Страж раны
Шрифт:
— Я воевал, — сдерживаясь, ответил капитан, — воевал на фронте. Между прочим, защищал народ от ваших Венцлавов, Анубисов и прочей нечисти…
— Защищал! А ты народ спросил? Знаешь, как народ к вашей белой кости относится? Ты бы Маркса лучше почитал, Ростислав. Или товарища Ленина. Это называется классовая борьба…
— Я читал Маркса, Степан. И, наверно, побольше вашего. Интересовался по молодости лет. Но скажите от себя — не от этого бухгалтера — зачем вам нужна эта война?
— То есть? — не понял Степа. — Мы защищаем, чердынь-калуга, завоевания пролетарской революции от таких как ты, недобитков! Мы для чего власть в России брали, а? Потому что Вильгельм приказал? Или погулять решили, чердынь-калуга, как Стенька Разин?
Арцеулов усмехнулся. Он вполне допускал оба эти варианта.
— Не лыбься, беляк! — отрезал Степа. — Власть мы брали для построения всемирной Коммунии! И Россия только плацдарм, понял? А плацдарм, сам знаешь, нужно чистить. РСФСР должна стать крепостью — кто не с нами, эта, тот против нас!
— Вот что я вам скажу, господин красный командир. Кому-то здорово надо отвлечь внимание. А лучший отвлекающий фактор — это война. Ваши же пропагандисты, помните, трезвонили, что Государь начал в 14-м войну, чтобы отвлечь народ от всякой там классовой борьбы.
— А ты, я вижу, совсем марксистом заделался, — Косухину стало весело. — Да, посуди ты, интеллигент, от чего нам народ отвлекать?
— От тех, кто пришел к власти, — внезапно даже для самого себя проговорил Ростислав. — От ваших Венцлавов, Анубисов, прочей нечисти, и от тех, кто повыше.
Косухин хотел возмутиться, но вспомнил холодное желтое лицо товарища Гольдина. И того, второго, с мягким медовым голосом.
— Поэтому вам нужна война. Заодно она позволит многое спрятать — тех же славных бойцов 305-го. В мирное время на них обратили бы внимание, правда? И заодно перебить наших, тех, кто поумнее, да и ваших. Война все спишет! А потом те, кто это придумал, будут строить не всемирную Коммунию, а то что они задумали на самом деле. Задумали — да вам не сказали!
— Во даешь! — восхитился Степа. — И кто ж они, эти придумщики? Может, лешие с домовыми? Вон, как ты все к собачкам красноглазым подводишь!
— Кажется, перед самой войной я купил книжку, — усмехнулся в ответ Ростислав. — Автор — какой-то Богданов. Этакий российский Уэллс! Сей Богданов пишет, что революционеры планеты Земля тесно связаны со своими коллегами на Марсе. И стало быть, помогают друг другу…
— Смеяться можно? — Косухин вздохнул. — Не какой-то Богданов, а Александр Александрович, старый партиец, большевик… Книжка «Красная Звезда» называется, написана для пропаганды идей революции среди молодежи, понятно? Читал я ее — ничего, интересная.
— Не нравится марсианская версия? Знаете, мне тоже. Есть такой принцип — «скальпель Оккама». Он гласит, что наиболее вероятное объяснение — самое простое. Поэтому все ваши тайны здесь, на земле. И, похоже, вы сами уже увидели кое-что в Шекар-Гомпе!
На этот раз Косухин промолчал.
Весь следующий день Арцеулов был молчалив, вяло реагируя на попытка Косухина завязать разговор. Степа решил, что перегнул в споре палку и обидел беляка-интеллигента. Он хотел обидеться в ответ, но как-то не выходило. Степа понял, что ему совсем не хочется ссориться с белым гадом. Эта мысль его окончательно расстроила.
Вечером Арцеулов неожиданно предложил выпить. Степа не стал возражать, и они распили бутылку гадкого местного пойла, закусывая холодным вареным рисом. После второй кружки Косухин, сломав большевистскую гордость, попытался объяснится, но Ростислав не поддержал разговор.
