Страсть в жемчугах
Шрифт:
Элинор залилась румянцем.
– И все-таки – почему?..
– А как вышло, что вы не замужем? – спросил Джозайя.
Элинор весело рассмеялась:
– Но ведь я единственная дочь эксцентричного химика! Если у меня и были поклонники, я их пропустила. А к тому времени, когда решила присмотреться… вмешалась судьба.
– В таком случае я благодарен Провидению за ту тропу, которая привела тебя сюда, Элинор. – Спустив с нее платье еще ниже, Джозайя приподнял свою красавицу и усадил на край кровати. – Да,
– Вы никогда не говорите о своем прошлом, мистер Хастингс. Я по крупицам выуживаю его из вас и постоянно задаюсь вопросом: о чем вы еще умалчиваете? А может, вы умышленно напускаете таинственности, чтобы подогреть мой интерес к вам? Или у вас действительно есть какие-то мрачные тайны?
– И это говорит женщина, которая поведала о своей жизни так мало, как только могла, перед тем как сесть в мою карету?
– Только потому, что прежней моей жизни больше не существует. Что толку с тоской вспоминать счастливые дни и родителей, воссоединившихся на небесах?
– Что за человек обманул твоего отца? Ты не думала возобновить судебный процесс и восстановить его честное имя?
Элинор замерла, и Джозайя тотчас пожалел, что задал этот вопрос.
– Прости, Элинор. Я не хотел причинить тебе боль.
– Нет, вовсе не боль я испытываю. – Она прижала его ладонь к своей щеке – словно хотела остудить жар румянца. – Это угрызения совести. Однажды вечером я шла мимо одного особняка…
– И что же? – спросил Джозайя.
– Это было… слишком. От яркого света, лившегося из окон, я почувствовала себя такой замерзшей, одинокой… и никчемной. – Элинор тяжко вздохнула. – Мне захотелось швырнуть камень в окно гостиной мистера Томаса Келлера или выкрикнуть громко имя своего отца, чтобы стряхнуть эту семейку с их насеста.
– И ты это сделала?
– Конечно, нет! – воскликнула Элинор. – Что из этого вышло бы? Родителей не вернуло бы, а меня отправили бы в сумасшедший дом.
– Правосудие могло бы стать бальзамом и унять твою боль. Возможно, восстановление…
Она решительно покачала головой:
– Нет! Я могу лишь мечтать о том, чтобы как-то наказать этого человека, но заниматься этим… Нет, не желаю. Крестовые походы расточительны и бессмысленны. Отец хорошо меня этому научил.
– Так все твое смущение вызвано тем, что однажды ты прошла мимо дома этого человека? – Джозайя не мог удержаться от мысли о своем друге Гейлене. В отличие от мисс Бекетт Гейлен Хоук выбрал отмщение… и едва не потерял все, что было ему дорого. – Ты мудрая женщина, Элинор.
– Нет, просто упрямая.
– Упрямая?
– Да, именно. И я больше ничего не отдам из своей жизни этому злодею. Келлер и так уже слишком много забрал у меня. Забрал счастье и будущее. К чему мне думать о нем и портить себе жизнь, когда я нашла радость здесь, с тобой?
– Тогда я больше не стану упоминать о нем. – Джозайя провел рукой по ее плечу, осторожно спустив рукав сорочки. – Спроси меня о чем-нибудь еще, Элинор.
– Расскажи, почему ты перестал рисовать женщин.
– Ох, это не слишком приятная история, Элинор. Спроси о чем-нибудь другом.
– Не всякая история должна развлекать, Джозайя. Я выслушала бы все твои истории, если бы это означало, что узнаю тебя лучше, мистер Хастингс.
– Что же, хорошо. – Он вздохнул, прилег на кровать и уставился в потолок. Воспоминания проплывали перед его мысленным взором, и какое-то время он молчал, затем тихо сказал: – Хотя понимаю, что в результате ты, возможно, станешь хуже думать обо мне и лишишь меня… дневных радостей.
– Теперь ты просто обязан мне об этом рассказать! – Элинор игриво ущипнула его за плечо.
– Уу-ух! Какой настойчивой ты становишься… – Джозайя поцеловал ее в нос.
– Говори же, Хастингс!
– Ну… тогда идем. – Он поднялся, закутал Элинор в свой халат, затем подхватил ее на руки и, прижимая к груди, вынес из комнаты.
– Куда мы?
– Помолчи, дорогая.
Джозайя не стал зажигать свечу. Он хорошо знал дорогу, так как шаги его были множество раз посчитаны и пересчитаны. И сейчас он нес Элинор без опасений споткнуться; нес, наслаждаясь жаром ее тела и теплом рук, обвивавших его шею. Босой ногой он толкнул дверь в маленький кабинет, где редко бывал, и осторожно опустил любовницу в мягкое кресло. Это была комната без окон, темная даже днем. Джозайя нашел спички в верхнем ящике стола и зажег маленькую лампу.
– Не могу вспомнить, когда в последний раз был в этой комнате, – пробормотал он с усмешкой.
Он мгновенно понял, что портрет на стене ожил, и возглас Элинор подтвердил это. Джозайя едва взглянул в направлении картины: для него ее чары давно развеялись, – Элинор же сейчас оказалась в их власти.
– О Боже, какая красавица!
Темноволосая женщина в образе греческой богини небрежно держала в руке виноградную гроздь. Это была пышная красавица, облаченная в скандально скудные одежды, которые больше открывали, чем скрывали. Черты ее казались дерзкими, огромные глаза цветом напоминали коньяк, а сочные винно-красные губы в форме лука молили о поцелуе.
– Да, Дейзи была красавицей.
– Теперь я почти страшусь услышать твою историю.
– Не нужно бояться. – Джозайя прикрыл глаза. – Я вырос в провинции, а мой отец, как я тебе уже говорил, входил в круг местной аристократии. Наши семейные устои, думаю, были идеальными для подростка, и мы с братьями часто бродили по округе, удирая от сестер. Отец ворчал, что у нас слишком много свободы, хотя я до сих пор не понимаю, что это означало. Как может быть слишком много свободы для мальчишки?