Страшные Соломоновы острова
Шрифт:
Зная Димыча, я про себя обозначил это "немного" штатным арсеналом взвода диверсантов для ведения активных боевых действий в течение полугода как минимум.
– Ну, тогда не ной. Считай - малой кровью отделались. Потом на карте свою нычку покажешь. Мало ли... Чем стеклить-то будем?
– закончил я, наконец, со створкой убитого окна, и мы погрузились в строительные хлопоты.
Очень радовало, что БМВ племяша умудрилась остаться невредимой. Дом защитил. Да и если по справедливости, следов боя оказалось на удивление мало. Видимо, сказались скоротечность огневого
В общем, через час восстановительных работ можно было отчаливать в город. Я в который уже раз озабоченно взглянул на друга.
– Ты чего смурной такой весь день? Что, пригрел Змею на груди, а теперь маешься?
Димыч не отреагировал на подначку и еще явственней поник буйной головушкой.
– Пипец мне, Витек. Понял? Конкретная маленькая толстая белая полярная лисичка.
– Эко тебя, братец, растащило-то, - забеспокоился я.
– Вы же вроде так... покемарили чуток по-братски.
– Да какая разница! Врубись - я без нее дышать не могу. Совсем! В буквальном смысле. Чего делать-то?!
– он умоляюще взглянул на меня.
– А я знаю?! Живи! Время покажет.
Напарник сокрушенно покачал головой.
– Ни хрена оно не покажет. А просто поставит перед фактом. Уже поставило. От чего больше всего корежит, так это от ощущения, что ничегошеньки от меня не зависит. Как в пороге, в бочке. Выплюнет - значит, повезло. Если дыхалки хватит. А дергаться бесполезно. Ой, как муторно-то!
– Терпи, коза. А то мамой будешь, - утешил я как умел новоявленного Ромео и завел "бэху".
– Ну чего, по коням? Вечером созвон.
Димыч кивнул и побрел к пепелацу.
Держись, друже. Жизнь, она такая... Паскуда.
Приемо-передача машины в трепетные руки племяша обошлась мне в семь тысяч целковых и почти полчаса времени. Тщательно обнюхав валяющиеся в салоне расходники и оценив полный бак, он провел пальцем по не очень стерильному боку своей автокастрюли.
– Дядь Вить, вас где носило? Ходовка-то живая?
– проскулил бэховладелец с характерной гримасой сутенера, работающего в кредит, и сделал попытку занырнуть под колеса.
– Слышь, барыга?
– оборвал я родственные поползновения на дополнительный развод.
– Не скули. Больше ничего тебе не обломится. И так поимел неслабо. Держи свой телефон. Привет маме.
И пошел на проспект ловить частника. Усевшись в салон, вспомнил о связи и включил свою мобилу. Посыпались смс-ки и непринятые звонки. Стал смотреть. Ну, как всегда - суперкредиты, окна ПВХ даром и лучшие в мире мини-отели дешевле ворованного.
Вспомнил про работу. Набрал Семеныча и услышал много нового о тайне своего рождения и об экстравагантных особенностях нашего с ним совокупления в случае личной встречи. Вкратце объяснил, что я умер до понедельника. А если не устраивает - то навсегда. С посмертным заявлением по собственному. И через двадцать минут уже ставил чайник дома, в надежде спокойно посидеть в одиночестве и разгрести сумбур в голове.
Надежды, как известно, юношей питают. Поэтому, услышав очередной вызов и взглянув на дисплей, я, вздохнув, приготовился
– Приветики! Ты где? Дома? Отлично. Через двадцать минут я у тебя. Гони всех в шею, еду тебя убивать, - прощебетало небесное создание и приготовилось оборвать связь.
– Пива зацепи! Кляча батискафная, - успел рявкнуть я в ответ и уныло направился к раковине перемывать заплесневелые горы посуды.
Был у Натахи пунктик - полнейшее неприятие грязной посуды. И незамедлительное энергичное полоскание по этому поводу моих горемычных мозгов. А делала она это неподражаемо и по любому поводу. Вплоть до настойчивых мыслей о суициде у объекта приложения ее усилий. В данном случае - у меня.
Глава 26. Истина - в простоте
Я даже на всякий случай успел сгонять в душ по-быстрому и в ожидании секретаря-переводчика вдумчиво порешал проблему уместности крохотного накатывания на грудь.
Наташка влетела в дверь как ошпаренный электровеник, и в квартире сразу стало тесно. Подобрав ее под локотки, я направил изнемогающую от любопытства фурию по направлению к кухне. Умудрившись по пути скинуть свою куцую курточку и ослепив меня загорелым пупком, она мазнула взглядом по зеркалу, что-то озабоченно поправила в гнезде прически и наконец-то уселась на кухонном диванчике, изнывая от нетерпения.
Флегматично извлекая из ее сумочки две бутылки "Козела" и сделав одной из них "чпок", я уселся рядом. Предстоящая процедура допроса внушала легкий ужас.
– Так. Ну, давай, - с места в карьер погнала Натаха.
– На, - протянул я ей оставшегося "козла".
– Смешно, - забавно сморщила она носик.
– Давай, рассказывай. Во что вляпался? Только подробно и... очень подробно. И убери от меня эту гадость, - брезгливо отодвинула она на край стола гордость чешских пивоваров.
– А если хочешь угостить девушку напитком, то уж будь добр сообразить что-нибудь более приемлемое.
Я молча открыл дверцу холодильника, продемонстрировав прилипшую к ней бутылку клюквенной наливки и полупустую емкость с водкой. Очаровательно прикусив нижнюю губу, нарушительница спокойствия после секундного мозгового штурма незатейливо вынесла приговор клюкве.
Набулькав примерно граммов пятьдесят в дежурный фужер, я старательно закурил, наслаждаясь последними мгновениями тишины.
– Ну, чего замолк? Ты что, не понимаешь?! Я такое пережила! Ужас! Кошмар!
– нервно подскочив, заметалась она по кухне.
Я ощутил вдруг дикую апатию и попробовал воззвать к милосердию.
– Натах, а давай просто посидим и выпьем. А потом ты уйдешь.
Она остановилась как вкопанная и с изумлением уставилась на меня. Я по инерции продолжил:
– Ну, честно - не до тебя сейчас. Без обид.
– Ка-ка-йа-а жа-а-лость, - неимоверно растягивая гласные и не отводя от меня потемневшего вдруг взгляда, прошелестела Наташка и ме-е-ед-ле-е-нно потянула с себя футболку, обнажая свою бесподобную неописуемую грудь...