Страж южного рубежа
Шрифт:
– О как! А своих сколько потерял?
– Так, четверых, да один у знахаря лечится. Знахарь сказывал, поднимет на ноги болезного.
– Поверить зело трудно в такой расклад. Али вои с тобой знатные были?
– Да нет, обычные пахари. Наверное, повезло просто. Боги были на нашей стороне. Уберег Сварог внуков своих.
– Что скажешь, Улеб?
– Да что сказать, Вадим Всеволодович. Война ведь одних в Хель уводит, а другим славу дает. Мы-то за татями этими сколь охотились, а вишь, они сами смертушку себе нашли.
Легко поднявшись с кресла, боярин стремительно подошел к Андрею.
– Ну,
– Благодарствую, боярин, – надел подарок на средний палец левой руки. – Помнить буду, от кого награду получил, дорогого стоит.
Явно довольный сказанным, Вадим Всеволодович вернулся на место.
– Ну, рассказывай, о чем боярин Гордей переговорить велел?
Еще перед отъездом Монзырев с Вестимиром решили, что так как в веке десятом, имени Анатолий, да еще Николаевич, у славян не встречалось, то и принять потребно другое имя. Так Монзырев стал Гордеем Вестимировичем, все-таки волхв выступил инициатором появления в этом мире новоявленного боярина, так что отчество крестник получил от него.
– В седмице, ну может чуть больше, пути от Курска, на правом берегу реки Псел находится наша пограничная весь, держит она по земле своей границу от соседей хлопотных, людокрадов проклятых, кои каждую весну и лето приходят пограбить землю русскую.
В палатах послышалось легкое обсуждение сказанного. Боярин приподнял слегка руку. Все умолкли.
– Да знаем мы о вас и о печенегах тож. Сей год хотели к границе малую дружину послать с воеводой Улебом Гунаровичем.
– Прости, боярин. Припозднились вы малость. Словно косой прошлись печенеги по весям нашим. – Отбиться удалось, да люда погибло много. Кого в полон увели, а кого пограбили.
– То-то ты торговать заявился, – с обидой вырвалось из правого ряда советников.
– Дак ведь не от хорошей жизни заявился. Послал меня Гордей Вестимирович к тебе, боярин, Вадим Всеволодович. Не помощи просить в войске. Потребно ему от тебя пара человек, варягов знатных, в делах ратных умельцев. Учителя воинские ему надобны, хочет он мужей в родах пограничных под щиты поставить. Учение весь оплатит.
– Это смердов-то учить? – с лавки поднялся и сделал три шага вперед молодой варяг, одетый в бронь. На лице его заиграла презрительная улыбка. – Ну, коли вашему боярину серебра не жалко, пусть. Но толку будет мало.
– Сядь, сотник Якун! – повысил голос боярин.
– Дозволь, Вадим Всеволодович, слово молвить! – с места, предназначенного ему, поднялся Улеб.
– Говори, Улеб Гунарович.
– Дозволь мне в ту весь поехать. Застоялся я в Курске, чувствую, жирком обрастать стал.
– Да ты что, воевода, али белены объелся. Где это видано, чтобы с воеводства на весь пасть. Чего тебе у меня не хватает. Али самолюбия в тебе не осталось, гордости нет?
Андрей отрешенно стоял чуть в стороне, уже не принимая участия в разговоре. Он сразу почувствовал гнев посадника. К чему он может привести, не знал.
– Минуло уж тридцать три зимы, как я, тогда еще юнец, пришел со своим хевдингом, Хрольвом Вилобородым в Гардарики, с красным щитом, поднятым на мачту. Мы пришли за добычей и готовы были рубиться хоть с самим Фенриром, лишь бы разбогатеть и вернуться в свой фиорд с кошелями серебра и славой удачливых бойцов. Сейчас тот хирд, с которым я приплыл, почти весь уведен девами валькириями в чертоги Одина. Остался я да Стегги Одноногий, который приживалкой живет при мне у тебя, боярин. Смотри, сколь много возле тебя молодых. Дозволь мне отправиться в пограничье. Там я принесу еще пользу для Гардарик, ставших мне второй родиной. Да и Одноногого возьму с собой.
В палатах стояла мертвая тишина. Боярин в раздумье смотрел на Улеба.
«Старик выжил из ума. Однако он прав, пора сменить его на кого помоложе. Отпустив его, покажу этим, что оказал помощь. Да и боярин этой верви вроде бы как в должниках походит. А то ведь по „Киевской правде“ живут по своим законам, с которыми даже князь обязан считаться и не вмешиваться в них. Глядишь, для чего-нибудь и сгодятся эти людишки».
Приняв решение, он удовлетворенно улыбнулся. Настроение на глазах стало подниматься.
– Ну, коли просишь, а-а, будь по-твоему. Отпускаю.
– Благодарю, боярин.
– Ну, а еще с чем послан? – опять обратился боярин к молча ждавшему Андрею.
– Вадим Всеволодович, мужчин у нас повыбивали много, мой боярин поручил привезти мужиков, кого по согласию в закупы взять, может, где вдачи [1] согласятся, или изгоев найду.
– Ну, в этом я тебе не помощник. Сам крутись, как хочешь. Но и мешать не буду.
– И за то благодарен буду.
1
Вдачи – люди, которые отдавались на временную службу господину. Это делалось во время отчаяния – в период голода или опустошительной войны. Становились полусвободными. Должны были работать на господина один год.
– Ну, будь здоров. Я так думаю, что эта встреча не последняя у нас.
– И тебе здоровья и долгих лет, боярин, – поклонился Андрей, на плечо ему легла тяжелая рука. Ищенко скосил взгляд влево, рядом стоял старый Улеб.
– Идем.
– С радостью, воевода.
– Да какой же я теперь воевода? – выходя из терема, проговорил Улеб.
– Ну, хочешь, я тебя учителем звать буду? Или сэнсэем?
– А это что за зверь?
– Так у азиатов с далеких восточных островов прозывают учителя.
– Ну что ж, вполне.
5
Сильный порыв ветра наполнил кормовой стяг. Волнующаяся полоса парусины закрывала от взгляда пейзаж впереди бегущего по водной глади реки торгового судна. Оно плыло вниз по течению, оставив позади город у слияния рек Кур и Тускарь. Уже были пройдены пороги, и судно скользило по западному притоку Оскола, впадающему в Северский Донец. Слишком большой путь проделали корабельщики в этом походе. Всем хотелось побыстрее вернуться домой. Но Саклаба – страна богатая, как магнитом тянувшая восточных купцов к себе.