Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2
Шрифт:
Схожим образом удается перехитрить в европейских сказках и преданиях своих мучителей принужденным к молчанию женщинам, поверяющим свои беды не людям, а предметам: Хе-лидона жалуется кувшину, [349] героиня из собрания сказок Базиле (1575–1632) Пентамерон — своей кукле, а Филомела в Метаморфозах Овидия (43 до н. э. — около 17 н. э.) сообщает о своем бесчестии вышитым узором. [350]
349
Антонин Либерал (вторая пол. II в.), «Метаморфозы», гл. XI «Аэдон»; см. пер. с др. — гр. В. Ярхо в журнале «Вестник древней истории», 1997, № 3, с. 230–231), где выступают сестры Аэдон (жена колофонского плотника Политехна) и Хелидона. Супруги состязались в мастерстве; проигравший Политехи в отместку жене обесчестил ее сестру Хелидону):
«(1) Пандарей жил в Эфесской земле, где сейчас у города
(9) Но Зевс вместо того, чтобы дом Пандарея постигло большее зло, сжалившись, превратил всех в птиц. И одни из них, вылетев, устремились к морю, другие — в небо. Сам Пандарей стал морским орлом, мать Аэдон — алкионой, и они тотчас захотели броситься в море, но Зевс им в этом помешал. (10) Морякам эти птицы служат доброй приметой. Политехи после превращения стал зеленым дятлом, потому что Гефест дал ему топор, когда он плотничал. И появление этой птицы — благо для плотника. Брат Аздон стал удодом; появление его благоприятно и для мореплавателей, и для находящихся на суше, а еще лучше — вместе с морским орлом и алкионой. (11) Что касается Аэдон и Хелидониды, то первая из них у рек и в лесной чаще оплакивает своего сына Итиса, вторая же по воле Артемиды стала жить рядом с людьми, потому что, по принуждению расставаясь с девичеством, громче всего взывала к Артемиде».
350
Филомела (которой отрезал язык обесчестивший ее фракийский царь Терей, женатый на ее сестре Прокне), чтобы связаться с Прокней, вплетает тайное послание в узоры брачного одеяния: «Вот по-дикарски она повесила ткани основу / И в белоснежную нить пурпурные нити воткала, — / О преступленье донос» (Овидий. «Метаморфозы», кн. VI. Пер. С. Шервинского, с. 576–578). — Прим. пер.
25.27. Женщины из Вейнсберга
«Женской верностью» именуют развалины крепости близ Вейнсберга, города недалеко от Хайльбронна в земле Баден-Вюртемберг. И поныне там многие справляют свадьбу. «Император Конрад III [1093–1153], осадив Вельфа, герцога Баварского [1108–1139], не пожелал ни в чем пойти на уступки, хотя осажденные готовы были смириться с самыми позорными и унизительными условиями, и согласился только на то, чтобы дамам благородного звания, запертым в городе вместе с герцогом, позволено было выйти оттуда пешком, сохранив в неприкосновенности свою честь и унося на себе все, что они смогут взять. Они же, руководясь великодушным порывом, решили водрузить на свои плечи мужей, детей и самого герцога. Императора до такой степени восхитил их благородный и смелый поступок, что он заплакал от умиления; в нем погасло пламя непримиримой и смертельной вражды к побежденному герцогу, и с этой поры он стал человечнее относиться и к нему, и к его подданным» [Монтень. «Опыты», т. 1]. Об этом же сообщается в одном из преданий, собранных Людвигом Бехштайном (1801–1860). Происшедшее воспел в одноименном стихотворении и Готфрид Август Бюргер (1747–1794):
Вейнсбергские женщины
Где Вейнсберг? Где, скажите, он,
Где этот городочек,
В котором столько верных жен
И миленьких их дочек?
Когда придет жениться блажь,
О, девы Вейнсберга, я — ваш!
Однажды царственный Конрад
На город рассердился
И с целым табором солдат
У стен его явился,
Распорядился, как умел,
И лезть всем на стену велел.
Когда ж граждане — стар и мал —
Все приступы отбили,
Конрад сказать им приказал
(Причем в литавры били):
«Когда я город ваш возьму —
С мужчин всех головы сниму!»
Едва в обложенных стенах
Узнали суть воззванья —
На шумных стогнах и в домах
Послышались рыданья;
На рынке хлеб подорожал,
А ум того дороже стал.
