Стратегия. Логика войны и мира
Шрифт:
Тем не менее схемы глубокой обороны были отвергнуты сменяющими друг друга правительствами Западной Германии, а поэтому и всем альянсом в целом. Тот факт, что они отличались от действовавшей на тот момент стратегии НАТО, не является решающим: ведь стратегия может изменяться в любое время. Основополагающим моментом была их политическая нереальность. На техническом уровне стратегии, а также на тактическом и оперативном, преследуемые цели являются материальными и не подлежат обсуждению: вероятность убить больше врагов, более выгодный «обменный курс» потерь и победа в бою, конечно, предпочтительнее, чем их противоположности. Однако на уровне театра военных действий само значение успеха и поражения суть предмет политического решения. Схемы глубокой обороны могли бы обеспечить разгром советского вторжения, позволяя пока что избежать захвата Западной Германии, — но при этом оставался открытым вопрос, будет ли крушение Советской армии и значительной части территории Германии успехом или поражением. Размеры территории, которую надлежало бы принести в жертву, разнились во всех отдельных схемах, но ни одна из них не способна была обеспечить статичную оборону всей национальной территории, что, как предполагалось, могла сделать оборона на «передовых рубежах».
Сторонники различных схем глубокой обороны утверждали, что опасность подвергнуть некоторую часть территории Западной Германии неядерному разрушению была гораздо предпочтительнее, чем угроза подвергнуть всю ее, включая города, разрушению ядерному. Выбор осложнялся разными уровнями риска, связывавшимися с двумя этими опасностями: конечно, можно было утверждать, что устрашение с помощью тактического ядерного оружия гораздо надежнее, чем его неядерный вариант. Но на деле составляющие этого выбора сами по себе были сомнительны, потому что всегда оставалась третья возможность: правительство Западной Германии могло в любое время запретить применение ядерного оружия, базирующегося на ее территории. Поэтому, если^бы устрашение не удалось, если бы советское вторжение началось и фронт не сумел бы устоять, правительство Западной
«Холодная война» закончилась, а вместе с ней — и споры о том, как лучше оборонять центральноевропейский фронт. Но уроки, данные этим опытом, сохраняют свое значение. При выходе на уровень стратегии театра военных действий военные решения уже неотделимы от политических императивов. Это обстоятельство приводит к двум неизбежным осложнениям. Первое — конфликт между парадоксальной логикой войны (кто защищает все, тот не защищает ничего; победа может оказаться чрезмерной) и прямолинейной логикой политики, призывающей к максимальной защищенности или к максимальным завоеваниям, какие только возможны. Поэтому почти все военные считают почти всех политиков либо слишком дерзкими, либо слишком робкими. Второе — потенциальный конфликт между стремлением военных добиться наилучшего возможного итога (пусть даже не одержав полной победы) и типичным выбором политиков — добиться каких-то результатов путем переговоров. Только на уровне большой стратегии эти, коллизии остаются тем или иным образом не разрешенными.
Герилья [90] (испанское guerilla, буквально «малая война», «войнушка»), то есть боевые действия, ведущиеся малыми подразделениями, не стремящимися удержать за собой территорию, подразумевает тактику, которую может применять кто угодно, в том числе и самые сильные армии. Герилья также подразумевает измерение революционной войны [91] . Данная тактика ведения боевых действий как дополнение к регулярным операциям столь же стара, сколь сама война: в это понятие входит любая форма неструктурированных рейдов. Для этих целей армии обычно использовали легкую кавалерию и небольшие стрелковые отряды. В наше время появились коммандос и подразделения для «спецопераций». Принцип остается тем же: вместе с действиями основных сил или независимо от них малые самодостаточные подразделения, способные действовать без линий снабжения у себя за спиной, отправляются, чтобы атаковать цели в уязвимом тылу противника. В революционных же войнах, напротив, преобладающим контекстом выступает внутренняя борьба за контроль над правительством. Герилья является одним из ее орудий, предназначенным для того, чтобы унизить находящееся у власти правительство и ослабить его, нападая на солдат, полицейских и чиновников гражданской администрации. Но главный инструмент революционной войны — это подрывная деятельность: подрыв позиций и смещение официального административного аппарата посредством пропаганды и террора. Соотношение пропаганды и террора — хороший показатель намерений: когда широко используется террор, а не пропаганда, демократическая форма правления не может быть целью повстанцев.
90
При переводе этого термина и его производных решено было сохранить слова «герилья» и «бойцы герильи» (guerillas), не заменяя их на привычные нам «партизанская война» и «партизаны». Во-первых, русское слово «партизан» предполагает, как правило, положительные коннотации, чего совсем нет у автора; во-вторых, чуть ниже Люттвак аккуратно называет наших соотечественников «советскими партизанами» (Soviet partisans), делая для них единственное исключение; в-третьих, термин guerillas включает в себя не только борцов с иностранными оккупантами, но и повстанцев против собственного правительства — а это значение у нас не прижилось. — Прим. переводчика.
