спросил я.

— Ровно столько же, сколько думала она, перед тем как сделать заявление, которое вполне могло обидеть меня. — Внезапно он повернулся ко мне и погрозил длинным пальцем: — Признайся, что задал этот вопрос, даже не подумав, что он может задеть мои чувства. Как бы тебе понравилось, если бы я потребовал доказать мне, что ты мужчина? Ах! — Его плечи внезапно опустились, казалось, вся энергия ушла из него. — Тратить

слова на такую ерунду, зная, чему мы противостоим? Оставь это, Фитц, и не заставляй меня думать об этом. Пусть она говорит обо мне в женском роде, раз ей так нравится. Я сделаю все, что смогу, чтобы не обращать на это внимания.

Мне следовало прекратить перепалку. Я не сделал этого.

— Просто она думает, что ты любишь меня, — попытался объяснить я.

Он странно посмотрел на меня:

— Это так.

— Я имею в виду любовь между мужчиной и женщиной.

Он вздохнул:

— А как это?

— Я хочу сказать… — Меня почти сердило его притворное непонимание. — Ну… Спать вместе… и…

— А это и есть любовь между мужчиной и женщиной? — внезапно перебил он меня. — Сон в одной постели?

— Это часть любви! — Я вдруг понял, что оправдываюсь, но не мог сказать почему.

Шут поднял бровь и спокойно сказал:

— Ты снова путаешь любовь и секс.

— Это больше чем секс! — заорал я на него.

В воздух с шумом поднялась птица. Я оглянулся на Кеттл и Старлинг, которые обменивались озадаченными взглядами.

— Ага, — сказал шут и задумался. Я обогнал его и ушел вперед. До меня донеслось: — Скажи мне, Фитц, ты любил Молли или то, что было у нее под юбками?

Теперь был мой черед оскорбиться, но я не собирался позволять ему заткнуть мне рот.

— Я любил Молли и все, что ее касается, — заявил я.

Я ненавидел краску, выступившую у меня на щеках.

— Вот. Ты сам это сказал, — обрадовался шут, как будто я доказал его точку зрения. — А я люблю тебя и все, что тебя касается. — Он склонил голову набок, и в его следующих словах был вызов: — А ты не отвечаешь мне взаимностью?

Он ждал. Я отчаянно желал вернуться на полчаса назад и никогда не начинать этого разговора.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, — неохотно проговорил я. — После всего того, что было между нами, как ты можешь спрашивать? Но я люблю тебя как мужчина любит другого мужчину…

Шут с интересом посмотрел на меня. Потом в его глазах появился внезапный блеск, и я понял, что он собирается сделать со мной что-то ужасное. Он вскочил на поваленное дерево, с высоты триумфально посмотрел на Старлинг и драматически воскликнул:

— Он сказал, что любит меня! А я люблю его!

Со взрывом безумного смеха он спрыгнул с дерева и помчался вперед по дороге. Я запустил руку в волосы и медленно перелез через бревно. Сзади до меня доносились смех Кеттл и сердитые замечания Старлинг. Я молча шел через лес, жалея, что мне не хватило ума промолчать. Старлинг наверняка кипит от ярости. И без того в последнее время она почти не разговаривала со мной. Я решил, что виной тому отвращение ко мне и моему Дару. Она была не первой, кого это отпугнуло, по крайней мере, она выказала кое-какую терпимость. Но ярость, которая владеет ею сейчас, будет иметь более личный оттенок. Еще одна маленькая потеря из того немногого, что у меня осталось.

Мои мысли вдруг перекинулись на Молли. И Неттл… Они в опасности из-за меня. У меня в горле возник комок. Я не должен думать о них, убеждал я себя, я все равно не в силах ничего сделать. Все, что я могу, — это довериться сильной правой руке Баррича и цепляться за надежду, что Регал не знает, где они находятся.

