Страж неприступных гор
Шрифт:
Слепая Риди так никогда и не узнала, каким образом ее первый помощник поднял команду на поступок, который должен был стать последним, каким образом он обратился к людям, что такого он им наврал, что банда негодяев и убийц бросилась на спасение своей обманутой Брорроком, почти похищенной капитанши.
Вокруг Тюленихи сгрудилась пятерка ее гвардейцев под командованием постоянно морщившегося Неллса, у которого болел не до конца заживший бок.
— Спрячься где-нибудь, — сказал командир Гарды. — Будет резня, а пушки не выбирают. Слышишь, капитан? Спрячься!
Тюлениха снова размазала кровь из носа и перестала смеяться.
— Я убью этого сукина сына, — проговорила она. — Слышишь, Неллс? Эту паршивую свинью нужно прирезать, ибо такова судьба любой свиньи! Ты сам его для меня прирежешь и сдерешь с него
На «Трупе» Тихий уже обнаружил, что стал властителем морей — по крайней мере, того участка, по которому ходил «Кашалот». В поединке двух исправных кораблей неуклюжие маневры фрегата Ридареты обрекли бы его на гибель — но парусник Броррока был уже не кораблем, но лишь плавающим корпусом с такелажем. «Гнилой труп» пересекал его курс за кормой — если можно было говорить о курсе, — противопоставив двум средним оборонительным орудиям тяжелую бортовую батарею. Залп с расстояния в пятьдесят шагов разнес надстройку «Кашалота» и разорвал парус на бизань-мачте. Стрельба не решала исхода морских сражений, поскольку корпуса были все же прочнее корабельных бомбард, тем не менее орудийные ядра могли посеять опустошение в оснастке и вывести из строя многих людей. Неуправляемый корабль являлся почти беззащитной целью, имея возможность лишь огрызаться из тех орудий, перед которыми вежливо появился противник. «Кашалот» уже ничего не мог; ценой одной трещины в фальшборте «Гнилой труп» уничтожил его батарею, заваленную грудой поломанных досок и разорванных канатов. Уже стреляли друг в друга лучники и арбалетчики с обеих сторон, но Броррок видел, что Тихому хватает ума не ввязываться в схватку. Он вообще мог не спешить; сменив курс, он явно готовился развернуться, нацелив в сторону врага батарею с левого борта. Потом он мог спокойно зарядить орудия — неважно, сколько понадобилось бы на это времени — и пинать «Кашалот» в зад до тех пор, пока этот зад не разлетится в щепки. Корабль первого пирата Шерера был для него столь же опасен, как разрушенный склад на набережной в Ахелии — Броррок успел кое-что услышать о памятных беспорядках.
Сквозь ветер и дождь пробивались обрывки команд, отдаваемых на «Трупе»:
— …Фок ставь!.. Руль… так держать!.. Дер-р-ржать!.. Проклятые задницы!.. Выбр-р-рать!..
Старик перестал метаться по палубе, впав в оцепенение. Он топил все, что ходило по морям Шерера, ни в одном флоте не существовало корабля, с которым он не мог бы справиться. Его моряки творили чудеса на реях, он всегда мог уклониться от схватки с отрядом из нескольких кораблей или догнать одиночную жертву. Он подобрал и воспитал у себя на корабле мясников, которые в мгновение ока вырезали защитников взятого на абордаж парусника. Теперь же его корабль безнаказанно расстреливала стая грязных подонков, которые могли перепутать нос с кормой… Моряки беспомощно метались по палубе. Даже на мгновение происходящее нельзя было назвать сражением — с самого начала это было избиение в чистом виде. Старый пират вдруг представил себе гаррийскую таверну, где за пивом один моряк говорит другому: «Броррок больше не ходит по морям, слышал? Ха! Парни с „Гнилого трупа“ сломали ему руль и уничтожили „Кашалот“ даже без своей капитанши! Без всякого абордажа, хе-хе, просто бахнули по нему из орудий»
Дождь по-прежнему лил как из ведра. Стрелы снова вонзались в дерево и дырявили паруса. Кормовой надстройки уже почти не было — ее строили из более легких досок, чем сам корпус. Лучникам неоткуда было стрелять — в отличие от противника, у которого на носу и корме сновало множество вооруженных людей. Вопили пронзаемые стрелами матросы. С главной палубы отчаянно огрызались, но тут отозвались восемь орудий с левого борта «Трупа». «Кашалот» содрогнулся, треск ломающегося дерева заглушил все остальные звуки. Когда он смолк, крики стали громче. Под огромным красным полотном сорванного грота, среди канатов и обломков барахтались запутавшиеся моряки. Палуба была утыкана стрелами. Никто уже не сомневался, что после еще двух залпов с расстояния в полсотни шагов от прекрасного фрегата Броррока останется, собственно, лишь корпус, украшенный носовой надстройкой и увенчанный голыми мачтами.