91
Книга Уолтера Лакёра «Герилья» (Laqueur, Walter, Guerrilla, 1976) остается, возможно, самым полезным пособием. Классическая анатомия революционной войны излагается в труде: Trinquier, Roger. La guerre modeme («Современная война»), 1961.
В обычных ситуациях у бойцов герильи нет превосходства над регулярными войсками на техническом уровне, и они редко обладают тактическим преимуществом. Но у них, безусловно, есть оперативное преимущество: до тех пор пока бойцы герильи сражаются, уклоняясь от лобовых столкновений с регулярной армией, и не пытаясь удерживать местность, они вольны воевать столько, сколько им заблагорассудится, в то время и в том месте, когда и где им будет угодно. Они могут беспокоить регулярные войска, устраивать засады колоннам на дорогах, нападать на небольшие отряды, выводить из строя инфраструктуру и системы снабжения, всякий раз рассыпаясь в разные стороны перед лицом превосходящих сил/ Таким образом, герилья — это ответ превосходящей военной силе, данный на уровне реляционного маневра, и одна из слабостей, которыми она во многих случаях стремится воспользоваться — сдержанность регулярных сил, обусловленная статусом официального правительства. Бойцы герильи — евреи, кикуйю, китайские коммунисты, греки и арабы, — сражавшиеся с британскими войсками в Палестине, Кении, Малайе, на Кипре и в Адене, даже вьетнамцы и алжирцы, воевавшие с французскими солдатами в Индокитае и Алжире, и, уж конечно, вьетконговцы, воевавшие с американцами, могли полагаться на сдержанность врагов в обращении с гражданским населением в целом. Конечно, бывали исключения, случаи жестокого поведения солдат, и даже некоторые проявления насилия, приводящие к смерти гражданских лиц, но никогда систематическое применения подобного насилия не встречало одобрения у военных властей, а тем более — у правительств, направивших свои войска в эти регионы и действующих под строгим надзором парламента и прессы.
Если же, напротив, подобные запреты отсутствуют или они слабы, то свобода действия бойцов герильи может быть сильно ограничена угрозой жестоких репрессий против гражданркого населения в целом, в которое входят их семьи и друзья. Если каждое убийство в ходе герильи оборачивается казнью нескольких ни в чем не повинных гражданских лиц, удерживаемых в заложниках именно с этой целью; если за каждой успешной засадой следует уничтожение ближайшей деревни; и если за каждым налетом на штаб или склад следуют массовые убийства — тогда лишь немногие из бойцов герильи решатся убивать, устраивать засады и производить налеты всякий раз, когда подвернётся возможность. Эмоциональные узы, объединяющие их с гражданским населением, из которого они сами происходят, — это потенциальная слабость, которую беспощадные оккупационные войска могут использовать, чтобы дать свой ответ в виде реляционного маневра.
Репрессивная модель действий, принятая немецкими войсками во время Второй мировой войны, оказалась весьма эффективной для того, чтобы свести к минимуму те результаты, которых могли бы добиться бойцы герильи — в большей части случаев, в большей части мест. Конечно, уже само отвлечение живой силы немцев на борьбу с ними должно считаться главным при любой оценке — но, даже с подобающим учетом этого обстоятельства, ныне считается общепринятым, что военное воздействие норвежского, датского, голландского, бельгийского, французского, итальянского и греческого [92] Сопротивления было незначительным [93] . Польское Сопротивление было скорее попыткой организовать тайную армию для дальнейшего контроля над страной после ухода немцев, нежели постоянной кампанией герильи; действительно вступив в бой, эта армия воевала в совершенно обычной форме, попытавшись захватить Варшаву в августе 1944 года, когда казалось, что советские войска вот-вот подойдут [94] . Только коммунисты Тито и советские партизаны были действительно эффективны в качестве бойцов герильи во время войны, и именно потому, что они готовы были состязаться с немцами в беспощадности; за что гражданское население заплатило огромную цену [95] .
92
Греческий фронт сопротивления ЭАМ, руководимый коммунистами, насчитывал около 1,8 миллиона человек из 7,5 миллиона населения Греции в целом, в том числе примерно 50 тысяч человек в боевых подразделениях фронта — ЭЛАС. В 1943 году Германии приходилось держать в Греции восемь дивизий, что было очень большой помощью Советскому Союзу, несшему на себе основное бремя войны против нацизма. С 1942-го по 1944 год немцам пришлось удвоить численность оккупационных войск в Греции. — Прим. редактора.
