Страсть по понятиям
Шрифт:
— Любовь можно показывать на людях, но проявляется она под одеялом.
— Не понял.
— Сексу вас был?
— Ну, это не обязательно…
— Что, не было?
— Было… Нет, правда было!.. Честное слово!.. Помнишь, мы в автобусе закрылись, в твоей спальне! Она сама захотела! — Иван гордо расправил плечи, выпячивая широкую грудь.
— Она захотела, а у тебя не получилось.
— Почему не получилось? Еще как получилось!..
— Может, потому нас и не захотели прощать. Тебя — Ремезов, меня-Жмыхов. Ты был с Алиной, я- с Настей… Как бы нам эта любовь боком не
— Мне все равно. Я должен отбить ее у мужа! — с гордостью за себя заявил Иван.
— Ну, все может быть.
Мне совершенно не хотелось отговаривать его от этой безумной, в общем-то, затеи. Во-первых, это бесполезно. А во-вторых, мне сейчас без его помощи не обойтись. И это хорошо, что Иван идет за мной не по принуждению.
— Она его не любит! А меня любит! — Иван запальчиво стукнул себя кулаком в грудь.
— Точно не любит?
— Она его терпит!
— Из-за денег?
— Да, из-за денег!
— И замуж она за него вышла из-за денег?
— Из-за них, проклятых!
— Сколько ей лет?
Как это ни странно, но меня давно уже перестал интересовать вопрос, кто она такая, эта Алина. Ремезов познакомился с ней где-то на курорте, она потом приехала к нему из Иркутска, поселилась в своем доме, затем он женился на ней.
Это я знал, а большего мне и не требовалось. Ведь я же не Алину искал, а Альберта…
— Я не спрашивал, а она не говорила, — пожал плечами Ваня.
— Мне кажется, она старше тебя.
Алина хоть и молодая, но уже давно не юная. Двадцать пять лет ей как минимум, а может, и больше. А Ивану этой весной исполнилось двадцать два.
— Это не имеет значения…
— Ну, не знаю, мне кажется, Зине это не понравится…
— А я ее перед фактом поставлю.
— Тебе видней… Только Зина ее капризы терпеть не будет. И тебе терпеть не стоит. Надо сразу показать, кто в доме хозяин. А она перед тобой нос задирает.
— Ну да, потому что я ее балую!
— Не надо ее баловать.
— А если мне нравится?
— Тебе нравится, что она с ногами на тебя забралась?
— Нравится, — самодовольно кивнул Иван.
— Тогда ты болван.
— Мне кажется, это не очень обидно.
— Тебе видней… А чего она такая капризная? Вроде бы из Иркутска.
— Из Иркутска? — удивился Иван.
— Ну да, Ремезов говорил, что из Иркутска.
— А мне она сказала, что из Кирова…
— Из Кирова?
— Ну, я так понял… У нас в Кирове…
— Что у нас в Кирове?
— Ну, я уже не помню. У нас в Кирове, сказала. А что сказала, не помню…
Я мог бы попросить Ивана, чтобы он освежил свою память, но в это время вдалеке показался мигающий свет. Это была милицейская машина, и мы, конечно же, залегли, чтобы не попасть в поле зрения ее экипажа.
«Десятка» с включенными мигалками остановилась возле сломанного «КамАЗа», затем продолжила путь. Брошенный нами «уазик» остался за плавным изгибом дороги, и мы не могли видеть, как погоня вышла к нему.
Чуть погодя мимо нас промчался еще один «луноход», но и этот стервятник должен был остаться без поживы.
Я стремился к тому, что погоня продолжит путь дальше, в сторону Кирова,
По этой тропинке мы пересекли поросшее травой поле, нахватав репьев на штанины, вышли к грунтовой дороге, что тянулась вдоль подлеска в сторону Некрасова. Погода теплая, дорога сухая… И милицейских машин на шоссе не видать.
Девять километров для беглых уголовников-не крюк. Но все равно вынужденная прогулка требовала сил, поэтому досужие разговоры мы больше не вели. К тому же у меня сползали джинсы, поскольку ремень остался в милиции. И шнурков на кроссовках тоже не было, но эту проблему решил, подобрав с дороги проволоку. Шли молча, стараясь держать дыхание. По шоссе время от времени проносились машины, но по нашей грунтовке так никто и не проехал, пока она не закончилась, упершись в дорогу, ведущую в Некрасов.
Рассветом еще и не пахло, когда мы перебрались через забор городской больницы. Именно сюда я и стремился, поскольку здесь сейчас должен был находиться Ремезов. Что-то не верилось, что Жмыхов позволит ему перебраться в областную больницу. Скорее всего, Эдик здесь и лежит. Больница хоть и небольшая, неказистая, но специалисты здесь неплохие.
Одноэтажная, потрескавшиеся отмостки, вокруг сплошной стеной тянулся невысокий, умелой рукой остриженный кустарник. Пространство между забором и кустарником занимали тополя, липы с раскидистыми кронами. Трава здесь скошенная, но лежать на ней хорошо. А собак здесь не выгуливают, поэтому я не боялся вляпаться в экскременты А если бы и вляпался, ничего страшного… И дело не в том, что я не брезгливый, просто грязью за последнюю неделю оброс, от самого воняет. И еще мне так хотелось поваляться на мягкой травке. Устал я от быстрой ходьбы. Да и в больницу соваться еще рано. И дверь закрыта, и свет горит только в нескольких окнах, и вряд ли это палаты больных. Хотя и хотелось бы заглянуть в окна, чтобы узнать, где находится Ремезов.
Сам по себе Эдуард Андреевич меня сейчас мало интересовал, но мне нужна Настя, которая должна была навестить его Жмыхов не дурак, он понимает, от кого зависит сейчас моя свобода, поэтому он первым делом возьмет под наблюдение ее дом. Мы бы могли сунуться туда, но там нас уже, возможно, ждали. А здесь, в больнице, тишина. Сторож спит в своем вагончике у запертых ворот, мужик в белом халате из приемного отделения вышел, сигарету достал, закурил.
Собак нет, и вооруженные патрули по территории не рыщут. Сверчки убаюкивающе стрекочут…
Может, и нет здесь Ремезова, но Жмыхов мог бы послать сюда людей, чтобы нас найти. Не важно, какой Жмыхов, старший или младший; оба брата сейчас желают найти нас. И уничтожить.
— А дальше что? — спросил Иван.
— Дальше я спать буду, а ты за обстановкой следи, — кивнул я в сторону ворот. — Если что, разбудишь… А если спокойно все будет, через час разбудишь…
— У меня часов нет. И спросить не у кого.
— А спрашивать не надо. Прячемся мы здесь, понимаешь, прячемся. Нельзя себя выдавать.