Я перепрыгнул через журчащий ручеек и обнаружил,

что шут уже ждет меня на другой стороне. Он ничего не сказал и молча пошел рядом со мной. Веселье покинуло его.

Я напомнил себе, что сам едва знаю, где находятся Молли и Баррич. Я знал, как называется ближайший городок, и пока я держу его название при себе, они в безопасности.

— То, что знаешь ты, могу знать и я.

— Что ты говоришь? — с беспокойством спросил я шута.

Его слова так точно отвечали моим мыслям, что у меня по спине пробежал озноб.

— Я сказал: то, что знаешь ты, могу знать и я, — рассеянно повторил он.

— Почему?

— Вот и я думаю. Почему я не могу узнать то, что знаешь ты?

— Нет, я хотел спросить, почему ты это сказал?

— По правде говоря, Фитц, представления не имею. Эти слова пришли мне на ум, и я произнес их. Я часто говорю вещи, которые как следует не обдумываю. — Последняя фраза прозвучала почти как извинение.

— Как и я, — согласился я.

Больше я ничего не сказал, но одной тревогой у меня стало больше.

После происшествия у каменного столба мой друг стал гораздо больше походить на того шута, которого я помнил по Оленьему замку. Я приветствовал его хорошее настроение и веру в собственные силы, но боялся, что он слишком уж уверился в том, что события пойдут так, как должно. Я тут же вспомнил, что его острый язык больше пригоден для того, чтобы вскрывать конфликты, чем для того, чтобы разрешать их. Я сам не раз испытывал на себе его остроту, но при дворе короля Шрюда я почти желал этого. Здесь, в такой маленькой компании, язычок шута, как оказалось, стал еще острее. Я подумал, не смогу ли как-нибудь смягчить его режущий как бритва юмор. Я покачал головой про себя, потом решительно вспомнил последнюю задачу Кеттл и обдумывал ее, даже пробираясь через подлесок и обходя нависающие ветки.

По мере того как день близился к концу, дорога вела нас все глубже и глубже в долину. Я заметил зеленые ветки ив и розоватые стволы берез, возвышающиеся над заросшей травой лужайкой. Дальше в долине раскачивались коричневые хвосты прошлогоднего рогоза. Буйные заросли трав и папоротников так же ясно, как и запах стоячей воды, говорили, что мы приближаемся к болоту. Когда снующий взад и вперед волк вернулся ко мне с мокрым брюхом, я понял, что был прав.

Вскоре мы подошли к месту, где бурный поток давно смыл мост и уничтожил дорогу по обе стороны от него. Теперь он журчал в галечном русле, но поваленные деревья на обоих берегах свидетельствовали о его свирепом нраве во время разлива. Лягушачий хор при нашем появлении резко смолк. Я прыгал с камня на камень, чтобы перейти ручей с сухими ногами. Но вскоре дорогу пересек еще один ручей. Выбирая между мокрыми ногами и мокрыми сапогами, я остановился на первом. Вода оказалась ледяной. Единственной милостью было то, что мои ноги слишком онемели, чтобы ощущать камни на дне. На противоположной стороне я снова надел сапоги. Наш маленький отряд сбился в кучу, когда дорога стала еще более трудной. Мы продолжали молча идти вперед. Кричали черные дрозды, где-то жужжали ранние насекомые.

— Сколько здесь жизни! — тихо сказала Кетриккен.

Ее слова, казалось, повисли в свежем, душистом воздухе.

Я согласно кивнул. Сколько жизни вокруг нас — и зелень, и животные! Я ощущал все это своим Даром, как туман, окутывающий все вокруг. После голых камней гор и пустынной дороги Силы это изобилие жизни кружило голову.

И тут я увидел дракона.

Я замер и поднял руки, призывая спутников к неподвижности и молчанию. Взгляды моих товарищей обратились туда, куда я указывал. Старлинг охнула, а у волка шерсть встала дыбом на загривке.