Страсти по Анне
Шрифт:
Я не переставала думать о том, что в моей жизни главенствует Александр Михайлович, и, даже склонив голову на плечо возможного любовника, я помнила о супруге, даже в библейских словах Вадима Александровича о любви я слышала отголоски венчального обряда. И супругом становился по-прежнему мой муж — снова и снова, хотя, казалось бы, что мешало мне представить на его месте другого?
На следующее утро я проснулась со странным ощущением присутствия в комнате кого-то еще.
— Таня? — позвала
Никто не отозвался. Тогда почему столь ясно я представляла чей-то образ, слышала голос? Ах да! Сон!.. Удивительный сон. Я долго блуждала по темным комнатам, хотя прекрасно знала, что на улице день и солнце. Но окна в комнатах были тщательно зашторены. Я ходила, натыкалась на безмолвных людей. Я не знала, что они делали в темном доме, так же как не знала, для чего там и я сама. Мне вдруг захотелось выйти поскорей, но лабиринт комнат не заканчивался, пока я не побежала. Казалось, дом бесконечен, я словно бежала на месте, пока не забарахталась в нежных руках.
— Куда вы торопитесь?
— Уже никуда, — ответила я, осознав, что спешить больше не надо, что выход найден.
Он стоял и улыбался, не выпуская меня из объятий.
— Вадим Александрович, — прошептала я, закрывая глаза, — Вадим, не уходите. Останьтесь со мной.
Мне захотелось рассказать ему о том, как я несчастна, как не хватает мне его сильных рук, как остро я ощущаю потребность в том, чтобы меня оберегали. Я хочу быть слабой, чтобы меня защищали, я хочу осознавать себя женщиной, чтобы быть ею.
Но слова не давались мне. Я поняла: вот мгновение, которое больше никогда не повторится — ни наяву, ни во сне. И я с благоговейным трепетом поцеловала его руку.
— Не уходите, — умоляла его я, и он не двигался с места.
Но сон растаял, так я и открыла глаза с ясным понимаем того, что я не одна в комнате.
Для меня каждое прикосновение Вадима Александровича наяву было праздником. Сложно сказать, что испытывала я, когда он целовал мне ладони или просто помогал спуститься с террасы или выбраться из лодки. Достаточно было малейшего соприкосновения с его руками, чтобы я ощутила себя слабой, маленькой, полностью во власти этих сильных рук, но в то же время и защищенной от всего мира.
Боже мой, Боже мой! Я не знаю, как назвать то новое чувство, которое переполняло меня: была ли это мимолетная влюбленность или просто я увидела в Вадиме Александровиче близкого мне человека. Трудно было думать о том, что я замужем за одним мужчиной, а стремлюсь увидеть другого, но не думать о Любомирском я уже не могла.
Он стал для меня чем-то совершенно необходимым, как воздух, как свет, как вода. Я перестала испытывать неловкость при разговорах с ним, мне хотелось проводить с Вадимом Александровичем все больше и больше времени. Меня влекло к нему, но в то же самое время я боялась показаться смешной или глупой. Все чувства смешались в моей душе.
Я
«Господи, — ежечасно молила я, — дай мне насладиться преступлением твоих заповедей! Накажи, если тебе это надо, но продли сладкую муку прикосновения его губ. Прости, но одари меня еще хоть на несколько мгновений его дыханием, поцелуями…»
Вадим Александрович по-прежнему был весел и мил со мною: у него было достаточно времени для бесед и чтения мне книг, он развлекал меня, ухаживал за мною. И вместе с тем мне казалось, что мой супруг вовсе не обеспокоен постоянным присутствием Любомирского. Если раньше он замечал каждого моего поклонника, то теперь он не говорил ни слова о Вадиме Александровиче. В своем летнем увлечении я даже не задумалась об этом, считая, что Александр Михайлович занят работой и я ему совершенно неинтересна.
Минула гадательная ночь, постепенно мои страхи и волнения успокоились, я принимала Вадима Александровича, стараясь поменьше думать о муже. Вадим Александрович будто благосклонно принимал мое влечение к нему, но о любви больше не говорил ни слова. Я же, хоть и чувствовала себя заслоненной им от целого мира, не была защищена от своего главного противника — самой себя.
Представляю себе, какая жара царила в городе, если на дачах, где нас окружали лес, сады и пруд, было невыносимо. Теперь гулять можно было только рано утром или поздно вечером — когда солнце спускалось уже за линию горизонта.
Было раннее утро. Мы с Вадимом Александровичем встретились у пруда. Не сказать, что идея гулять по утрам меня особенно привлекала, но я решила попробовать. К моему удивлению, утро пришлось мне по душе — на траве лежала роса, изредка сверкая на солнце, воздух был ароматный и густой. День обещал быть жарким.
— Вот красота! — восхищенно воскликнула я. — И как вы, Вадим Александрович, узнали, что в природе возможно подобное время суток?
Он улыбнулся.
— Природа приготовила нам много сюрпризов.
— Безбожник, — проворчала я, ухватившись за его слова. — Вам следовало бы говорить мне о мире Божьей красоты, о творениях Всевышнего.
— Зачем мне говорить о том, во что я практически не верю. А вот вы поступаете дурно, насмехаясь над святыми вещами. Кто знает всю правду о нашем мире? Вы? Сомневаюсь.
— Может быть, вы? — в свою очередь, спросила я Любомирского.
— Нет, нет! Боже меня избавь!
— Не поминайте имя Божье всуе!
— Простите. Но я на самом деле не знаю и знать не хочу.