Стражи Волшебного мира
Шрифт:
В Аришейге Драст Чажал остановился в прихожей своих апартаментов и уставился на сложенный листок белой бумаги, лежащий на полу.
Еще один.
Он почувствовал и страх, и неуверенность, когда наклонился, чтобы поднять его, уже зная, что было внутри. Стараясь скрыть свои движения от охранников, которые стояли на страже с каждой стороны дверей позади него, и полагая, что они никогда не осмелятся подсматривать за ним, но все равно проявляя осторожность, он развернул бумагу и прочитал напечатанные на ней слова:
Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ.
Его хватила бессильная злость. Кто посылал ему эти записки? Кто мог знать о том, что произошло в покоях Эдинжи две ночи назад? Никто не видел, как он пришел к ней и ушел; не было никого, кроме Эдинжи и ее кошки. И тем не менее, это уже третья записка менее чем за пару дней, и все еще неясно, кто их посылает.
Или зачем.
Именно этот вопрос больше всего беспокоил его. Зачем отправляли эти записки? Какой цели они служили? Если кому–то что–то понадобилось от него, и этот кто–то уверен, что знает, что он сделал с Эдинжей, почему же он не скажет ему, что именно ему нужно?
Он повернулся к охранникам:
— Кто–нибудь приходил ко мне, пока меня не было? — спросил он. — Этим утром, когда я был в Совете?
Охранники переглянулись:
— Никто, Премьер—Министр, — ответил один.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Мы вдвоем все утро были здесь. Никто даже не приближался к вашим покоям.
Драст Чажал развернулся и направился к себе, закрыв за собой дверь. Как и раньше. Записки появлялись внутри его апартаментов, но не было никаких свидетельств о том, как они туда попадали. Если бы он полностью не доверял Стуну или смог бы представить, какую пользу извлек бы тот, сделав это, он бы заподозрил именно его. В конце концов, Стун был единственным, у кого был доступ в его покои, единственным, кто мог приходить и уходить незамеченным.
Конечно, были еще и горничные, но чтобы выполнить свою работу, они должны были пройти мимо охранников. Кроме того он уже допросил их, провел тщательный и не очень приятный досмотр, который ничего не дал. Женщины оказались глупыми и напуганными, и он не смог найти никакой лжи в их ответах.
Нет, это был кто–то еще — у кого был такой же талант, как и у Эдинжи.
Но Эдинжа умерла, и он до сих пор понятия не имел, кто ее убил и почему. Кто бы это ни сделал и пытался скрыться, тот ошибался. Однако, он никак не мог передать тому эту информацию, не зная, кто это был.
Естественно, однажды он все выяснит, и не станет тратить свое время на выслушивание оправданий. У него просто есть Стун, который ликвидирует источник этой проблемы.
И именно возвращения этого своего сообщника он ждал сейчас с известиями о смерти Эдинжи. Никто еще о ней не сообщил, хотя она уже два дня отсутствовала на заседаниях Совета. Наверняка, слуги должны были обнаружить ее тело. Почему же они это скрывали? Были ли они как–то связаны с тем, кто посылал ему эти записки?
Драст Чажал почувствовал, как его паранойя готовится выйти из–под контроля, и быстро ее утихомирил. Он налил себе бокал вина из графина, начал пить, чтобы успокоиться, и остановился. Он внимательно посмотрел на вино, а затем поставил его на стол. Пока что он не был готов снова пить вино.
Он вновь задумался, почему яд подействовал на Эдинжу, а не на него. Был ли он уже в ее бокале, когда она наливала вино? Как убийца смог узнать, каким бокалом она воспользуется?
Он подошел к дивану и прилег подремать. Он чувствовал себя на грани, его переполняло раздражение от всего, что случилось после его встречи с Эдинжей, как будто вся его жизнь повернула не в ту сторону. Ему хотелось, чтобы он никогда не просил о той встрече. Чтобы ее никогда не было.
Ему даже вдруг захотелось, чтобы она была жива. Драст Чажал хотел ее смерти, но не так быстро и не таким способом, которым не мог управлять.
Он заснул тревожным сном, но мгновенно проснулся, когда услышал, как скользнула панель в стене и через образовавшийся проход появился Стун. Драст сразу же сел, протирая свои заспанные глаза.
— Что ты выяснил? Рассказывай.
Ассасин помедлил:
— Эдинжа исчезла.
Драст уставился на него:
— Что это значит? Она мертва. Как она может исчезнуть? Ты имеешь в виду, что кто–то забрал тело?
— Никакого тела там нет. По словам слуг, с которыми я поговорил, там даже нет никаких следов борьбы.
— Нет тела? А кошка?
— Полагаю, сидит на своем обычном месте. Я не заглядывал внутрь. Все это я узнал от слуг Эдинжи. Они не знают, где она, но ее точно там нет. Может быть, она даже не умерла.
— Нет, она мертва. Я видел ее смерть. — Драст поднялся и подошел к столу, взял бокал вина, который налил себе, и протянул его Стуну. — Понюхай его.
Ассасин понюхал и пожал плечами:
— Вы полагаете, что оно может быть отравлено?
Драст забрал бокал и поставил на стол. Он протянул Стуну записку:
— Это появилось, пока я был в Совете.
Стун посмотрел на нее:
— Такая же, как и остальные. Охранники что–нибудь заметили?
— Нет. Я должен выяснить, что происходит и кто это делает. Я должен это прекратить. Ты ничего не узнал? Вообще, хоть что–нибудь?
— Ничего. Но лишь потому, что никто ничего не знает. Кроме того, кто все это делает.
— Не понимаю. Какой от этого прок? Изводить меня за то, чего я не делал? Считать, что происшедшее моих рук дело и за это привлечь меня к ответственности? Безумие!
Стун кивнул:
— Мне тоже кажется, что основная цель состоит в том, чтобы помучить вас. Кому это понадобилось?
Драст покачал головой:
— Мой путь лежит у всех на виду с тех пор, как я стал Премьер—Министром. Такова эта работа. Но никто прежде не угрожал мне таким образом. Никто сознательно не делал себя моим врагом. Даже Эдинжа. И Ародиан.
Стун подошел к столу с вином и присел на один из стульев с высокой спинкой:
— Ну, вы должны быть довольны, что Эдинжа мертва, и у вас теперь остался только один возмутитель спокойствия. Что мы сделаем с Ародианом?