Страсти Евы
Шрифт:
Вдруг колонки стереосистемы разрывает бьющее по ушам вступление феноменальной по накалу драматизма мессы «Dias Irae» («Судный День») неповторимого Карла Дженкинса в исполнении симфонического оркестра. Шумовой эффект вынуждает меня покрыться ледяной коркой страха. В оцепенении выжидая нападения, я вглядываюсь через прицел в задымленное никотиновым облаком местоположение наемника. Мельтешащие тени около изрешеченного пулями аквариума, из которого, как из дуршлага, брызжут тонкие напористые струи воды, наводят меня на нехорошее подозрение - фантому удалось незамеченным выбраться
В тихом ужасе я высовываю голову из-за стола и… мертвею. С противоположной стороны с «Макаровым» в руке по-пластунски ползет громила. Недолго думая, я реактивно выезжаю на спине из-за стола. Лужа крови увеличивает скорость моего скольжения. В крайне неудобной для стрельбы позиции я выстреливаю наемнику в голову и… эх, все-таки попадаю в бок.
– Тебе конец, дрянь!
– заходится осатанелым рыком подстреленный наемник.
Угрозы расправы горохом сыплются из его картавого рта вместе с кровью. С остервенением в глазах он продолжает ползти ко мне по-пластунски.
– Сдохни!
– во всю прыть ору я, бросая в него стилет.
«Маньяк» наредкость живуч и вытаскивает граненое лезвие из шеи.
– Ева, где головорез?
– приходит в сознание растормошенный от моего выстрела Гавриил.
С воплями радости я кидаюсь ему на шею. Мой взлетевший вверх голос заглушает грохочущие барабаны и чье-то высокое тревожное сопрано.
В лучшем случае - влияние целительства немного подлечило ранение Гавриила. В худшем - прилив жизненных сил является обманным действием болевого шока перед летальным исходом.
– Наемник крадется справа от тебя, - раскладываю я ему по полочкам ситуацию.
– У этого живучего гада пуля в печени, дырка в шее и все еще один патрон.
– Ты моя умничка, - оценивает мою проделанную работу Гавриил.
– Теперь приготовься. Когда я скажу «бежать» - беги.
– Забудь об этом.
– Не спорь со мной, Ева!
– Я тебя не брошу, - наотрез отказываюсь я.
Безнадежно закатывая глаза, Гавриил забирает из моих рук пистолет и снимает с себя галстук. С профессиональной собранностью он выкатывается из-за стола и запускает наемнику в лицо два килограмма отлитой стали. Приклад ломает ему нос и дробит надбровную дугу.
– Убью!
– бешено ревет фантом, выстреливая в Гавриила, но из-за повреждений глаза промахивается.
Гавриил расторопно обматывает его горло галстуком, однако наемник отпихивает его обученным приемом и откатывается на край карниза.
– Лежать лицом вниз!
– черной тучей врывается в кабинет группа захвата с вооруженным Никитой во главе.
Держась руками за металлические перекрытия, фантом с маневренностью гимнаста на брусьях несколькими пружинистыми отталкиваниями раскачивается.
– Огонь!
– отдает команду стрелять на поражение Никита, но этажом ниже уже бьются стекла - «маньяк» вновь ушел от рук правосудия.
В состоянии аффекта я вскакиваю на ноги и бегом мчусь за медикаментами, крича по дороге:
– Гавриил ранен! Задето легкое!
Бригада прибывших врачей-реаниматоров проводят короткий осмотр огнестрельного ранения. Из-за кровопотери Гавриил опять теряет
– Пуля продвинулась к воротам. Не слышно пульса, - выносит неутешительный диагноз старший врач.
– Срочно оперировать. Готовьте носилки.
– Положите его на переговорный стол, - без всякого предварительного вступления отсекаю я его указание, извлекая из кейса черную инъекцию.
– Я знаю, что делаю. Гавриил, сказал, что его спасут только черные вакцины.
– Выполнять, - отдает приказ Никита онемевшему хирургу и его армии спасения.
Тренированные бойцы из отряда специального назначения кладут крупное тело Гавриила на переговорный стол. Я разрываю рукав его рубашки и уверенно ввожу ему в вену иглу с черной инъекцией. Первая капсула израсходована - реакция нулевая. Вторая капсула израсходована - реакция нулевая. Третья капсула опустошена - улучшений нет. В кейсе одиноко поблескивает четвертая капсула - последняя. На ладонях у меня выступает нервный липкий пот. В молчаливой панике я оглядываюсь на бригаду скорой помощи - полдюжины опытнейших врачей застыли памятниками в ожидании чуда. Только чуда все нет и нет… Толчки сердца отдаются у меня в горле, во рту оседает першащий осадок. Читая молитву о спасении любимого, я ввожу ему в вену четвертую инъекцию и смиренно замираю на месте. Стрелки на часах монотонно тикают в предрешающей тишине, но Гавриил продолжает лежать на переговорном столе, весь покрытый кровью без пульса и дыхания.
«Чуда не будет!» - вещает мое шестое чувство, отчего к горлу подкатывает ком слез.
– Мы потеряли его… - кто-то приговоренно подтверждает у меня за спиной.
Мертвенный страх прокалывает мое сердце острой иглой.
– Очнись, Гавриил… - чуть встряхиваю я его недвижимое тело.
– Пожалуйста, не умирай! Гавриил, не умирай! Прошу тебя!
Мой голос сдавлен, по щекам льются медленные слезы. На фоне моих плачей и стенаний спецназовцы, реаниматоры и перебинтованная Алена оплакивают потерю трагическим молчанием.
– Мне жаль, родная… - со всем имеющимся братским утешением приобнимает меня за плечи Никита.
– Мы ему уже не поможем. Гавриил ушел от нас.
Минуту-другую я стою, побелевшая от шока, но потом наступает прозрение. Оцепенение заменяет нервный срыв. Будто увидев собственную смерть, я ошарашенно отшатываюсь назад и с ужасом летящей на меня бомбы отталкиваю брата.
– Гавриил, ты не можешь умереть!
– трясу я любимого за плечи.
– Не умирай! Небеса, прошу вас, не забирайте его! Не оставляй меня, Гавриил! Слышишь?!
Никита хочет увести меня, но я яростно отпихиваю его и припадочно вцепляюсь в руку Гавриила. Двое спецназовцев приходят ему на выручку. Втроем они пытаются оттащить меня. Убитая горем, я бьюсь в истерике, не давая им вывести меня из кабинета.
Внезапно Небеса совершают долгожданное чудо!
С глубоким вдохом Гавриил приходит в сознание. Кабинет тотчас заполняет ошеломляющая пауза. Обомлевшая до полной потери голоса, я просто стою и смотрю на него широко раскрытыми глазами. От пережитого потрясения мои ноги подкашиваются, словно я всю ночь боролась с высокой температурой.