Страсти по Фоме. Книга 1
Шрифт:
— Это ты мне? — спросил он, все тем же бродским голосом, закончив читать.
— Кому же?.. Ты же просил про выходы.
— Можно? — протянула руку Мари.
Ефим механически, не глядя, отдал листок, продолжая буравить глазами Фомина.
— Гениально! — сказал он. — И после этого ты хочешь уйти?
— Потому что, если я не уйду, я кому-то сильно настроение испорчу! — пообещал Фомин.
Люди вокруг них стали расходиться по добру по здорову.
— И физиономию! — добавил он, недвусмысленно чиркнув взглядом сначала по Ефиму, а потом по сэру Эшли. Драка разбудила в нем воинствующий инстинкт.
— Наверное,
В руках у нее был исписанный его каллиграфическим почерком лист бумаги. Фомин смешался. Сэр Эшли недоуменно смотрел на Мари: эти странные русские, даже невесты… Напрашивается получить по физиономии?..
Ситуацию круто переменила Вера. Она появилась неожиданно и сразу набросилась на сэра Эшли, прервав светскую беседу напрочь.
— Ой, кто это у нас? — удивленно закричала она. — Вы обязательно должны мне танец!.. Ну и что, что кино, Фима, а в антракте?.. Какой галстук!.. Вы курите?.. Вы, наверное, да нет, точно лорд какой-нибудь, кипанидзе, правда?..
— Что это у вас? — увидела она высокий стакан в руке англичанина.
— Дай-ка попробовать! — уже совсем безапелляционно потребовала она.
Англичанин, несмотря на то, что был помощником посла по всяким деликатным вопросам, несколько растерялся. Это было уже не какое-то абстрактное попрание прав человека на заводе «Серп и молот» или на перекрестке Триумфальной, а конкретный собственный дорогой костюм. Вообще-то, озадачены были все, даже Ефим слегка присвистнул, но сэр Эшли особенно и, главное, непоправимо! Мало того, что у него отняли (силой!) какой-то сложный коктейль с зонтиком и ананасом, так еще и измазали какой-то дрянью! Потому что в отличие от аккуратного Ефима, Вера была вся в крови: рот, руки, — видимо, доедала и разошлась не в меру.
— Это моя жена Вера! — хмыкнул Ефим. — Вы уж извините, критические дни. У нее вечная проблема с вашими тампонами. Раньше вата была наша, так мы и горя не знали!..
Теперь уже всеобщая озадаченность сменилась обалделостью, поражены ею были все, даже Мари, которая изо всех сил, словно по какому-то уговору с Ефимом, старалась не удивляться его выходкам. А сэр Эшли понял только одно: дела у Веры, конечно, плохи, но почему она тогда лезет к нему, а не в туалет, что было бы естественно. И вообще в такие годы можно было бы уже и научиться гигиене?! Вера же, в продолжение этого внутреннего монолога, висела на совершенно растерянном англичанине, как груша на сухой британской сосне и размахивала коктейлем.
— Миллионы женщин объединяет один секрет! — громко поведала она присутствующим и подняла палец. — Это тампоны Obi!.. Только один, все остальное на виду!..
Она подмигнула Мари: мол, правда, ведь?
— Извините, господа!.. — Сэр Эшли наконец пришел в себя и был, если не в бешенстве, то во всяком случае в чем-то таком же горячем.
Он с большим трудом оторвался от Веры, церемонно поклонился всем и пробормотал что-то вроде: было приятно, никогда не забуду!.. При этом он брезгливо оттолкнул возвращаемый Верой заляпанный стакан. Забыть такое было действительно невозможно, тут англичанин был совершенно искренен, несмотря на то, что дипломат.
— Нам тоже, нам тоже!.. — Широко улыбался Ефим, имея в виду приятность времяпрепровождения. — Вот Верочка выздоровеет, бог даст, можно будет приятно
— Мари?.. — Сэр Эшли Аддиган всем своим видом показал, что уходит.
Мари кивнула. Было видно, что ее таким же странным образом, как и все предыдущие, нисколько не задела последняя выходка Ефима и Веры, и прощалась она с видимым сожалением.
— Вы мне прочтете свои стихи… когда-нибудь? — спросила она у Фомина. — Сам?
— Так мы на ты или на вы? — уточнил он, стараясь отыскать в ее глазах хоть что-то.
Ничего. Нет, жалость. Хуже, чем ничего! Он открыл рот…
— Прочтет, прочтет! — заявил Ефим. — Вы приходите к нам почаще, давненько вас не было. А то уедете и не повидаемся!
— Так прочтете?
— Лучшие, вряд ли, — ответил Фомин.
— Почему? — удивилась она.
— Потому что он, гад, только плохие пишет последнее время! И дерзкие! — снова вмешался Ефим. — И что самое странное, в прозе. Впрочем, я это уже говорил! Ну все равно, такой верлибр — туши канделябр! Вы что-нибудь об одноразовом туалетном романе слыхали? Парк горького периода называется?.. Нет?.. Обуян, очень обуян, просто карандаши ломает!.. Нет, не на туалетном столике, а на туалетном рулоне! Вот так, будни гения! Прощайте, Мари!..
Потом они мыли Веру в мужском туалете. Там, кстати, был и сэр Эшли. Ему кивнули как старому знакомому: мол, тоже моешься?.. Вера визжала и царапалась, словно сиамская кошка, затем вдруг бросилась на Фомина с нечеловеческой силой, крича, что хочет немедленно. Он едва уворачивался от ее страшного рта, Ефим выворачивал ей руки, пуговицы у Фомина при этом летели в разные стороны. Под их градом сэр Эшли сбежал, не домывшись.
Пахло новым скандалом, так как и киношники, и околокиношники, и их «отморозки» были все бритые по моде 98 года и все как один с массивными «голдами» на руках и шеях, и не пускать их, выборочно, по внешнему виду, в туалет, значит доводить дело до перестрелки. Кое-как они перетащили Веру в женский туалет и предупредили, что пока не отмоется, не выпустят, но сами уже заходить не стали.
— Зачем вы его съели? — спросил Фомин.
— Кого?! — удивился Ефим.
— Кого, кого! Охранника!.. Ты думаешь, я совсем ничего не вижу? Оба в крови, черт знает что!
— Да у нее менструация! Не веришь, сам посмотри!
— Ага, посмотрю! Совсем что ли с ума сошел? Может, сразу всем раздеться? Нас и так скоро под танковым конвоем выведут отсюда!..
Фомин перевел дух, ему почему-то становилось все хуже и хуже. Водка?..
— Так что ты мне не пой про ее дела! У тебя-то откуда кровь? — показал он на воротник рубашки Ефима.
Там все еще сверкала алая бусинка. Ефим посмотрел на воротник, вздохнул.
— Вот сука! — беззлобно выругался он.
— Зачем вы это делаете? — снова спросил Фомин.
— Да ты не понял! — отмахнулся Ефим. — Понимаешь, я ей сам тампоны вставляю, она такая неумеха. Наверное, капнуло.
— Капнуло? На шею? Идите вы к черту с вашими сказками! То я спал, то регулы!.. За кого вы меня…
Фоме вдруг стало совсем плохо, может быть оттого, что Ефим, как-то по-птичьи склонив голову, стал пристально смотреть на него. Последнее, что он видел: склонившиеся лица Веры и Ефима, со странным, словно профессиональным интересом изучающие его.