Страж. Тетралогия
Шрифт:
Оно ушло.
— Не понимаю, — произнес Эрик, забавно хмурясь. — Почему одни светлые души спокойно могут отправиться в рай, когда желают, в то время как другим требуется наша помощь?
— Некоторые из сущностей крепко связаны с миром и не могут разорвать нити без нашей помощи. Других держат страдания. Или несправедливость, которая произошла с ними или с их близкими. Тогда страж может помочь, если они хотят этого.
— Страдания? — еще сильнее нахмурился Эрик.
— Да. Перед смертью или во время ее. Например, если люди болеют юстирским потом. Во время эпидемий многие светлые души не могут отыскать путь.
— Ясно. А куда мы идем?
— Скоро увидишь, — улыбнулся я.
Был первый теплый день в Альбаланде, солнце наконец-то становилось похожим на весеннее, и в высоком небе кричали чайки. Я вместе с мальчишкой шел через Свешрикинг, когда нас окликнул Павел.
— Ого! Магистр, — удивился паренек. — А эта девушка с ним? Она немного похожа на Гертруду.
— Это его ученица.
— Привет, — с улыбкой поздоровалась Тильда и протянула моему спутнику руку. — Я — Тильда.
— Я — Эрик.
— Много о тебе слышала. Людвиг рассказывал тебе, как на нас напал черт?
Она увела его в сторону, болтая о наших приключениях в Чергии, и мы с Павлом остались наедине.
— Законники прибудут через три дня, ван Нормайенн, — сказал магистр. — К этому времени я хочу, чтобы ты уже мчался к границе Альбаланда. У тебя полно дел.
— Быть может, ты посвятишь меня в подробности происходящего?
— Если тебе это угодно. — Он неспешно пошел по дорожке, предлагая присоединиться к нему. — Очень печальные новости, если честно. Господин Маркетте и госпожа Бладенхофт, как оказалось, вели расследование, связанное с одним из магистров. И пришли к определенным выводам. Они допросили его, предъявили доказательства, сказали, что знают о том, что он сделал. И тогда Стёнен их убил.
Я несколько мгновений молчал, прокручивая в голове эту версию.
— Ловко. Но почему он совершил преступление именно в моей комнате?
— Ты любезно предоставил ее законникам для того, чтобы они вежливо поговорили с магистром, не привлекая внимания посторонних.
— Неповоротливый толстяк прикончил двоих? Один из которых вполне себе хорошо играл в квильчио.
Павел на такой факт лишь отмахнулся:
— В жизни всякое случается. Возможно, они боролись, а тушу Стёнена не так уж и просто вышвырнуть из окна.
— Шито белыми нитками.
— Так пусть попробуют их разрезать.
— А что скажет сам преступник?
Глаза у Павла оставались равнодушными.
— Теперь уже ничего.
Надеюсь, Шуко порадуется в лучшем из миров, что его убийца довольно споро отправился в ад.
— Ну, а в чем состояло преступление покойного магистра?
— Здесь все просто. Законники прибыли в тот момент, когда таинственным образом был отравлен один из стражей. Господин Маркетте предложил магистрам помощь, и те с благодарностью согласились. В итоге представители Ордена Праведности выяснили, что страж, выпивая с магистром Стёненом, увидел у того второй кинжал, которым, как известно, строжайше запрещено пользоваться.
— Серьезно? — Мои брови поползли вверх.
— Он сам отдал нам клинок. И мы обязательно предъявим его законникам, чтобы те провели глубокую проверку и узнали, сколько светлых душ собрал этот человек, недостойный звания магистра.
Я только покачал головой:
— Такого давно не случалось.
— Толстяк подпитывался на стороне. Бывает. — Павел не выглядел удивленным. — Когда его раскрыли, он запаниковал. Подсыпал яд в бутылку и подсунул ее цыгану. Кстати говоря, ты тогда задал Стёнену вопрос. Он не скрывался при покупке, потому что покупал яд для себя.
— Для себя? — эхом отозвался я.
— Его мучили боли в ногах. Так что какое-то время Стёнен подумывал, что, если ему станет хуже, он напьется хорошего вина со… специями. — Павел, прищурившись, смотрел на солнце, и его плоское немолодое лицо совершенно ничего не выражало. — Но в итоге отрава пригодилась для другого.
— А окулл? Как он с ним договорился?
— Этого мы уже никогда не узнаем. Короче, ван Нормайенн. Когда законники увидят запрещенный кинжал, они займутся только им и не станут особо разбираться, как преступник кого убил.
Я вздохнул:
— Но они зададут вопросы, почему он умер.
— Потому, что это оскорбление для Братства. И внутренний вопрос. Мы сами вершим суд над такими преступниками. Без помощи и вмешательства чужаков.
— Дополнительный клинок у стража. У магистра. Законники будут землю носом рыть.
— И мы будем полностью сотрудничать. Паршивые овцы есть везде. Письма уже ушли в Риапано. Гертруда в курсе и работает на месте, смягчая мнение клириков. Хочешь что-то спросить? — поинтересовался Павел.
— Если бы законники остались живы? Что тогда?
— Сам знаешь ответ. Мы бы замяли это дело и не дали ему хода. Но твой одушевленный… В общем, лучше ему не встречаться со мной. Хотя если подумать, то мы довольно легко вышли из щекотливой ситуации. Мое мнение — совету случившееся на пользу. Нам давно надо было устроить встряску. С этой проблемой Братство разберется. И, кстати, меня интересует вопрос — что бы ты стал делать, если бы Стёнен не сломался и не спустил на тебя окулла?
— Ну он же это сделал, — невинно заметил я.
Павел рассмеялся:
— Ван Нормайенн, ты поразительно ловко умеешь класть голову на плаху и отдергивать ее, когда топор уже должен перерубить тебе шею. Карл мне потом все рассказал. Если бы я знал, что твои подозрения строятся на словах обкуренного хагжита и трости с дурацкой резьбой, я бы никогда не согласился на такую авантюру. И ты бы даже не успел коснуться магистра палкой, как тебя бы уже отправили в самый глубокий подвал Свешрикинга лечиться от полоумия.
— Ну что же. Я рад, что до этого не дошло. После посещения подвалов маркграфа Валентина я их как-то недолюбливаю.