93
Laqueur, Walter. Guerrilla. P. 202–238. Подробную оценку эффективности французского Сопротивления при исполнении особой задачи чрезвычайной срочности в благоприятных условиях, сложившихся после операции «Оверлорд» в июне 1944 года, см.: hastings, max. Das Reich («Рейх»), 1981.
94
Содержательный рассказ участника событий см.: Korbonski, Stefan. Fighting Warsaw(«Битва за Варшаву»), 1968.
95
В Югославии обычное противоречие между защитой своих общин и идеологическим сопротивлением было особенно острым: сербские националисты, четники, почти лишились возможности действовать из-за карательных мер немцев и в конце концов вынуждены были в той или иной форме стать коллаборационистами.
Бойцы герильи, воевавшие с колониальными правительствами, как мы видели, с этой дилеммой не сталкивались. Однако сейчас вооруженные сепаратисты в Кашмире, на Шри-Ланке и в Судане стремятся следовать советской партизанской модели, нападая на правительственные войска всякий раз и во всяком месте, где только возможно, ни в коей мере не заботясь о страданиях гражданского населения.
Кажется странным, что карательные меры против гражданского населения в целом и его вооружение могут быть равносильным ответом, но в парадоксальной области стратегии это именно так. Симметричный ответ бойцам герильи на уровне театра военных действий заключается в том, чтобы подражать их рассеянию. Вместо того чтобы обеспечить оборону некоторой области крупными формированиями, готовыми выйти на встречу с противником (неэффективная мера против уклончивого врага), отряжается множество малых подразделений, чтобы обеспечить «точечную оборону» как можно большего числа уязвимых целей. Часовые на мостах, дамбах и электростанциях, а также городские и деревенские гарнизоны, контрольные пункты на дорогах и патрули состязаются с рассеянной силой бойцов герильи, причем по большей части успешно, поскольку регулярные войска могут быть более дисциплинированы, лучше обучены и вооружены. Конечно, если в то же время идет и обычная война, то ценой, которую придется заплатить за множество обороняемых точек в тылу, будет снижение, боевых сил на фронте — и это действительно одна из причин парадоксальной конвергенции между непрерывными наступлениями и поражением [96] .
96
История показывает, что нужды точечной обороны сдерживали завоевательный темп воинственных империй, пока в итоге не определили окончательные границы их возможной экспансии, по мере того как объем обычных волнений в той или иной их части продолжал нарастать. Римская империя в большей или меньшей степени стремилась умиротворить какую-то одну провинцию и собрать с нее налоги (или новобранцев), прежде чем завоевывать другую; но даже при этом требования безопасности все время росли, потому что вековое спокойствие в одних провинциях сопровождалось все новыми и новыми восстаниями в других. Соображения такого рода, возможно, обусловили запрет дальнейших завоеваний в памятной записке Августа. См. Тацит. «Анналы», I. 11 и критику в его же «Жизнеописании Юлия Агриколы», XIII.
Однако в контексте революционной войны точечная оборона — важнейшая функция вооруженных сил, призванная обеспечивать жизнедеятельность общества и государства до тех пор, пока поводы к восстанию не будут устранены реформами, контрпропагандой или капитуляцией повстанцев.
Обычный ответ, который может дать герилья на оперативном уровне, заключается в том, чтобы перейти к более сосредоточенной форме военных действий. Прибегнув вначале к рассредоточению вследствие своей неспособности противостоять крупным правительственным формированиям, бойцы герильи обнаруживают, что после создания противником оборонительных точек с часовыми и деревенскими гарнизонами его контрольные пункты и патрули могут быть уничтожены, если они (бойцы герильи) соберутся в более многочисленные отряды. По мере развития этого процесса зачастую намечается различие между бойцами герильи, остающимися в составе небольших локальных отрядов, и «главными силами», действующими на более широком пространстве — возможно, по всей стране. На этой стадии бойцы герильи, используя свои объединенные отряды, могут разгромить одну за другой точки обороны, которые их противник создавал для борьбы с мелкими разрозненными отрядами. Но, начиная действовать таким образом, бойцы герильи неизбежно становятся куда более уязвимыми: и по физическим причинам (сотни людей не могут укрыться в природном окружении также успешно, как несколько человек), и потому, что сбор главных сил неизбежно отвлечет отдельных бойцов от их родины — а будучи чужаками, они едва ли смогут рассчитывать на поддержку местных жителей. Это обстоятельство может дать правительству возможность воевать с бойцами герильи, состязаясь с ними в сосредоточении/ контрсосредоточении, в условиях, изменяющихся, в зависимости от соответствующих средств снабжения, коммуникации и мобильности. Если две стороны не слишком сильно отличаются друг от друга в данном отношении, то эта спираль может подниматься все выше, пока обе они не введут в бой крупные формирования, и тогда guerra («большая война») придет на место герильи.
