Страж. Тетралогия
Шрифт:
Я переглянулся с Пугалом, легко пожал плечами. Он ответил тем же. Проповедник, увлеченный просчетом расклада, не обратил на наше «общение» никакого внимания. Для вида пришлось сделать еще один ход, а потом сдаться, когда старый пеликан выудил припасенную цветастую картинку.
— Интеллект — великая сила! — напыщенно заявил он мне.
— Болтай, болтай, старый негодяй, — хмыкнул я, берясь за свой стакан. — Пугало не оставит от тебя камня на камне.
— Куда теперь собираешься, Людвиг? — спросил у меня Львенок.
Я покосился на Франческу. Благодарность благодарностью, но наивностью я никогда не страдал. Она поняла мои сомнения, улыбнулась и ничего не сказала.
— Еще не определился. Следует почитать корреспонденцию.
— Да! — заорал Проповедник. — Да! Так тебе, соломенная шляпа! Я все-таки выиграл! Выиграл!
Пугало, ничуть не расстроившись, село в уголке и начало затачивать серп. Проповедник ликовал, носился по комнате и даже не подозревал, что все это время мы ему поддавались.
История шестая
Когти
Перекрестки — дурное место, особенно ночью, на перепутье лесной дороги, вдали от жилья. Нечисть любит плясать в такое время, скользя по лунному свету и поджидая дураков, которым не сидится дома.
Хуже такого перекрестка может быть лишь тот, где тебя встречает висельник.
Этот был именно таков.
Я увидел человека, повешенного на суку, издали и придержал жеребца, заставляя идти шагом. Полная ледяная луна прекрасно освещала болтавшегося мертвеца, и я успел увидеть, как что-то небольшое и темное спрыгнуло с его плеч и исчезло на дереве.
— Не хочу лезть с советами, но лучше бы тебе пришпорить коня. — Проповедник говорил дельные вещи, но это означало рисковать лошадиными ногами.
Дорога была ужасной.
— Это может быть черт, — посулил он мне, видя, что я не спешу поступать разумно.
— Скорее какая-то мелочь из иных существ. Падальщик. А быть может, обман зрения. Ночью чего только не покажется.
— Интересно, ты кого убеждаешь, меня или себя? — задумчиво вопросила душа.
— Раз такой умный, сходи и посмотри.
Разумеется, он никуда не пошел, и я направил коня вперед. Покойников я не боялся, но в такое время следовало сохранять осторожность.
Снежные сугробы искрились в лунном свете, тускло вспыхивая мертвым ледяным блеском. Они нависали над дорогами, которые зимой превратились в труднопроходимые, узкие тропинки. Труп, практически раздетый и босой, повис на пеньковой веревке, едва заметно покачиваясь.
Он был порядком проморожен, но, несмотря на это, кто-то умудрился обгрызть ему половину лица, и кости черепа белели так же, как и снег вокруг. В полной тишине, зимней, давящей, среди угрюмого мрачного леса, висельник казался очень уместным, хотя оставалось лишь гадать, кто и за какие проступки его здесь вздернул.
— Что ты там бормочешь? — спросил я у Проповедника.
— …Шестой висельник, которого ты встречаешь.
— Нет. Это седьмой на седьмом перекрестке с тех пор, как София говорила со мной в замке Кобнэк.
— И когда будет тот самый, которого тебе следует опасаться?
— Спроси чего-нибудь полегче. — Из моего рта вырвались облачка пара. — Возможно, он перед тобой, а, может, я встречу его лет через шестьдесят.
— Тебе этот покойник не знаком?
— Впервые вижу.
— Как ты можешь быть уверен? У него от лица почти ничего не осталось, все объедено.
Пугало стояло поодаль, улыбаясь и глядя на мертвеца так, словно тот был его лучшим другом. Оно отсутствовало почти месяц, пропав за два дня до Рождества, и я даже начал думать, что одушевленному надоело за мной таскаться и он не вернется, но в последнюю неделю января, когда морозы стали особенно лютыми, Пугало внезапно появилось в моей комнате, до чертиков обрадовав своим приходом Проповедника.
— Этого, думаю, уж точно не придется опасаться, — сказала душа.
— С чего ты так решил?
— Ну, он явно не собирается выбираться из петли и пробовать, каков ты на вкус.
— Пророчества иносказательны, Проповедник. Возможно, что после встречи с ним у нас начнутся неприятности, а, быть может, на этой же веревке подвесят и меня.
— Чтобы твой язык черти гвоздями прибили! Дева Мария! И этому человеку я еще спас жизнь?! — возмутился старый пеликан.
— Я всего лишь перечисляю варианты, не кипятись, — миролюбиво заметил я.
Проповедник ответил сварливым ворчанием, Пугало промолчало, висельник был равнодушен ко всем беседам, что велись под его босыми ногами.
Я в последний раз посмотрел на мертвеца и, миновав перекресток, выехал на заснеженный тракт.
Рождество застало меня на юго-востоке княжества Лезерберг, в глухой провинции. Там мне пришлось очищать маленький город от темных тварей, расплодившихся здесь после того, как рухнула дамба выше по течению и вода затопила кладбище, где хоронили преступников. Я намеревался отправиться в Фирвальден, в Вион, сразу после того, как покончил с делами, но вмешалось Провидение в виде погоды. Точнее, непогоды. Начались затяжные снегопады, и дороги засыпало так, что выбраться из чертова городка не представлялось никакой возможности. Я оказался заперт и предоставлен на растерзание вселенской скуки и Проповедника. Через две недели такой жизни я понял, как выглядит настоящий ад. Ни вино, ни женщины, ни игра в азартные игры с немногочисленными постояльцами трактира не могли спасти меня. Я умирал от безделья и от того, что где-то, за снежными наносами, продолжала бушевать жизнь.
Выехать из опостылевшего городка мне удалось лишь за неделю до Святой Агаты, [50] когда наконец-то до нас смог добраться дилижанс-сани. Разумеется, желающих свалить было выше крыши, но мне повезло занять свободное место, даже не воспользовавшись законными привилегиями, которые города Лезерберга обязаны оказывать Братству.
Добравшись до более цивилизованных областей, я оказался в Фирвальдене. Дороги оставались ужасными, снега намело столько, что некоторые паникеры заикались о скором апокалипсисе со всеми вытекающими последствиями.
50
Святая Агата отмечается 5 февраля.