Косухин ошибался. Капитан и не думал обижаться на его эскапады. Просто этот день — обычный февральский денек — был для Ростислава особенным. Ему исполнилось двадцать пять — возраст, до которого он совсем недавно и не надеялся дотянуть. А если и надеялся, то думал, что встретит его где-нибудь в окопах за Байкалом, на таежной тропе или в подвале «чеки». Он мог представить все что угодно, кроме этого: Индия, забытый Богом городишко с обезьянками на пыльных улицах и нахальный краснопузый, с которым приходится делить крышу. Степе он ничего не сказал, сам не понимая, почему. Может, не хотелось выслушивать поздравления от имени Реввоенсовета с обещанием при первом же случае подарить собрание сочинений Бронштейна. А может, просто настроение было неподходящим — юбилей не радовал. Позади — фронт, впереди — тоже фронт, где придется выводить в расход таких же вот твердокаменных, как краснопузый Степа, с которым его кто-то умело развел по две стороны пропасти, расколовший Россию…
Наутро по городу разнесся слух, что всемогущий хозяин Морадабада — лейтенант Джонс-Джойс-Джоунз, — наконец, вернулся, причем вернулся не один.
11. ИНГВАР
Их позвали в полицейский участок, и Косухин с Арцеуловым вновь смогли полюбоваться портретом короля Георга. Джонс-Джойс-Джоунз был суров и озабочен. Впрочем, он встретил их не как арестованных, а скорее как старых приятелей, пожаловавшись, что ему достался не округ, а болото с гадюками, с которыми, по мнению лейтенанта, легче найти общий язык, чем с индусами. Командировка не прибавила полицейскому жизненного оптимизма. Впрочем, его слушали вполуха. Косухин — оттого, что не понимал по-английски, а капитана заинтересовал человек, сидевший в комнате. С первого взгляда было ясно, что он не имеет никакого отношения к полиции Его Величества. Не англичанин, не индус — сильный, широкоплечий, с небольшой русой бородой, в которой поблескивали серебряные пряди, одетый по-дорожному, как одеваются богатые путешественники. Его не смущало то обстоятельство, что он пребывает в стенах полицейского участка, напротив, ему явно было интересно поглядывать на многочисленные инструкции, облепившие стены, на портреты разыскиваемых, и он время от времени бросал взгляд то на Косухина, то на капитана. В больших голубых глазах светилось любопытство, и, как показалось Арцеулову, сочувствие.
Наконец лейтенант сообразил, что заговорился, и перешел к делу. Оказалось, что по ходу расследования Джонсу-Джойсу-Джоунзу пришлось завернуть в Дели, в департамент внутренних дел Англо-Индийской империи, и там он встретил господина, который как раз собирался в Морадабад. Господин Ингвар оказался не только соотечественником его подопечных и известным во всем мире художником, но и ученым, большим знатоком Индии, который обещал помочь лейтенанту в деле, заварившемся в его неспокойном округе.
— Ингвар Николай Константинович, — голос художника был глуховатым, но сильным, а пожатие широкой кисти — весьма ощутимым. — Извините, что несколько задержался, господа. Ваше дело потребовало встречи с вице-королем, а потом господин Джоунз попросил меня заехать в одну из деревень…
Они вышли из участка, оставив лейтенанта писать отчет. Как пояснил господин Ингвар, лейтенанту Джоунзу — того звали именно Джоунз, а не Джонс или Джойс — придется с этим делом повозиться.
— Меня почему-то принимают за знатока Индии, — негромко рассказывал художник. — Англичане — вообще странные люди. Иностранцев они не любят и даже не очень уважают. Кажется, у них есть пословица, что иностранцем быть неприлично, но одновременно они считают, что в их отечестве нет настоящих специалистов, и оных следует звать из-за кордона. Все равно, будь это врачи, композиторы или специалисты по Индии. Меня местные власти причисляют к последним, хотя в Дели или Бомбее можно найти знатоков получше. Но нет худа без добра — благодаря этому сам вице-король охотно выслушал мою просьбу, и мне легче выступать в роли ходатая по вашим делам.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Арцеулов. — Вы, наверно, человек занятый; а тут мы — на вашу голову…
— Отнюдь, — усмехнулся Ингвар. — Не буду упоминать разные вечные истины о помощи ближним — они сейчас не в чести, но я ведь художник. А художнику просто необходимо знакомиться с новыми людьми и новыми странами. Признаться, ваше появление в Индии на борту аэростата уже становится настоящей легендой. Лет через двадцать о вас будут говорить как о каких-нибудь посланцах Гэсэр-хана…
— А-а… — растерялся Степа. Поймав взгляд Арцеулова, он обозвал себя дураком и замолчал. Ростислав поспешил перевести разговор на другую тему, поинтересовавшись, чего желает от художника мистер Джоунз.