Стратегии гениев. Том 3. Зигмунд Фрейд, Леонардо да Винчи, Никола Тесла
Шрифт:
Вот как сказала об этом одна женщина, подвергшаяся физическому насилию со стороны своей матери: “Когда я была моложе, мне было легче идентифицироваться с испуганной маленькой девочкой. Теперь — с рассерженной и агрессивной матерью”. Это изменение идентификации, вероятно, происходит из-за сдвига в восприятии образа тела. Поскольку тело женщины теперь стало больше похоже на тело ее матери, и меньше — на тело ребенка, ей было легче кинестетически ассоциироваться с матерью и ее поведением.
Подобная динамика способствует тому, что воздействие некоторых импринтов кажется “ретроактивным” — в том смысле, что их влияние дремлет, пока человек не попадает, по словам Фрейда, в ситуацию, близкую к переживанию импринтинга, роль человека сдвинулась к тому, чтобы приблизиться к роли другого значимого лица. Например, импринты возникают когда люди сталкиваются
Поскольку процесс “импринтинга” до некоторой степени включает в себя принятие “второй позиции”, люди могут получить импринт даже от событий и травм, не произошедших непосредственно с ними (вспомним женщину, на которую так подействовал фильм “Психо”). Они могут принять точку зрения и паттерн поведения другого человека. Однажды я работал с женщиной, которая многие годы боялась, что ее ребенком изнасиловал отец. Однако, когда пациентка смогла вернуться к этому событию, она обнаружила, что на самом деле нечаянно подслушала: мать рассказывала кому-то о том, как ее (мать этой женщины) изнасиловал ее дядя, когда та была ребенком. Женщина, с которой я работал, во время регрессии к этому событию находилась в полусне и интернализировала страх и стыд своей матери, как если бы те были ее собственными. Поскольку в тот момент она находилась в “гипнотическом состоянии”, ее ощущение самой себя было до некоторой степени “ослаблено” или дестабилизировано.
Эта дестабилизация сознательного состояния своей идентичности в сочетании с процессом принятия “второй позиции”, по-видимому, является ключевым фактором в установлении “импринтов”. И действительно, спустя некоторое время после разговора с той женщиной, я посмотрел еще раз знаменитую “сцену в душе” из “Психо”. Просмотрев ее в замедленном темпе, я заметил, что в течение трехминутной сцены Хичкок 75 раз сменил угол камеры (намного быстрее, чем человек может это заметить). Он постоянно сближал позиции жертвы и убийцы, создавая при этом “якорь” при помощи необычайно резкого повторяющегося звука.[27] Хотя эта сцена еще не такая живая и яркая, как сцены из более поздних фильмов ужасов, ее воздействие рождено способностью дестабилизовать сознательное восприятие зрителя и сдвинуть перспективу.
С точки зрения Фрейда, процессы, лежащие в основе явления переноса, связаны с дестабилизацией идентичности человека и одновременно вызывают очень интенсивный раппорт между пациентом и терапевтом. Поскольку человек вновь переживает состояние ситуации импринта, он может стать очень впечатлительным и обостренно чувствительным к коммуникации с терапевтом. Подобное воздействие также усиливается тем фактом, что человек по отношению к врачу часто регрессирует к роли ребенка, что по мнению Фрейда, является основой многих явлений гипноза.[28]
Фрейд утверждал:
“То, что (Бернгейм) называл внушаемостью, есть не что иное, как склонность к переносу… Стоило нам отказаться от гипноза в нашей работе, как мы снова смогли наблюдать внушение, на этот раз в форме переноса”.
Фрейд “отказался от гипноза” потому, что чувствовал: гипноз работает на уровне слишком поверхностных структур, а не на уровне глубинных процессов, лежащих в основе симптомов. Фрейд заметил, что было слишком легко “смахнуть” результаты гипноза, если “его личные отношения с пациентом почему-либо нарушались”. Он полагал также, что гипнотические методы не всегда проявляли уважение к естественным процессам “самокоррекции”, необходимым для настоящего исцеления и что гипнотическое внушение переносило “пункт контроля” на личность гипнотизера, а не на личность самого пациента.
