Страсть герцога
Шрифт:
Его лицо омрачила печаль, и Лизетт стало жаль брата.
– Пап'a должен был упомянуть тебя в своем завещании. Он поступил очень неправильно, не сделав этого.
– Ты сама знаешь, каким он был. Вечно исследовал новые города, острова или озера, – голос Дома стал резче. – У него не было времени на такие вещи, как ответственность за семью.
– Не вини его слишком сильно, – сказала маман. – Возможно, он и не был хорош в таких вещах, но он действительно тебя любил. – Она посмотрела на Лизетт. – Он очень любил вас обоих.
Произнеся это, маман вновь расплакалась и ушла искать носовой платок. Дождавшись, когда она выйдет, Лизетт
– Да, он любил нас. Просто недостаточно.
Надеяться, что тебя спасет мужчина, было рискованно. Мужчины были ненадежны. Пап'a… Джордж… Даже Тристан все лишь усугубил своим гневом. Из всех мужчин, которые были для нее важными, лишь один всегда поступал правильно. Но даже несмотря на все свое желание помочь, Дом мало что мог сделать, кроме как отправить их во Францию.
Маман была неправа, доверившись пап'a. Ей и ее детям это принесло лишь горе.
В слезах Лизетт ринулась прочь. Она никогда не будет столь глупа. Она начнет жить своей собственной жизнью, едва ей представится такая возможность, чего бы это ни стоило. Никогда в жизни она больше не столкнется с таким предательством.
1
За все время от Тристана не было ни единого письма.
Туманное утреннее небо уже приобрело более светлый оттенок серого, когда Лизетт бросила письмо Дому на стол. Удивляться было нечему. Когда она покидала Париж, Тристан пообещал писать ей раз в неделю. Поначалу он писал исправно, однако затем письма от Тристана перестали приходить, и вот уже два месяца от него не было ни строчки.
Лизетт разрывалась между тревожными мыслями о том, что могло произойти с Тристаном, и желанием подвесить своего нерадивого брата за ноги, чтобы тот почувствовал, что такое быть в подвешенном состоянии.
– Уверена, что не хочешь съездить со мной по этому вопросу в Эдинбург? – спросил Дом. – Ты могла бы делать для меня записи.
Лизетт взглянула на своего сводного брата, лениво опершегося о дверной косяк. В свой тридцать один год он выглядел стройнее и крепче, чем в юности, и теперь у него на щеке виднелся бог знает где полученный шрам, о котором Дом наотрез отказывался говорить. Однако он по-прежнему оставался все тем же Домом.
Лизетт нахмурилась. Иногда он бывал таким же гадким, как Тристан.
С того самого дня, когда Дом привез ее из Франции полгода назад, она работала не покладая рук, стремясь сделать его арендованный особняк похожим на человеческое жилье. То, что особняк также служил конторой «Расследований Мэнтона», еще не означало, что он должен был быть холодным и безликим. И что принесли ее усилия? Лишь то, что ее поведение стал контролировать еще один мужчина.
Откинувшись на спинку кресла, она подняла бровь.
– Я не нужна тебе, чтобы делать записи. Ты все запоминаешь слово в слово.
– Но тебе лучше меня даются описания. Ты замечаешь в людях то, чего в них не замечаю я.
Лизетт закатила глаза.
– Я поеду лишь в том случае, если ты позволишь мне не только описывать вещи и заваривать тебе чай.
Дом взглянул на нее с подозрением.
– А поточнее?
– Допрашивать свидетелей. Следить за подозреваемыми. Носить пистолет.
Нужно отдать Дому должное: он не засмеялся. Тристан засмеялся бы. А затем попытался бы вновь найти ей подходящего мужа из числа своих хвастливых парижских друзей-солдат, считавших, что для ублюдка с половиной английской крови вроде нее наградой была бы любая кроха внимания с их стороны.
Вместо этого Дом, взглянув на нее оценивающе, вошел в комнату.
– Ты хотя бы знаешь, как пользоваться пистолетом?
– Да. Мне Видок показал.
Всего однажды, прежде чем Тристан положил этим урокам конец, однако Дому не обязательно было знать об этом.
Ее брат уже вовсю клял Эжена Видока, бывшего главу французской тайной полиции.
– Поверить не могу, что наш брат позволил тебе хоть на пушечный выстрел приблизиться к этому негодяю.
Лизетт пожала плечами:
– Нам нужны были деньги. А Видоку нужен был кто-то в S^uret'e Nationale 8 , кому он мог бы доверить систематизацию своей картотеки с описанием преступников. Это была хорошая должность.
8
Название французской Национальной полиции с момента ее основания Эженом Видоком в 1812-м и до 1964 года; досл. «Национальная безопасность» (фр.).
И, к ее удивлению, Лизетт эта должность понравилась. После смерти маман три года назад Лизетт переехала в Париж к Тристану. Ей хотелось выполнять какую-нибудь полезную работу, которая позволила бы ей отвлечься от своего горя. И Видок предложил ей такую работу. Именно от него она узнала, что такое расследовать преступления. Видок даже предлагал ей наняться в S^uret'e агентессой – на него в таком качестве уже работало несколько женщин. Однако Тристан не мог этого позволить.
Лизетт фыркнула. Тристан считал, что для него работать агентом в S^uret'e все эти годы было нормальным, в то время как его сестра должна была лежать завернутой в вату, пока он не найдет ей мужа. Что с каждым годом становилось все менее и менее вероятным. Ей, как-никак, уже было двадцать шесть!
– Что ответишь, Дом? – поторопила она сводного брата. – Если я поеду с тобой, ты позволишь мне заниматься не только записями?
– Не в этот раз. Но, возможно, однажды…
– Вот и Тристан всегда так говорил. – Она засопела. – В то время как в действительности планировал устроить мне брак за моей спиной. А когда из этого ничего не вышло, он отправил меня с тобой в Лондон.
– За что я ему глубоко признателен, – сказал Дом с едва заметной улыбкой.
– Не пытайся отвлечь меня комплиментами. За тех, кого ты подберешь мне в мужья, я тоже не выйду.
– Хорошо, – произнес он жизнерадостно. – Потому что у меня нет ни одной кандидатуры. Я слишком эгоистичен, чтобы кому-то тебя отдать. Ты нужна мне здесь.
Лизетт посмотрела на него неуверенно.
– Это ты просто так говоришь.
– Нет, девочка моя, не просто так. Твоя умная головка – бесценный кладезь информации о методах Видока. Я был бы безумцем, если бы выдал тебя замуж и потерял все это.
Выражение лица Лизетт стало мягче. Дом и правда относился к ее попыткам научиться его ремеслу гораздо терпимее, чем она ожидала. Возможно, причиной этого было то, с каким трудом ему удалось всего достичь после того, как Джордж оставил его без гроша. А возможно, он просто с теплотой помнил их общее детство.