Стрекозка Горгона. Зимние квартиры
Шрифт:
Готовился новый поход: не для атаки на неприятеля, а для обозрения местности и составления карт, то есть для разведки, на запад. В качестве провожатых шёл отряд серба Цветко Кондовича. Командиры просили помочь мужчин-болгар, живших в Праводах, они местные, должны здешние пути-дорожки лучше знать, чем пришедшие с той стороны Дуная партизаны-пандуры. Увы, крестьяне смелостью не отличались. Долго совещались меж собой, наконец, пришёл отец Милки, Димитр, и обречённо сообщил, что согласен быть проводником.
Когда Димитр ушёл, граф Звегливцев высказался недовольно:
– Не могу понять этого
– Помогают, в отряде Цветко есть три болгарина, – напомнил Петров.
–Только три! А в Болгарии отряд мог бы состоять из одних болгар. Поднялись бы все, так и освободили б свою землю от ига османского. Валахи, сербы, греки бунтовали, а болгары нет?
– Не всё так просто, господа, не всё так просто, – мрачно покачал головой Петров. – Когда греки с валахами взбунтовались, болгары хотели помочь, делегатов к Ипсиланти отправляли. А тот от их помощи отказался, причём разговор с ними вёл прямо на площади, прилюдно. Как только те люди обратно через Дунай переправились, турки их схватили и обезглавили. Казнили не только делегатов, а и других болгар, коих заподозрили. Так что крестьянам есть из-за чего от страха трястись.
– Князь Ипсиланти не мог так поступить! – не желал верить Звегливцев. – Он же боролся против турок!
– А было именно так! – жёстко ответил подполковник. – С пандурами поговорите, они и не такое поведают. Видать, Ипсиланти мнилось, что для князя понизко с мужиками речи вести.
– Почему с мужиками? – не понял Звегливцев.
Объяснение он получил от капитана Бегичева:
– А Вы не замечали, что среди болгар нет дворянства? У других народов есть князья и бояре, а у болгар – лишь крестьяне да ремесленники.
– Постой, постой… – Лужницкий уставился на Бегичева изумлённо, как учёные из Сиракуз на Архимеда, когда тот к ним с криком «Эврика!» к ним прибежал. – А ведь точно! Нет не то что князей, а даже дворян захудалых… Я и не обращал внимания… А у греков князь на князе сидит, князем погоняет. Вы думаете, Анисим Пахомович, князь Ипсиланти мог счесть недостойным себя вести переговоры с мужиками?
– Что он счёл, не знаю и гадать не хочу, – сказал, как отрезал, Петров. – Бог ему судья. Однако поручик Владимиреску, что в Бухаресте восстание поднял, тоже по приказу Ипсиланти казнён…
– Ну-у, казнь Владимиреску, по крайней мере, объяснить можно, – задумчиво протянул Лужницкий. – Валахи ж не против турок бунт подняли, а против грека – господаря, который у них общинную землю отнял… А почему Ипсиланти с болгарами разговаривать не стал, непонятно. Неразумно, как минимум…
Бывшие кадеты восхищались князем Александром Ипсиланти, чтили его как самоотверженного героя, не щадившего живота ради свободы своего народа. Сейчас были в полном недоумении. Как?! Кумир, на которого молодые офицеры чуть не молились, оказался запачканным… Храбрый благородный князь казнил другого предводителя восстания? И он же был виновен в смерти болгар-делегатов? Это никак не укладывалось в головах и душах молодых офицеров.
Глава 5
В походы, целью которых были сражения, Татьяну не брали. Серж отговаривался:
– Представь, что скажут, если ты за мной и в бой последуешь? Что я без женского присмотра ни на что не гожусь?
Серж опасался таких намёков напрасно. Когда офицеры возвращались домой и обсуждали дело», в коем участвовали, капитан Бегичев поручика Лапина нередко в пример другим ставил. И всё ж приходилось соглашаться. А на этот раз Таня не видела причин в городе оставаться, Кало её поддержал.
Выступили засветло. Два эскадрона и батальон егерей. Чтобы не слишком задерживаться из-за съёмки местности, бывшие кадеты, офицеры из остающихся в городе эскадронов, тоже были причислены к отряду. Егерями командовал капитан Корнилевич, всем отрядом – подполковник Петров. Повозок не взяли, поклажу везли на вьючных лошадях.
На равнине снег был неглубок, а в лесу дорога переметена сильно. Болгары сетовали, что такие снега и мороз, как нынче, у них редкость, это русские с собой суровую зиму принесли. В первый день шли споро. А когда миновали знакомые места, скорость упала: офицеры-топографы достали планшеты, карандаши, стали вычерчивать карты. Возле них крутились молодые офицеры-пехотинцы, любопытствовали, как это делается. Хорошо образованных офицеров в армии не хватало, в пехоте служило много таких, что получили чин лишь благодаря званию дворянина. Изучать военные науки им приходилось уже в строю, перенимая знания и навыки от старших товарищей и офицеров, коим повезло учиться в кадетских корпусах.
В лабиринте из ущелий, холмов, горных дефиле, лесных троп без проводников легко бы заплутали. Тем более что дорога и на дорогу-то не везде похожа, местами сужалась так, что между засыпанными снегом большими камнями лошади могли пройти по одной, гуськом. Петров, объезжая очередной валун, удовлетворённо подметил:
– Та-а-ак! Артиллерию не протащить!
Унтер, следующий за ним, переспросил:
– Разве нам сюда наступать? Царьград-от в другой стороне!
– Куда наступать – решать не мне! – негромко ответил подполковник. – А знать, откуда турки с пушками могут прийти, откуда без них, полезно.
Таня ловила на себе взгляды пандур, один из них постоянно крутился рядом. Смуглый, кареглазый, одетый по-турецки в облегающий фигуру сюртук и широченные шаровары, на вид ему можно дать и двадцать пять, и тридцать пять лет. Таня у него поинтересовалась, как называется одно дерево, другое, удивилась правильной русской речи.
– Я в России пять лет жил, – объяснил тот. – В отряде покойного Владимиреску воевал. Когда турки нас разгромили, пришлось скрываться.
В тёмной глубине обращённых на юную женщину глаз таились отсветы затаённой тоски, казалось, что пандур ищет знакомые черты.
– Вы смотрите так, словно я кого-то напоминаю, – заметила она.
– Да, госпожа, – печально вздохнул молодой человек. – Девушку, которая осталась в Сербии, такую ж тоненькую и большеглазую, как Вы.
– Вы – серб?
Спутник кивнул утвердительно, добавил:
– Меня на родине тюрьма ждёт, я турка одного избил крепко… Пришлось уехать.
– А что с девушкой?
– Вышла замуж… Не думайте, я не виню её… Если б дома остался, она бы моей стала… – он снова грустно вздохнул. – Мне брат сообщил, что она своего сына назвала Любомиром, как и меня. Значит, помнит…