Чуть смерклось, женщины гурьбой
Явились на ограде,
Спустились в лагерь боевой
И молят о пощаде;
Но им — на нежный их привет —
Был дан неласковый ответ:
«Что унесете на плечах,
С тем можете убраться,
А что останется в стенах,
Уж с тем вам не видаться!»
С капитуляцией такой
Оне вернулися домой.
Но лишь зарделся небосклон,
Ворота растворились
И вереницы верных жен
Пред кесарем явились,
Кряхтя под тяжестью мужей,
В мешках зашитых до ушей.
Против уловки хор льстецов
Напрасно возражает:
«Не поясняют царских слов!»
Конрад им отвечает:
«Отлично! Браво! Вот те на!
Когда б так думала жена?»
Простив мужей, их женам бал
Он задал с угощеньем,
Где каждый сердцем ликовал
И с тем же наслажденьем
Плясал с кухаркой и швеей,
Как с бургомистровой женой.
Где Вейнсберг? Где, скажите, он,
Где этот городочек,
В котором столько верных жен
И миленьких их дочек?
Когда придет жениться блажь,
О, девы Вейнсберга, я — ваш!
[ «Готфрид Бюргер и Рихард Фосс». Пер. Н. Гербеля. М., 1901, с. 31–32]
Хитрые женщины спасли своих мужей, «выкрав балки и заменив столбы» в обещании императора, согласно которому каждой женщине разрешалось «унести на плечах столько, сколько она могла осилить» (Немецкие предания братьев Гримм. Вторая часть: Исторические предания. Берлин / Лейпциг, 1914, с. 127 [предание № 493 «Die Weiber zu Weinsberg»]), т. е. придав им отличный от того, что вкладывал сам император, смысл. Император, естественно, имел в виду домашний скарб. Вольно или невольно, но ему пришлось, как пишет Адельберт фон Шамиссо (1781–1838), делать хорошую мину при плохой игре: «А Конрад усмехнулся: «Не то я обещал,/Но этот бабий фортель превыше всех похвал! / Мы верность обещанью обязаны хранить — /Ни канцлеру, ни войску его не отменить!» [стихотворение «Винспергские жены». Пер. Ю. Петрова. «Поэзия немецких романтиков». М.: Худ. лит, 1985, с. 123–124].
Стратагема № 26. Грозить софоре (акации), указывая на тут (шелковицу)
Четыре иероглифа
Современное китайское чтение: Чжи / сан / ма / хуай
Перевод каждого иероглифа: указывать / шелковица / грозить / акация
Связный перевод: Грозить софоре (акации), указывая на тут (шелковицу)
Сущность: Внешне поносить тут, а на самом деле — софору; бранить А, метя при этом в В; критика окольным путем; кошку бьют, а невестке наветки дают; косвенное оскорбление/обвинение/нападение; сделать грубый намек; стратагема косвенной критики. Стрелять по «картонным приятелям» (человеческим манекенам); косвенно нападать; стратагема боя с тенью; стратагема громоотвода
26.1. Иерархия двух деревьев
С воцарения династии Чжоу (11 в. — 256 до н. э.) во дворце Сына Неба, т. е. высшего правителя, [напротив места трех гунов и девяти цинов на аудиенциях [351] ] высаживались три софоры и девять кустов терновника [ «сань-хуай цзю-цзи»]. Там усаживались три высших советника и девять сановников. Последующие династии в подражание чжоуской династии рядом с важными учреждениями высаживали софоры. Поэтому с древности софоры окружены ореолом высшей власти государства. И не только, «софора со своими раскидистыми ветвями и чудными цветками служит олицетворением древней китайской цивилизации» (Жэньминъ жибао. Пекин, 19.06.1998, с. 11). На этом фоне хозяйственное значение софоры как бы отступает на задний план. Из цветов софоры изготавливают желтую краску, а семя используют в качестве снадобья.
351
См.: «Чжоу ли», т. е. «Чжоуские ритуалы», раздел «Осенние чиновники» («Цю гуань»), абзац «Придворные чины» («Чао ши»). — Прим. пер.
Большое хозяйственное значение придается туту, различные части которого идут на приготовление снадобий, изготовление различной утвари и бумаги. Но прежде всего ценятся тутовые листья, непревзойденная еда для гусениц шелкопряда. В природе тут может достигать высоты более десяти метров. Но чтобы удобней было обрывать листья, в Китае дерево многократно подрезают, так что он не вырастает выше одного метра. Тут всегда был тесно связан с хозяйственной жизнью простого народа. И получается, что софора с тутом олицетворяют различные общественные слои, высших сановников и простолюдинов.