Страж южного рубежа
Шрифт:
Драчка шла по всей колонне. Андрюхины мужички, сойдясь к крайней телеге, оборонялись вчетвером, кольцо разбойников вокруг них сжималось. Один из них, стоя на уложенной рухляди, всаживал стрелы в нападающих. Из леса уже никто не появлялся. Бой шел и в стороне сбившихся в кучу лошадей. Из кишки лесной дороги выход был только один – выжить.
Андрей внезапно почувствовал перемены в себе. Произошло то, во что бы он никогда не поверил. Внезапно увеличился его темп восприятия боя. Нападавшие действовали так, словно барахтались в киселе, движения их замедлились, и Андрей, обходя их замахи и попытки ударов, на невероятно большой скорости скользил между ними, срубая конечности
Оставшиеся в живых тати бросились в лес. Андрей догнал еще двоих, срубил им головы.
– Все… все, сотник, отбились, – услышал он голос кого-то из своих, проникающий в уши тихо, будто через ватные тампоны.
Голова не болела, но кровь, пульсирующая, по организму, прогонялась по венам с усиленным в несколько раз давлением. Хмыкнув, пришел к выводу, что и скорость в схватке с татями усилилась вместе со скоростью крови. Организм подстроился под нужные на тот момент реалии.
Андрей развернулся к повозкам. У крайней телеги стояли Акун и Боривой, жадно хватая ртом воздух, в разорванной одежде, в крови своей и чужой. На повозке лежал лучник с раскроенным черепом. Еще один из соплеменников сидел на земле, привалившись к колесу, опустив буйную голову свою на грудь.
«Судя по всему „двухсотый“», – подумал Андрей.
– Боривой, посмотри, пойди, кто еще выжил из наших, а ты, Акун, собирай трофеи.
Андрей пошел вперед к поваленному стволу дерева. Нужно было глянуть, что можно сделать, чтобы освободить дорогу. Проходя мимо одной из телег, заметил, как Акун, идя с другой стороны каравана телег, по-деловому, без спешки ножом добивает выживших налетчиков. На лице Акуна не было выражения злобы, «ничего личного», как бы говорила его физиономия. Для человека двадцать первого века это было ужасно.
Андрей уселся возле поваленного ствола, туда же подошли и все выжившие.
– Докладывай, Боря.
– Да что тут говорить. Добро цело, лошади тоже. Вот только потеряли мы Истра, Люта, Сфирка и Вышату. Судислав ранен, не довезем до знахарки – кончится. Ну, а порезы да синяки у всех, куда ж без них.
– Блин. Хорошо за хлебушком сходили.
– Что говоришь, сотник?
– Да, это я себе.
Все уже давно привыкли, что сотник употреблял непонятные никому выражения, но мирились с этим.
Передохнув, без эмоций, загрузили тела погибших своих в телегу. Всех татей снесли в лес недалеко от дороги, побросав их друг на друга, предварительно обыскав, не найдя, по большому счету, ничего ценного. Трофейное оружие разложили по повозкам. Дерево, перегородившее дорогу, пришлось кромсать на три части. И вот, освободив проезд, двинулись дальше. Избитые, перевязанные люди выглядели не лучшим образом. Андрей понял, что привал требуется сделать, как только выберутся из «зеленки» на ближайшую поляну. Люди устали.
На стоянку встали, не дожидаясь вечера. Недалеко протекал ручей с вкусной водой, была возможность обиходить себя и лошадей. Разведя огонь, Акун принялся за стряпню. Боривой и Вторуша сняли погибших с телег. В это время Остромир рядом с дорогой сооружал поленницу, таская из леса хворост и бревна. Наконец погибших возложили на погребальную краду. В ногах поставили горшок, в головах – холщовый мешок. Вторуша, пройдя вдоль крады, облил ее из баклажки маслом. Стоящему перед крадой Андрею Боривой подал зажженный факел. Держа факел перед крадой, Андрей громко выдал фразу, в его нынешнем понимании должную подчеркнуть суть происходящего действа:
– Прощайте, соплеменники. Истр, Лют, Вышата, Сфирк. Вы были храбрыми воинами и погибли в бою, защищая имущество родовое. Мы отомстили за кровь, пролитую вами. Пусть на небесах встречают вас родичи.
Провел факелом по краде, дождавшись, когда огонь разгорится, бросил его внутрь. Отойдя от костра, все остановились, глядя на то, как тела от сильного жара стало крючить.
– Прощаются браты наши… – вырвалось у Акуна.
В это время со стороны дороги послышался скрип едущих телег и из пролеска показались две повозки, запряженные лошадьми, на каждой восседало по бородатому мужику. Не доезжая до горящей крады, повозки остановились, и из первой спрыгнул лысоватый, небольшого росточка абориген. Одежда выдавала в нем человека не богатого, но зажиточного. На поясе висел короткий меч с широким лезвием и овальной гардой.
– По добру я, уважаемые, – приветствуя, подал голос.
Ищенко молча кивнул. Мужичок подошел к стоящим кривичам и, взглянув на пылающий костер, спросил:
– Попутчики ваши?
– С одного городища, – отозвался Боривой.
– Ох, беда, беда! Не откажете, если мы присоединимся к вам? Неспокойно на дорогах нынче.
– Хорошему человеку мы всегда рады, – согласился Андрей.
Страву совершали недалеко от догорающего костра, приобщив к съестному небольшой бочонок ягодного вина. Слегка опьянев, словоохотливый мужик, поведал, что он купец из Ольгова, а это тоже земля Черниговская. Зовут его Порей. При своем купеческом промысле, изъездил он немало городов и весей земли Русской, правда, в земли чужестранные ни разу не выезжал, страшился. Торговал товарами разными. Сейчас ехал в город Курск, потому как проходящий через Курские земли торговый путь из Киева в Волжскую Булгарию сулит большую прибыль. Через «города посемесьские», отходящие Курску, на Русь поступают товары из Византии, Востока и Азии.
– Если выгодно распродаться в Курске, можно будет там же закупить чужестранный товар и отвезти его на продажу, скажем, в Берестье.
– А Берестье, это что?
– Это город такой, правда, далече отсель. Рядом королевство Польское, а вообще-то сей городишко в княжестве Киевском находится, – с набитым съестным ртом вещал купец. – А городишко так себе. Стены деревянные, народ, правда, живет в избах, не то, что здесь южнее, повидал я местные веси. Я в Берестье солью торговал. Ничего так, хорошо распродался, а оттудова железо в крицах вез. Эх, кабы не подати, мыто, налоги подорожные. Как бы купцу привольно было.
– Ага, тебе бы халявы, да побольше. Чтоб ложкой.
– Чего?
– Да, это я так, – обронил Андрей, бросая взгляд на догоравший погребальный костер.
Его люди оскалились в улыбках. Они тоже не поняли, что за халява и как ее ложкой есть, но, зная своего старшего, воспринимали непонятные слова через интонацию.
– Вот я и говорю, что Курск, город, в котором закупить можно то, о чем не каждый слыхивал.
«Я б так не смог мотаться по всей Руси, там купил, здесь продал. А в целом, как у нас – налоги, откаты, ментам дай, пожарным дай, санэпидемстанции дай. В карман заглянул и прослезился. Свободный рынок, мать его так. Ничего на Руси не меняется. Бюрократы, депутаты, чиновники, всех надо прокормить. Только у нас инфляция вверх ползет, а жизненный уровень падает».