Стрелы памяти
Шрифт:
– Добро! А ты собери мне с собой чего там. Я на дальние низины нынче пойду.
Федор, подвернув штаны до колен, легко и уверенно побежал к речке. Только коня там и не бывало. Трава вся в росе, следом не тронута. Кинулся Федор к лесу, и там следов не видать.
– Бу-лат-ка! Бу-у-ула-а-ат! – кричал Федор. – Фью-ю-ють, фью-ю-ють! – свистел он пронзительно сквозь пальцы.
Вспорхнули над лесной просекой напуганные птицы. Затаив на миг дыхание, прислушался Федор к звукам леса, не хрустнет ли какая ветка под копытами загулявшего жеребца. Никого! Не обращая внимания на крапиву и мелкий кустарник, Федор побежал
– Да куда ж ты, Булатка мой, ушел? Никогда не было такого! – сказал он вслух, запыхавшись, выкарабкиваясь по песчаному отвесному склону. Оглядевшись вокруг, решил добежать до соседей, узнать, не видал ли кто его коня. – Вот и сходил в низины пораньше, покосил! – с досадой на бегу проговорил Федор. – Куда ж ты подевался-то? Далеко уйти не мог, спутан был. Что-то тут неладно! Надо народ поднимать, – решил кузнец.
Дойдя размашистым шагом до соседского шалаша, Федор увидел там ребятишек да глухого старика, который за ними приглядывал. Какой спрос с полуслепого и глухого? Решил Федор, не мешкая, пока роса, добежать до того места, где он два дня назад заночевал. Вдруг конь туда ушел?
Все утро Федор искал своего красавца Булатку, да не нашел. Роса спала, солнце поднялось, косить уж и толку нет. Все соседи-косари собрались к Федору на совет. Кто предлагал в соседние хутора и деревни сходить, людей поспрашивать, кто – к приставу ехать в уезд.
– А можа, в воскресенье на базар дойтить, там походить да поспрошать? Можа, цыгане орудуют опять, как надысь бывало, – сказал тихонько старик, слушавший разговор, приложив ладонь к уху.
– И вправду, давай, Федор, на базар с утра в воскресенье. Глядишь, ослыхнется чего. А потом уж и к приставу можно. Вишь, цыгане, говорят, намедни табором за лесом стояли. А где они щас, один Бог ведает. Коль надо будет, я с тобой пойду, – уверенно сказал старший брат Федора – Илья. – А не найдется Булатка – бери мою кобылу своей в помощь. Потом по-братски рассчитаемся. Все равно молодой жеребец твой в упряжи не был, сноровки в работе не имел.
– Ну, айдате, мужики, покос ждать не будет!
На том и разошлись.
Тем временем норовистый конь Булат был уже под сильной рукой нового хозяина – Шандора. Недолго он противился. Шепоток Петши сработал. Что он нашептывал коню на ухо, одни бесы знают, только стал Булат послушным да ласковым. Долго они шли по лесу, слышал Булатка, как ветки под его ногами хрустят на лесной тропе. Чувствовал нутром, что и зверь недалёко. Но был он спокоен и покладист, вручив свою жизнь этим, пахнущим табаком и сыромятной кожей, людям.
– Эй, ромалэ, те авес бахтале (здоровья вам)! Какого красавца ведете! – прозвучало из-за кустарника. – Вот радости будет баро! Такого доброго коня давно я не встречал! – с трудом пробираясь сквозь кусты ежевики, сказал Йоно, прозванный в таборе Старым Лисом. Даже прищур его хитрых глаз не смог скрыть завистливого взгляда.
– Те авес бахтало, катар авес (здравствуй, откуда идешь), Йоно? – поздоровался Шандор. – Давно в таборе был? Нет ли кого чужих?
