Страсть окаянная
Шрифт:
Он выразительно посмотрел на охранника.
– Никаких ментов, никаких преследований. Понял? – строго предупредил он. – Автомат мы бросим на парковочной стоянке. Там его и найдешь. Выйдешь через восемь минут. Можешь начинать отсчет.
Парень ничего не ответил. Епифанова уже была на выходе. Константин быстро нагнал ее.
– Ну, вот и все, – сказала она, перешагивая порог. – И совершенно непонятно, чего ты так нервничал.
Они ступили в темноту. Однако не успели грабители отойти и на метр от двери, как им в лица ударил яркий сноп света галогеновых фар.
– Руки за голову! Бросить оружие!
Лена вскрикнула от неожиданности.
– Брось автомат! – повторилась команда, усиленная мегафоном.
Климов не подчинился.
– Вы проверяли людей на выставке?
Войтович на мгновение остановился у дверцы своего бронированного «Мерседеса Пулмен». Двое личных телохранителей олигарха застыли в ожидании дальнейших действий подопечного. Максим с нетерпением дождался, когда к машине подойдет Лошанский.
– Ты меня слышал? Я спросил, проверяли ли вы людей на выставке? – повторил он.
– При регистрации, – ответил Василий.
Войтович вошел в машину. Он легко опустился на первое же около дверцы кресло. Напротив него разместился Лошанский. Следом в изолированный от водительского места салон влезли и двое телохранителей олигарха. Кортеж из двух джипов сопровождения и автомобиля Войтовича двинулся по Кутузовскому в направлении Рублевского шоссе.
– Имена, фотографии есть? – продолжал расспрашивать Максим Константинович.
– Нет. А зачем? Входной терминал оборудован металлоискателем. Наша служба охраны зачищала все перед началом, – информировал Лошанский. – Чисто. А тебя так волнует безопасность? Почему ты спросил, Максим?
Войтович помедлил с ответом.
– Ты видел девушку? – наконец-то решился он на откровенный разговор с другом. – Журналистка, кажется. Она там одна была такая симпатичная. С длинными каштановыми волосами, с крупными локонами. Она была в очках...
Лошанский удивленно вскинул брови.
– А я думал, на кого это ты все время смотришь! – улыбнулся он.
– Интересная особа, согласись, – не слушая товарища, добавил Войтович. – И почему я не решился к ней подойти?.. Дурак!..
Лошанский продолжал улыбаться.
Вместо того чтобы покорно последовать прозвучавшей грозным окриком команде, Константин, напротив, машинально вскинул автомат вверх и дал короткую очередь. Он не стремился ни в кого попасть. Скорее рассчитывал на эффект неожиданности. Короткое черное дуло было вскинуто чересчур высоко.
– Бежим! – Климов дернул напарницу за руку.
Лена едва устояла на ногах.
– Куда? Наша машина...
– К черту машину! Уходим, я тебе говорю!
Его пальцы намертво сомкнулись на запястье девушки. Лена не стала сопротивляться. Климов метнулся вправо, и она последовала за ним.
– Стоять! – вновь гаркнул позади них мегафон. – У нас приказ стрелять на поражение.
Разумом Константин прекрасно понимал, что у них нет никаких шансов. Вооруженные представители власти против двух загнанных в ловушку дилетантов. К тому же в этот момент они были как звери на арене, освещенные мощными прожекторами со всех сторон. Но... Надежда, как известно, умирает последней. И Константин надеялся. Недолго... Всего лишь до первого выстрела.
Лена увидела перед глазами яркую алую вспышку, словно неожиданно кто-то включил кровавый фонтан, а затем на лицо ей брызнуло что-то теплое и липкое. Константин коротко вскрикнул и стал падать. Епифанова попыталась его подхватить, но у нее не хватило для этого сил.
– Черт!.. – Он упал к ее ногам. – Кранты нам... Беги!
Она не послушалась. Забыв обо всем на свете – о вооруженных представителях правопорядка, о слепящем свете галогеновых фар, о картине Борисова-Мусатова, все еще зажатой в ее правой руке, – Лена опустилась на колени рядом с Климовым. Константин был ранен в плечо. Автомат выпал из его руки и теперь валялся на асфальте рядом со стремительно расползавшейся лужей крови. Епифанова осторожно приподняла голову напарника. Климов стиснул зубы от боли.
– Костя...
– Беги! – повторил он.
– Тебе больно?..
Константин что-то ответил, но Лена не сумела разобрать его слов. Сильные, словно отлитые из стали, руки обхватили девушку за плечи и заставили ее подняться с колен. Она попыталась оказать сопротивление. Дернулась раз, другой, третий. Но тщетно...
– Пустите!
Ей завели руки за спину, а затем бесцеремонно защелкнули на запястьях наручники. Свернутого в трубочку полотна «Осенний мотив» уже не было. Оно осталось в руках у кого-то из тех, кто проводил задержание. Лену поволокли к машине. Она обернулась на ходу и увидела, как один из экипированных омоновцев нагнулся и подобрал с асфальта автомат охранника. Двое других поставили на ноги Климова. По левой руке Константина, плетью висевшей вдоль тела, текла кровь, обильно пропитав тонкую куртку. Сам он был бледен, как свежевыпавший снег, и продолжал стискивать зубы. Епифанова почти физически ощутила боль, которую в этот момент испытывал ее напарник.
Больше разглядеть ей ничего не позволили. Омоновцы грубо затолкали девушку в машину и захлопнули металлические створки дверей. Сели рядом с ней на низенькую скамеечку. Лена вновь попыталась рыпнуться, но пальцы одного из омоновцев жестко вонзились в ее хрупкое плечо. Епифанова вскрикнула.
– Сиди спокойно, дрянь! – сказал второй омоновец.
Лена уронила голову на грудь. Смирилась. К чему теперь оказывать сопротивление? Что она может изменить? Ничего. Остается только принимать ситуацию такой, как она есть.
Машина тронулась с места. Лена сплела за спиной пальцы рук и почувствовала, что готова расплакаться от собственного бессилия и невозможности как-то повлиять на происходящее. К этому чувству примешивалось еще и беспокойство за судьбу Климова...
Ни один из ее конвоиров за все время пути не проронил ни слова. Они даже между собой не разговаривали. От этого чувство подавленности у Епифановой только усилилось.
Минут через пятнадцать машина резко затормозила.
– Вставай! – распорядился омоновец справа.