Стрекозка Горгона. Зимние квартиры

Гостева Елена Витальевна

– Дай-то Бог, дай-то Бог, – ответил Петров, поворачивая коня, чтоб подняться вверх на гору. – Корнилевич, уяснили? Приготовиться, но ни в коем случае не открывать стрельбу и не высовываться. Авось, пронесёт…

Два эскадрона по номерам встали за холмом, Татьяна поднялась на возвышенность средь деревьев, откуда видна дорога. Обручев, Руперт, Крушинов (они свободны, без своих солдат) – рядом с нею. Мимо, не выходя из леса, по снегу пробираются егеря, чтоб составить стрелковую цепь по всему периметру

холма. Ждали минуту, другую, пять, десять… И вот там, откуда возвратился Бегичев, на восточной стороне равнины появились всадники. Много, их тёмная колонна медленно вытягивается из леса. Пройдут мимо иль завяжут бой? Русский отряд в укрытии, однако вся равнина истоптана, невозможно не заметить столько свежих следов. Передовые конники вооружены, едут неторопливо. Уже чуть ли не на две версты растянулись, а хвост колонны ещё из леса не вышел. За всадниками возвышаются покачивающиеся над ними морды странных животных. Таня вспомнила картинки из учебников: похоже, верблюды.

Была бы у русских удобная для боя позиция, меньше б волновались. Сейчас остаётся лишь молить Бога, чтобы пронесло беду мимо. Хотя, все ли молятся об этом? Оглянувшись на офицеров, Таня увидела горящие от азарта глаза, ребята всматриваются в движущийся неспешно караван, словно в лакомую добычу, руки их нетерпеливо сжимают рукояти оружия.

– Эх, позволили бы! – высказался Обручев, подавшись всем корпусом вперёд. – Ударить с фланга по растянувшейся колонне – это ж верный успех!

– Мы не знаем, сколько их… – с сомнением пробормотал Руперт и стал планировать. – Один эскадрон направить в сторону леса, разделить колонну на части…

– Всех драгун к лесу, а тех, кто уже вышел, оставить егерям! – запальчиво возразил Обручев.

Молодые офицеры не прочь в драку ввязаться. Мужчины, мужчины, интересно, с какого ж возраста вы перестанете быть задиристыми мальчишками? Серж возле своего взвода, его не слышно, однако Таня уверена, что и он точно так же ёрзает в седле, предвкушая битву. Будет разочарован, если не придётся доставать палаш из ножен.

Вот передовые турецкие всадники дошли до середины равнины, остановились, осмотрелись и – свернули с дороги, двинулись густой тёмной массой по следам. Не пронесло! Не пожелали пройти мимо. Русские, наблюдающие за неприятелем, замерли напряжённо, ожидая сигнала трубы и приказа «Пли!».

– Приближаются! – сообщил Обручев стоящим сзади драгунам. – Когда под выстрелы егерей себя подставят, можем ударить! …Что ж не сигналят?

Ох, мечты, мечты мальчишечьи! Чешутся у них руки без драки. Конных турок намного больше, двумя эскадронами не одолеть. Пехота, конечно, будет помогать, но всё равно исход боя сомнителен. Через цепь стрелков передали приказ: «Патаниоти и Целищева к Бегичеву!» Таня оглянулась, спустилась с горки к эскадронам. Как они проедут? Сквозь лес неудобно, по равнине – значит, подставить себя под неприятельские выстрелы. Целищев на опушке, ждёт грека. Оказывается, Бегичев-то уже на равнине, гарцует в виду турок! Те наставили ружья, но выжидают, не могут понять, что сие за дерзкая выходка. Может, надеются, что русский сдаться в плен пожелал?

– Зачем? – офицеры переглянулись. – Неужели переговоры?

Кало крикнул греку:

– Быстрей! – и поскакал к командиру, а товарищ медлит.

Таня подъехала к Патаниоти: он напряжён, сжал губы, не решается выезжать на открытое пространство. Положила руку на холку его коня, сказала:

– Александр, давай вместе.

Скакун Патаниоти послушался Таню, а не своего седока, и они поскакали рядом, вдогон Целищеву.

– Держитесь спокойней, они сами нас боятся, – сказала ему, и Патаниоти улыбнулся побелевшими губами, приосанился. Да, показывать свою робость он точно не желал. Нагнали Бегичева и шагом двинулись к туркам. Те с недоумением и весёлыми громкими возгласами столь же неторопливо едут навстречу. Вот Бегичев остановился – так, чтоб остаться хотя б под призрачной защитой стрелковой цепи, – поднял руку и сказал Патаниоти:

– Переведи, что я хочу поговорить с командиром.

Надменный начальник в грязно-зелёной чалме – широкоплечий, с крупным горбатым носом, нависающим над чёрными с проседью усами и щетинистым подбородком –взирает на русских с тревогой, яростью, но и с недоумением, в его правой руке сверкает позолотой красивый пистолет. Вопрошает кичливо:

– Что, русский, желаешь сдаться?

– Нет. Уважаемый, прошу не двигаться дальше. Предупреждаю, что на вас вот оттуда, – и Бегичев кивнул в сторону холма, – нацелено очень-очень много ружей.

– Считаешь нас трусами? – взъярился тот.

Его ярость была некстати, и Бегичев улыбнулся, чуть склонив голову, сам по-турецки ответил:

– Уважаемый! Я не сомневаюсь в вашей храбрости. Но ведь и русские – храбрые солдаты.

Бегичев понимал турецкий язык, но не в совершенстве, он попросил Патаниоти говорить как можно предупредительней, чтобы не унижать противника. Таня напряглась, уставилась на важничающего турка, внушая ему спокойствие, доброжелательность. Тот подбоченился, откинувшись в седле, посмотрел в сторону холма – егерей за деревьями не видно, но истоптанный, исхоженный конниками и пехотой снег свидетельствует, что русских здесь немало. А из-за холма то один, то другой нетерпеливый драгун высовывается, и их невозможно не заметить. Турок, усмехнувшись горделиво, спросил:

– Что ты хочешь?

– Предлагаю разъехаться с миром. Обещаю, что мы не сделаем по вашему каравану ни единого выстрела.

Конец ознакомительного фрагмента.