– Все как надо в таборе, ромалэ, все как надо. Вчера к баро старый джут (еврей) приехал. Барвало джут (богатый еврей)! Хочет пару коней прикупить. – Йоно подошел к коню и хотел его потрепать по холке. – Ох, красавец! Молодой конь – хорошая добыча!
Булат, почуяв опасность, дернул головой и вмиг встал на дыбы. Петша, с трудом удержав коня, опять начал ворковать с ним и гладить его по морде.
– Норовистый, лихой конь! Не ходил бы ты пока, Шандор, в табор с таким конем. Увидит старый джут – выпросит у баро, придется тебе отдать жеребца, – выжидающе, хитро глядя на молодого цыгана, процедил сквозь зубы Старый Лис.
– А-ха-ха! Не пугай меня, ром, не учи обманывать от ца, – сказал Шандор, рассмеявшись в лицо старому интригану. – Идем, Петша.
– На йав дылыно (не глупи), Шандор! Вот увидишь, что твой старый дядя Йоно был прав! Если сам не отдашь, хитростью заберет джут твоего коня. Там, где джут прошел, цыган голодным сидит, – скороговоркой прохрипел старый цыган и снова исчез в густом кустарнике.
Табор в лучах утреннего света пестрел кибитками, яркими шатрами и дымящимися кострами. Женщины собирались на базар, ребятишки весело бегали друг за другом. Издали доносился громкий крик младенца. Старая цыганка-знахарка Зара, принявшая тяжелые роды, сидела возле шатра роженицы, протирая свои руки остывшей за ночь золой, и что-то бормотала. Затем она встала, вознесла руки к небу и трижды наотмашь бросила золу по ветру.
Шандор и Петша, недолго понаблюдав за происходящим, уверенными шагами направились к самому большому шатру.
– Здоровья и силы тебе, отец! – сказал Шандор вышедшему навстречу из шатра крепкого телосложения пожилому цыгану. – Смотри, какого я коня привел.
– Мир вам, ромалэ! Хорош! Хорош! – проверяя зубы, копыта и по-хозяйски осматривая добычу сына, одобрил барон.
– Вороной, удалой! Козырной конь! В седле не ходил, повозки не возил! Земли не пахал, хвостом, гривой махал! – скороговоркой, нараспев расхваливал жеребца довольный собой и другом Петша.
– Обучай, Шандор, под себя удальца! С ним кроме тебя никто не справится, – сказал отец, похлопав сына по плечу. – А ты, Петша, приходи ко мне вечером, дело есть для тебя, – тихо проговорил барон, слегка повернув голову в сторону гостевого шатра. Ветерок играючи тронул седые его кудри, будто намекая на важное дело.
Петша, погладив ласково коня и поцеловав его в морду, довольно подмигнул Шандору.
– Джан, ромалэ! Джан! – Барон торопливо махнул руками в противоположную сторону давая понять, что нужно поскорее уйти с конем подальше от этого места.
– Эх, был бы я годков на двадцать помоложе, я бы и сам его обучил, – сказал Петша. – Надо его к реке отвести, страх с него смыть. Пусть забудет прошлую жизнь. Теперь он твой друг, твои глаза и твои ноги! Давно я хотел отблагодарить тебя, брат. Если бы не ты, сидеть бы мне в кутузке! Ну а теперь моя душа поет! Рад, что тебе пригодился.
– Пусть поет твоя душа, Петша! Пусть она никогда не заплачет от горя. Вот давно хочу спросить тебя, что ты шепчешь коню? Научи меня.
– Скажу тебе, брат! Я говорю коню, что он сильнее ветра, ласковее солнца, нежнее шелка его грива, крепче гранита его копыта! Говорю, что ему на воле стрелой летать, воздух рассекать! На дыбы вставать – до луны доставать… Много чего говорю я коню, говорю, что водой родниковой напою, чистым овсом накормлю, с яхонтами сбрую подарю, в гриву шелковые ленты вплету… Краше его никому не бывать! Друга вернее хозяина вовек не сыскать! Так говорю.