Броррок сидел, прислонившись к фальшборту у носовой надстройки, и успокаивающе поглаживал по плечу Рыжего, который с разбитой головой прикорнул рядом; видимо, его чем-то крепко стукнуло.
— Смотри, помощь, — горько сказал Броррок, кивая в сторону залитого дождем моря.
И в самом деле, донесенные ветром отзвуки канонады достигли «Колыбели». Каравелла Китара шла правым галсом, она уже была совсем рядом с полем боя. Риди наклонила голову, но в словах старого моряка звучала лишь грустная насмешка… Китар не мог играть в морские сражения; он лишь оставлял за кормой имперские корабли, и не более того. На борту у него было самое большее сорок парней — более чем достаточно для расправы с сопровождением груза на торговой шхуне. Но если он хотел идти на абордаж Тихого, это означало, что ему надоело жить — «Гнилой труп» был вдвое крупнее, с намного более высокими бортами (весьма неприятная вещь при абордаже) и по крайней мере впятеро лучше вооружен, не говоря уже о численности команды. Броррок не хуже Риди знал, что Китар может в лучшем случае выловить из воды тонущих — если ему позволит Мевев.
В составе эскадры «Колыбель» была неоценима, поскольку могла догнать любой парусник, бросить абордажные крючья, обездвижить его и задержать. До тех пор, пока не придет подмога — но желательно, чтобы она пришла как можно быстрее.
— Парня моего убили… он моря знал почти как Слепой… — проговорил Броррок, снова поглаживая Рыжего, на этот раз по веснушчатой щеке. — Не знал, сто тысяч шлюх… Этот твой… как его? Тихий? Может, моряк он и никакой, но отваги мужику не занимать… Ой, не занимать… Ну, девочка, давай теперь, вытаскивай меня из этой каши… Глупая ты, и потаскуха к тому же, ну да ладно. Шлюпка еще цела. Я спущу с мачты военный флаг… первый раз, сто тысяч… Первый раз. Но твои там подумают, будто я что-то мухлюю, сам бы так подумал. Так что садись и плыви к своим. Скажи, что я готов откупиться. Потом меня возьмут на буксир, а я тебя отблагодарю. Помогу.
Ридарета удивленно посмотрела на него.
— Еще чего… Уже задираю юбку и лечу. Видишь меня? Мне есть о чем с Тихим поговорить, но сейчас это разборки между вами. Между славным «Кашалотом» и изгнанным из собственного порта «Гнилым трупом», которого все стыдятся. Если хочешь, сам к нему плыви.
— Я не могу, дочка, капитан должен быть на борту. Я не сбегу с корабля, который идет ко дну… А никому, кто к ним поплывет, они не поверят, я должен послать к ним тебя. Что ты этому Тихому наговорила?
— Тогда, на «Трупе»? Ничего. Чтобы убирался с моих глаз. Он сказал, что меня не отпустит. Ну и, похоже, в самом деле не отпустит, но за это будет висеть. По кусочкам, — спокойно сказала она.
Прямо над ними хрипло вскрикнул лучник, которому стрела с «Гнилого трупа» пробила шею. На палубу упало оружие, а мгновение спустя свалилось тело — еще живое… Матрос бил о доски пятками, таращил глаза и хрипел, стиснув руки на стреле.
— Помоги ему, Слепая. Ну же, помоги ему.
Риди вдавила колено в живот умирающего, вытащила полумеч и добила лучника одним коротким ударом, после чего вытерла острие краем мокрой юбки.
— Не хотел тебя отпускать, говоришь, хе-хе… — захохотал Броррок. — Ну и хорошо, цыпа, что не хотел. Для меня плохо, но хорошо для тебя. Я обещал посланнику твою пустую сучью башку, но второй посланник, чернявый… только сперва он был рыжий… немало мне доплатил, лишь бы я привез тебя целиком. Мне даже пришлось дважды ему обещать, что не отрежу тебе голову. Они ждут тебя, цыпа. И не похоже, что они слишком напуганы. Как мне кажется, тот чернявый уже сунул клещи в огонь.
Ридарета, все еще опираясь коленом о труп и держа в руке полумеч, посмотрела на него, не говоря ни слова. По ее лицу стекали капли дождя.
— Сперва должен был ждать посыльный, но тот рыжий-черный мне шепнул, что будет ждать сам. Хоть целый год, хе-хе… а посыльного он пошлет в порт, чтобы высматривал мой «Кашалот». Чтобы знать, что ты приехала. Можешь изрубить и повесить своего офицера, — продолжал Броррок, глядя на полную раненых и трупов развалину, в которую превращался его корабль, — но видишь ли, девочка, будет честнее, если сделаешь то, что, похоже, ты лучше всего умеешь… Как бы это сказать… возьми в рот тот бушприт, что у твоего Тихого между ног, и держи до тех пор, пока он не скажет, чтобы ты шла приготовить ему обед. И пусть меня забьют палками, сто тысяч шлюх… он спас тебе жизнь, глупая Тюлениха.