Страж южного рубежа
Шрифт:
Печенеги.
– Распределиться вдоль кромки леса, наблюдаем, – подал команду Монзырев.
Печенежский стан находился на открытой площадке перед деревней. За составленными кольцом и связанными между собой повозками просматривались две юрты из бурого войлока. К повозкам и обратно сновали чужаки, стаскивая и укладывая какой-то хозяйственный скарб из поверженной деревни. Неподалеку от реки Монзырев разглядел еще один лагерь – пленники, это было заметно сразу. Люди сидели прямо на земле, были избиты, некоторые ранены, для удобства конвоирования на большие расстояния привязаны за руки к длинным веревкам. Мужчины,
Анатолий знаками подозвал парней. Отойдя в лес, разместились кругом.
– Докладывайте, кто что увидел.
– Насчитал двадцать семь копченых. Охрана в прямой видимости друг от друга, – сказал Андрей. – Правда, не понятно, почему они уделяют внимание внутреннему кругу и не смотрят по сторонам?
– Это-то понятно. Кого им бояться? За спиной мертвая деревня, основная орда ушла дальше, войск противника на сотню километров нет. Кого им сторожиться? В эту деревушку, судя по всему, будут сгоняться пленные со всей округи. Что еще?
– Лошадей нет. Значит, табун пасут отдельно. Думаю, что где-то недалеко отсюда. Насколько я помню из истории, степняк без лошади плохой воин. Предлагаю разведать, где выпас, и убрать пастухов. Табун по-тихому увести и заняться остальными, проводить «по холодку», – выдал свои умозаключения Горбыль.
– Остальных, считай, три десятка. Не многовато ли на четверых?
– Нормально, командир. По-тихому их всех не уничтожить, а по-громкому у нас есть калаш и ПМ. Справимся.
– Принято. Сейчас обходим деревню, ищем лошадей, а там посмотрим.
Табун обнаружился с противоположной стороны селища и совсем недалеко. Пасли его четверо кочевников, все оружны луками и изогнутыми мечами, одежда грязная, засаленная, кое-кому круглые щиты прикрывали спину. Один из них верхами объезжал пасущихся коней по дальней стороне пастбища. Трое что-то жарили на – костре. Ветром доносило запах жареного мяса. У голодных засадников стало подводить желудки. В кишках заиграл марш, рты у всех, как по команде, наполнились слюной, не смущало даже то, что вряд ли кто из поваров когда-либо мыл руки.
Андрей поближе подполз к Монзыреву, зашептал:
– Командир, как их брать будем? Тихо не возьмем, нашумим, считай, пропало.
– Пока наблюдаем. Может, что и изменится.
Весь квартет затаился в кустах. Невыносимо хотелось жрать. Терпели. Видимо, тоже проголодавшись, конный кочевник подъехал к костру. Он громко ругался. Слова, хорошо слышимые, произносились гортанно, рваными предложениями.
– Анатолий Николаевич, – бывший охранник подполз к майору, волнуясь, зашептал ему в самое ухо: – Я понимаю их язык. А ведь я ни одного иностранного языка не знаю. Даже по английскому в школе мне больше трояка не ставили.
– И о чем они говорят? – не отвлекаясь на непонятку, а больше думая о своем, спросил командир.
– Который на лошади у них старший. Говорит, что эти придурки сейчас барана сожгут. Советует, как лучше жарить. А вот тот ему отвечает, что не волнуйся де, мясо будет самое то. Ну, примерно так.
– Ага.
Печенег спрыгнул с лошади и ласково ударил
– Слушай сюда. Толик, нас страхуешь из вон тех кустов, – указал пальцем. – Если пойдет что-то не так, стреляй из пистолета на поражение. В человека приходилось стрелять?
Охранник отрицательно мотнул головой. Майор чертыхнулся про себя.
«Блин горелый, понабирают детей в охрану!»
– Ты уж постарайся, не подведи. Но это крайний случай. Сашка, оставь калаш здесь. Сейчас втроем, сколько сможем, подползаем поближе и по команде берем в ножи. Уяснили?
– Да.
– Тогда выдвигаемся на исходную. Не забудьте, что под халатами может быть кольчуга. Удары наносить в лицо, шею, пах. Вперед!
По-пластунски, расходясь в высокой траве вправо-влево от Монзырева, выползли из кустов в направлении костра. Толик, дослав патрон в патронник, шмыгнул к кустам, аккуратно отклонил ветку, освобождая пространство перед собой, встал в положение для стрельбы с колена.
Спинным мозгом почувствовав, что скрытно дальше не продвинуться, Монзырев затих. Как на грех, лошадь недавнего верхового кочевника, щипавшая зелень неподалеку, почуяв приближение чужаков, косилась в их сторону, недовольно всхрапывала, отодвигаясь от возможной угрозы. В обеих руках майор сжимал по ножу. Сбалансированные боевые клинки двадцать первого века, покрытые защитным чернением, не бликовали на солнце. Чуть приподнявшись на кулаках, зыркнул по расположению своих. Готовы. Подтянув под себя ногу, оттолкнулся от земли, одновременно выкрикнул:
«Бей!!»
Свечой взлетел вперед, всаживая клинок в загривок сидевшего к нему спиной печенега, перерубая хрящевую ткань, отделяя друг от друга шейные позвонки. Оставив нож в ране, другой клинок он перебросил из левой руки в правую. Не отвлекаясь на боковых степняков, прыгнул через костер, через жарящегося барана, на «барана» в черном халате. Сузившиеся от неожиданности глаза при виде внезапно появившихся обидчиков в следующий момент расширились до состояния «а-ля удивленный европеец», полезли на лоб. Однако он тоже оказался профессионалом, пережившим не один набег на русов. Поняв, что сейчас ему настанет «кирдык», перекатом ушел в сторону, пятерней ухватив лежащий под рукой лук.
Носом, пропахав дистанцию в том месте, где должен был находиться противник, Монзырев кувырком ушел влево, боковым зрением отмечая сразу все, что происходит вокруг. Видел, как Андрей душит удавкой своего подопечного, а тот в последние минуты жизни сучит ногами по скользкой от росы и еще, может быть, от своих фекалий траве, как Сашка, заломив своего печенега, полоснул по горлу ножом, выпачкавшись чужой кровью. Увидел, как его копченый, скорее всего, почувствовав, большую опасность, пустил стрелу в сторону кустов. Потянул из колчана стрелу, да не удачно, не все стрелы уцелели от вынужденного переката, большего не успел, Монзырев, практически без замаха, отточенным до автоматизма на тренировках броском вогнал нож в яремную вену лучника.