Однако это маловероятно, потому что бойцы герильи очень редко бывают способны собрать все свои локальные группы в единый отряд, да и вряд ли хотят это делать, потому что преимущество в снабжении, коммуникациях и мобильности остается, как правило, за правительством [97] . Поэтому главные силы сражения будут, скорее всего, существовать наряду с малыми трудноуловимыми отрядами, при первой возможности атакующими любые сколько-нибудь значимые объекты, оставшиеся незащищенными. В итоге правительство сталкивается с двойной необходимостью: с одной стороны, комплектовать крупные формирования (чтобы воевать с объединенными силами бойцов герильи), с другой — создавать обороняемые точки для защиты различных объектов от атак мелких групп. Это ставит правительство в то же самое положение, что и армию, ведущую регулярную войну на фронте, которая завоевала активно враждебное население и стремится свести к минимуму отвлечение своих сил при устроении обороняемых точек в тылу. Для оккупационной армии самое дешевое решение заключается в том, чтобы скорее отпугнуть бойцов герильи от нападений карательными мерами, будь то смертные казни или нечто иное (так, уничтожение имущества может оказаться столь же эффективным), нежели упреждать их атаки, распределяя малые подразделения по всем районам, охваченным сопротивлением [98] . С другой стороны, в борьбе с революционными повстанцами в своей стране равноценное решение заключается в том, чтобы заставить обитателей неспокойных районов создавать милицию для самозащиты — организации точечной обороны. Тогда регулярные отряды освободятся от караульных и гарнизонных обязанностей и смогут вернуться в свои формирования для проведения широкомасштабных действий против главных сил повстанцев. Таково было решение, успешно принятое в Сальвадоре в 1980-х годах, когда Defensa Civil («Гражданская оборона») вооружала и обучала крестьян, чтобы они могли защитить себя от отрядов бойцов герильи. Мобильная обучающая команда прибывала на место и обучала крестьян обращению с выданными им карабинами Ml, а также простейшей тактике; после этого с ними оставался один-единственный армейский сержант с полевой радиостанцией, которому надлежало обеспечить командование и вызвать помощь, если она понадобится. Эта система действовала отлично и была действительно куда эффективнее попыток регулярной армии обнаружить бойцов герильи и вступить с ними в бой, посылая для этого медлительные и шумные батальоны численностью в 1200 человек [99] .
97
Так обстояло дело еще задолго до появления современной логистики, радио и вертолетов. Римляне, которые на уровне театра военных действий были менее мобильны, чем повстанцы, научились извлекать преимущество из сети своих сигнальных башен, которые посредством дымовых (днем) и огневых (ночью) сигналов передавали предупреждения и приказы. Такие башни ставились и вдоль построенных дорог, воспользоваться которыми в полной мере повстанцам мешали дорожные форты; и в зернохранилищах, также укрепленных, откуда легионеры могли получать съестные припасы и фураж, к которым повстанцы могли получить доступ только после длительных осад.
98
Во время Второй мировой войны на многих оккупированных территориях, даже в пределах СССР, немцы действительно пользовались поддержкой местного населения. В отдельных местах пронемецкая народная милиция действовала достаточно эффективно, что позволило немцам отказаться от своего курса на карательные меры. Так было, например, в «автономном административном округе» с центром в поселке Локоть Брасовского района Орловской области. Локотский округ включал в себя восемь районов Орловской и Курской областей с общим населением 581 тысяч человек; в 1942–1943 годах там действовала народная милиция, целиком укомплектованная местными жителями, численность которой достигала 10 000 человек. Здесь основой для коллаборационизма являлся политический фактор (антикоммунизм). Локотская милиция, совместно созданная командующим Второй танковой армией генералом Рудольфом Шмидтом и главой местного самоуправления К. П. Воскобойником (впоследствии его сменил знаменитый Бронислав Каминский), стала известна как Русская освободительная народная армия (РОНА). Ключевым условием сделки был запрет войскам СС действовать в этой области, где немцы согласились воздерживаться от любых карательных мер в отместку за атаки партизан, которые все еще продолжались. См. Cooper, М. The Phantom War («Призрачная война»), 1979. Р. 112–113. Подобные соглашения, хотя обычно и не столь строго оформленные, стали обычными на территориях, оккупированных немцами, причем за них энергично выступали многие офицеры вермахта. См. Guenther, Н. К. Der Kampf Gegen Die Partisanen («Борьба с партизанами»), 1968. Столь же энергично против таких соглашений выступали офицеры СС, отрицавшие необходимость вооружать «недочеловеков» — до тех пор, пока ухудшение военной ситуации и нехватка живой силы не заставили СС изменить свою позицию. Офицеры СС по-прежнему противились созданию народной милиции, но лишь потому, что хотели мобилизовать всех боеспособных мужчин для своих многочисленных национальных подразделений.
99
Личное наблюдение. Сальвадор, департамент Морасан, 1982–1983 годы.