“Гипнотическая терапия позволяет пациенту оставаться безучастным и неизмененным, а, следовательно, беспомощным перед каждым новым побуждением к болезни. Аналитическое лечение требует больших усилий для преодоления внутреннего сопротивления со стороны не только врача, но и пациента. Психическая жизнь пациента навсегда изменяется… При использовании гипноза мы полностью зависим от состояния переноса пациента и все же не можем оказывать никакого влияния на само это состояние… В психоанализе же мы работаем над самим переносом, помогаем убрать все то, что стоит на его пути, и манипулируем инструментом, который должен сделать эту работу… Мы управляем внушаемостью пациента”.
Фрейд полагал, что эта “внушаемость” представляла собой в такой же степени функцию отношений между людьми, как и характеристику самого пациента. Фрейд воспринимал перенос как нечто, определяющее “внушаемость” пациента. Поэтому работа с переносом, который переживал пациент, и составляла метод “управления его внушаемостью”. Работа Фрейда с самим переносом (в соответствии с его метастратегией) заключалась в том, чтобы помочь человеку развить “метаосознание” переноса и понять его происхождение и цель.
“Перенос преодолевается, когда пациенту показывают, что его чувства не рождаются из текущей ситуации и на самом деле не имеют отношения к личности врача, но он воспроизводит нечто, что произошло с ним задолго до этого. Таким образом, мы требуем от него превращения такого повторения в воспоминание. Перенос, доброжелательный или недоброжелательный, всегда кажущийся самой большой угрозой исцелению, теперь сам становится инструментом исцеления”.
Замечание Фрейда, что он требовал от пациента “превратить повторение в воспоминание”, снова подразумевает сдвиг от переживания ситуации “во включенном времени” к переживанию “в сквозном времени”. Поскольку, эти обстоятельства несут в себе ключевые отношения, разрешение проблемной ситуации не достигается путем простого “изменения истории”. Необходимо рассмотреть родственную этому переживанию “глубинную структуру”. Фрейд писал:
“Пересмотр процесса подавления может только частично подвергаться влиянию воспоминаний о тех процессах, которые привели к подавлению. Решающая часть работы, осуществляемая врачом, заключается в создании путем “переноса” новой версии ранних конфликтов, когда пациент стремится вести себя таким образом, как он вел себя в прошлом… Вместо первоначального заболевания пациента появляется искусственно созданный перенос… Вместо множества нереальных объектов его либидо появляется один объект, также “фантастический”, — личность терапевта. Новая борьба, возникающая в отношении этого объекта, с помощью предложений аналитика выносится на поверхность, на более высокие психические уровни, и там с ней можно работать как с обычным психическим конфликтом”.
Предложенный Фрейдом терапевтический процесс является еще одним примером подстройки и “ведения”. Во-первых, через подстройку к пациенту в его “регрессии” к прошлым переживаниям, а затем через ведение его к конфронтации с сопротивлением терапевт запускает спонтанное возникновение “новой версии” “ранних конфликтов, в которых пациент стремится вести себя таким же образом, как он вел себя в прошлом”. Это “перепроигрывание” конфликта, включающего значимых других, приводит к сдвигу симптомов человека к его отношениям с терапевтом, и “вместо первоначального заболевания пациента появляется искусственно созданный перенос”. К пациенту сначала подстраиваются, а потом ведут его к замещению существующих отношений с терапевтом к “фиксации” на прошлом импринте, и “вместо множества нереальных объектов его либидо появляется один объект, “фантастический”, — личность терапевта”. Это и позволяет перенести ситуацию из прошлого в настоящее, где с ней можно работать непосредственно. Согласно Фрейду, “новая борьба, возникающая в отношении этого объекта” (“объектом” теперь является терапевт), может стать объектом подстройки и ведения через процесс создания “метаосознания” таким образом, что она (эта борьба) “выносится на поверхность, на более высокие психические уровни, и там с ней можно работать как с обычным психическим конфликтом”.