Страсть на холсте твоего преступления
Шрифт:
— Скорее всего ты просто не понимаешь всю проблему, ты не видишь её сполна, поэтому так спокойна, — закончил он, в упор смотря на меня.
— Я знаю только то, чего я хочу добиться. Я не доверяю тебе, но я доверяю своим мыслям и полученному от отца опыту, — неуверенно сказала я, уже не зная, так ли прав был мой отец.
— Твой ум — это место, где происходит большинство проблем. Мысли могут быть и ловушкой, нужно уметь доверять им на дистанции, — чётко сказал мужчина. Я чувствовала себя, будто нахожусь на лекции у преподавателя.
— Проводишь мне нравоучения? — хмыкнула я, заставив его посмотреть
— Ты юная, Тереза, и между тем на тебя свалилась большая ответственность. Я переживаю, что ты будешь мне только мешать, а не помогать, — честно признался Харрис.
— Я не меньше твоего хочу оставить компанию себе, потому что, что бы мне не говорили другие, компания отца — это его личный большой труд, ему пришлось многим пожертвовать, чтобы добиться таких успехов. А какой-то самозваный наглый мужчина собирается лишить его дела всей жизни, — бурчала я, сжимая кулаки, от чего на ладонях оставались отпечатки от ногтей.
— Пожертвовать многим, как и своей родной дочерью, — саркастично отреагировал Харрис на мои слова, разозлив меня.
— Я поплачу об этом завтра, если ты об этом. А сегодня мне нужны чёткие ответы на вопросы о том, что ты собираешься делать и каков план, — скомандовала я. Его указательный палец направился в мою сторону, прищурив взгляд, он стал опаснее.
— Пока ты в моем доме и ешь мою еду, командую тобой я, стрекозка. Не переходи границы дозволенного, иначе мне ничего не останется, как запереть тебя в подвале до твоих полных полномочий и пристрелить, как только ручка распишется на бумаге, — серьёзно повторил он, я вздохнула.
— Не думай, что я буду подчиняться и стоять перед тобой на коленях. Я по-прежнему считаю твой контроль неуважением, хоть и благодарна тебе за все оказанные условия. И ты не любишь пачкать руки, — сказала я его словами, заставляя уголок его пухлых губ приподняться. Он потянулся ко мне и двумя пальцами взял локон моих русо-рыжих волос, наматывая их.
— Для тебя я придумаю самую испачканную и грязную смерть, если не закроешь свой рот и поверь, ради такого стоит замарать руки, — от холодных слов все вернулось на свои места. Он не мой друг, он не мой знакомый. Он мой враг. Он мой антагонист.
— Это так удивительно, знаешь. Моя мама вечно затыкала мне рот, а отец создал для меня самое благоприятное положение, я ни в чем и никогда не нуждалась. В моей жизни было две проблемы: травящие меня дети, но некоторые дети по истине злые и отсутствие фантазии перед важной сдачей эскиза или картины. Если с первой проблемой я справилась за счет возраста, со второй он не в силах был помочь. Я действительно слабая и способна лишь подчиняться, — пожав плечами, я поставила бокал на стол. Он сидел молча, если бы я не видела его краем глаза, подумала бы, что я в комнате одна.
— Люди адаптируются ко всему, если хотят выжить, — напомнил его бархатный голос и я подняла усталые глаза.
— Знаешь, если бы мы
— На кого я похож?
— В детстве, когда меня обижали другие дети, пару раз меня спасал старшеклассник, — я глупо улыбнулась и посмотрела на своих ноги, будто это скроет мою тоску.
— И по удивительной случайности, когда он меня находил, я всегда была заперта. Я была в темноте. А он каким-то чудесным образом находил меня и выводил на свет, будто каждый раз молча говоря, чтобы я не сдавалась и помогал найти путь. Я всегда была заплаканной настолько, что приходила в себя только тогда, когда он давно уже уходил, — я нахмурилась, вспоминая красочные детали. Он всегда оказывался рядом, будто чувствовал меня. Мне было 9, а ему предположительно 17, и он заканчивал школу. Я так и не узнала его настоящего имени.
— Почему ты решила рассказать мне это? — с холодной отстраненностью спросил Харрис, его руки были скрещены на груди. Почему? Почему смотря в два голубых айсберга, я рассказала о своем детстве? Он манил и пленил мой разум, побуждая говорить без умолку.
— Мне одиноко, — я пожала плечами и от этого жеста окончательно устала, прислонившись спиной к дивану.
— Я не лучшая компания для твоего одиночества, Тереза. Почему ты решила, что влюбишься в меня? — спросил резко он. Я могла видеть, как на черную футболку падает свет лампы. Закусив губу, я хмыкнула, но даже на это с трудом нашла силы.
— Ты видел себя? Стойкий, уверенный, холодный, обладаешь сверхъестественной харизмой и красотой, — я описала его своей свободной рукой и задержалась на теле.
— Разве не очевидно? На тебя что, не вешаются девушки? Да даже на том чертовом рауте каждая готова была станцевать с тобой как при людях, так и устроить приватный танец, — я от чего-то глупо засмеялась, заставляя его желваки задвигаться. Он злится?
— Прекрати ругаться, — лишь ответил он и я закатила глаза, делая небольшой выпад к нему.
— А то что? — с дерзостью спросила я и сразу же откинулась обратно на спинку дивана. Глаза Харриса, обрамленные густыми ресницами и хмурыми бровями, расширились. Гнев. В нем забурлил гнев, потому что как объяснить его действия, я не в силах. Его рука, преодолев расстояние, между нами, грубо сжала мое горло. Я закатила глаза, глотая воздух, смотря только в его чувственную сторону, которую мне нравится выводить.
— Нравится играть со мной, Тереза? Нравится выводить меня? А с последствиями ты умеешь сталкиваться, чертова девчонка? Я не твой трусливый отец, я не создам для тебя комфортные условия и не буду бегать под твою дудочку. Я жестокий человек, я приказываю, грубо беру, трахаю весь чертов мир без смазки и люблю нагибать. В особенности маленьких, слабых, напуганных и избалованных девчонок вроде тебя, — он рычал в мое лицо грубые слова, а его глаза всякий раз красиво вспыхивали, и я готова была улыбнуться, как ненормальная. Боже, да что со мной происходит? Я готова рассмеяться в лицо человеку, который душит меня только потому, что он проявил хоть какие-то эмоции.