Странствующий цирк вампиров
Шрифт:
— Спасибо, — сказала она и помахала ею нам с Расти. Стальной наконечник выглядел так, будто его макнули в красную краску. Пара капель упала на землю. — Моя счастливая стрела, — сказала Фиби.
Не потрудившись обтереть наконечник, она сунула стрелу в колчан.
— Ты тоже ложись, — сказала она Тиму.
Без возражений и колебаний он растянулся на земле.
Нам с Расти Фиби сказала:
— Думаю, на сегодня хватит стрельбы по мишеням. Пошли домой.
Я подошел к мишени, вынул стрелы из глаз и носа Эйхмана и отдал их Фиби. Потом подобрал картонную коробку.
Скотти,
Мы пошли прочь, Фиби впереди, мы — по бокам.
Они не пошевелились.
Когда мы отошли достаточно далеко, но так, что троица на земле еще могла нас слышать, Фиби выкрикнула:
— Мы ничего не расскажем, если вы не расскажете!
Они никогда ничего не рассказали.
Мы тоже.
Уйдя уже далеко в лес, мы нервно смеялись, мотали головами, хлопали друг друга по плечам и повторяли Фиби: «Вот это да!» и «Ну ты даешь!» почти что тысячу раз.
А потом я увидел слезы в ее глазах.
И тогда мои глаза защипало, и я разревелся.
Я не знаю точно, из-за чего именно мы все расплакались, но полагаю, что на то имелась масса причин. Скорее всего, дело было в страхе и преданности, храбрости и трусости, унижении и гордости. А также в радости выживших, я полагаю.
Уж точно мы не стали бы оплакивать раны, полученные Скотти и его приятелями.
Кстати, после этой встречи на поле Янкса, они перестали быть приятелями. Они старались держаться подальше друг от друга, и по-настоящему опасались меня, Расти и Фиби.
Они так боялись ее, что никогда даже не решались смотреть в нашу сторону. И несколько раз, спустя месяцы после происшествия, я замечал, как кто-нибудь из них переходил улицу или менял направление, лишь бы не встретиться с нами — и при этом Скотти здорово хромал.
Через неделю после этой тренировки на поле Янкса Фиби победила в состязании лучниц в юношеской секции в честь Четвертого июля, завершив его поразительным выстрелом, который заставил бы завидовать даже Робин Гуда.
Она, конечно же, выстрелила своей счастливой стрелой.
И выиграла кожаный колчан ручной работы.
Глава 26
По сторонам от колчана я мог видеть завязки купальника Слим, полоски бинтов и голую загорелую кожу вниз до самого пояса красных шортов Ли.
Идя за Слим к двери ее спальни, я был поглощен ее обликом и воспоминаниями о том лете, когда она выиграла свой колчан, и совершенно не обращал внимания ни на что другое.
Едва выйдя в коридор, она остановилась.
— Что? — спросил Расти.
Как будто он не знал.
Слим шикнула на него и прошла через коридор в спальню матери. Мы вошли следом и встали рядом с ней и уставились на царящий там беспорядок. На шкафу все еще стояла лужа воды с поблескивающими в ней кусками стекла. Ковер выглядел сухим, но опасно щерился длинными осколками вазы. Несколько ярко-желтых лепестков роз лежали среди них, как будто их принесло ветром откуда-то еще.
Самих цветов не было.
Сначала я подумал, что я или Расти выкинули их.
Потом вспомнил, что мы их не трогали.
Холодок прошел по моему затылку.
Мы с Расти
Он, конечно же, тоже заметил, что розы пропали…
— Лучше бы нам убраться отсюда, — прошептал он.
Не обращая на него внимания, Слим обогнула осколки на ковре и медленно прошла по комнате. Мы шли за ней. Так как обе ее руки были заняты луком и стрелой, она стояла наготове, я заглянул под кровать, а Расти распахнул дверь чулана. Когда Слим направилась в ванную, я последовал за ней.
В ванной пахло цветами.
Но не было ни следа пропавших роз.
И ни следа незваных гостей.
Обернувшись, Слим отвела стрелу в сторону от меня. Посмотрев мне в глаза, она беспокойно улыбнулась. Потом мы вышли из ванной.
Расти явно рад был нас снова видеть.
Следующие десять или пятнадцать минут — хотя, может, прошел и час — мы обыскивали дом.
Все были на нервах.
В некоторой степени я чувствовал облегчение. Из-за того, что в доме побывал кто-то, кроме нас, Слим никогда не узнает о нашей с Расти выходке.
Но это облегчение дорого стоило.
Кто-то был в ее доме, бродил по пустым комнатам, стоял у постели Слим. Кто-то взял «Дракулу» с полки над ее кроватью и жевал книгу. Кто-то забрал цветы из спальни ее матери.
Сжевать книгу мог только безумец.
Забирать розы стала бы женщина. «Или монстр Франкенштейна», — внезапно подумал я, вспомнив улыбку Карлоффа, [45] когда девочка протянула ему цветок.
Пока мы ходили по всему дому, поднимались и спускались по лестницам, заходили в каждую комнату, открывали каждую дверь, заглядывали под и за предметы мебели, проверяли каждый угол, достаточно просторный, чтобы кто-то мог там спрятаться, я молился, чтобы мы никого не нашли.
45
Борис Карлофф (настоящее имя Уильям Генри Пратт) — легендарный актер, исполнивший в том числе прославившую его роль монстра Франкенштейна в фильмах «Франкенштейн» (1931), «Невеста Франкенштейна» (1935, Эльза Ланчестер исполнила роль невесты монстра) и «Сын Франкенштейна» (1939, Бела Лугоши исполнил роль зловещего «ассистента» Игоря).
Я ужасно разнервничался.
Каждую секунду я ожидал, что на нас кто-нибудь бросится.
Может быть, Джулиан Страйкер. Или Валерия (хотя я ни разу ее не видел). Или кто-нибудь из их одетой в черное команды.
Может быть, еще и с копьями.
Я старался убедить себя, что это невозможно, что они никак не могли знать, где живет Слим. Но это точно не было невозможным. Существовало множество способов узнать нужный адрес.
Например, проследив за ней.
Я крепко обхватил рукоять ножа. У меня пересохло во рту. Сердце бухало. По лицу струился пот и капал с моего носа, ушей и подбородка, прилеплял одежду к телу. Я чувствовал себя так, будто вот-вот из моей груди был готов вырваться крик ужаса.